— А я сделаю всё, что смогу, чтобы помочь вам это осуществить, мистер Кантрелл. Но…

— Я не хочу слышать никаких “но”.

— Но пожалуйста… просто знайте, что могут быть сложности. Я восхищаюсь вашей решимостью. Думаю, она вам поможет. Я определённо надеюсь, что поможет.

— Вы позвоните нам, как только услышите ответ от этой женщины?

— Конечно.

Она проводила нас к главному входу, где мы попрощались с Тони.

Веди себя хорошо, — прожестикулировал я ему.

Вы… не остаётесь?

Мы не можем, сладкий.

Пожалуйста?

Мне жаль.

Пожалуйста?

Я взял его руку в свою, начертил круг на его ладони, посмотрел на него и улыбнулся. Он не смотрел на меня, а смотрел на свою руку, будто ожидая, что я сделаю это снова. Так что я повторил, и ещё несколько раз после этого. Затем указал на него пальцем.

Ты, — прожестикулировал я. — Будь хорошим мальчиком. Мы скоро придём с тобой повидаться. Хорошо?

Он ничего не сказал.

Мы любим тебя, сладкий. Обнимешь меня?

Он позволил себе упасть в мои объятия, тихо рыдая мне в шею.

Мне хотелось взять его на руки и унести отсюда.

Когда он отстранился, я нежно стёр слёзы с его щёк и улыбнулся ему, надеясь подбодрить. Он смотрел на меня, его голубые глаза были полны несчастья. Они хотели что-то сказать, эти глаза, но он, кажется, не мог найти мужества или слов. Казалось, я, наконец, видел маленького мальчика внутри, потерянного в мире, которым было его маленькое тело и хреновая жизнь.

Мы скоро с тобой увидимся. Веди себя хорошо, договорились?

Он закусил губу и отвернулся, пока Хизер сопровождала его обратно в комнату.

В тот вечер я закрыл дверь в нашу комнату и повернул ключ в замке.

— Оу? — произнёс Джексон, приподнимая бровь.

— Тебе пора раздеваться, Ледбеттер.

— И почему это?

— Можно подумать, что после девяти лет поцелуев с одним и тем же чуваком меня это достало, но… ну, я должен признать, что ты вроде как милый.

— Вроде как?

— Я знаю, ты постоянно тренируешься, но именно это и нужно делать, чтобы твой мужчина оставался удовлетворённым. Что ж… Большой папочка нуждается в удовлетворении, Ледбеттер. Что у тебя есть?

— Я покажу тебе, что у меня есть.

— Девять лет, — повторил я. — Это как есть Чикен МакНаггетс девять лет, или ванильный пуддинг, или шоколадные коктейли из «Соника». Можно подумать, к этому времени тебя бы от них тошнило… В смысле, если бы мне пришлось есть Чикен МакНаггетс…

— Ох, ради Бога!

— Мы делаем это не ради Бога. Только ради старого доброго меня. И Большой Папочка оторвётся — тебе нужно раздеться и лечь в ту кровать, Ледбеттер. Надеюсь, ты привёз достаточно смазки.

— И что ты будешь делать со всей этой смазкой? — спросил он, снимая фланелевую рубашку и показывая мне себя.

— Ты узнаешь первым.

— Правда?

— Я не шучу.

— Я уже начинал думать, что ты забыл, как это.

— Прошло время.

— Прошло? Действительно прошло? Я рад, что ты заметил, Кантрелл!

— Я думаю, ты немного преувеличиваешь.

Он снял штаны, прошлёпал по полу в сексуальном нижнем белье. Он состоял в каком-то клубе нижнего белья месяца или типа того, и пока мне нравилось быть бережливым и осторожным, я не спорил об этой конкретной поблажке.

Он соблазнительно прижался ко мне своим подтянутым телом и уткнулся носом в мою шею.

— Прости, в последнее время я не слишком умел веселиться.

— Всё хорошо, — ответил он, потираясь о меня. — До тех пор, пока огонь не погас.

— Для тебя огонь не потухнет никогда, Ледбеттер, — сказал я, мягко толкая его назад, пока он не упал на кровать. Я упал на него сверху.

— Это обещание? — спросил он, расстёгивая мою рубашку.

— Я в некотором роде предан одному человеку. Кроме тех случаев, когда это не так.

— Не корми меня этой чепухой. Ты даже не посмотрел бы на другого мужчину.

— А вот и посмотрел бы!

— Нет, не посмотрел бы, потому что тогда я не сделал бы…

После этого он замолчал, потому что его рот был занят.

Было около двух часов утра, когда Джексон проснулся и обнаружил меня у окна, пока я смотрел на улицу и плакал.

— Вилли?

Я услышал, как он шлёпает по полу, подходя ко мне сзади. Он обвил меня руками, устроил подбородок на моём плече.

Я ничего не говорил, вытирая глаза, испытывая стыд.

— У тебя снова бо-бо? — спросил он.

— Я так сильно по нему скучаю, Джек.

— Я знаю, сладкий.

— Я не знаю, почему Бог забрал моего маленького мальчика.

— Вилли, не делай этого с собой.

— Если бы я мог просто выяснить, почему… что я сделал не так…

— Ты не сделал ничего неправильного, и ты это знаешь.

— Мама сказала, что Бог забрал его потому, что его просто не должно было быть.

— Вилли…

— Она сказала, что это к лучшему.

— Вилли…

— Как смерть моего мальчика может быть к лучшему?

— Прекрати, Вилли. Твоя мама поступила ужасно, сказав это.

— Что, если она права?

— Она не права, и ты это знаешь. А теперь, почему бы тебе не вернуться в кровать? Здесь холодно.

— Я не могу перестать думать о нём.

— Можешь.

— Я не хочу.

— Но нужно.

— Я не могу заснуть.

— Прими одну из тех таблеток, что тебе дал доктор. Я принесу тебе стакан воды. Давай, Вилли. Медбрат Ледбеттер настаивает, а чего медбрат Ледбеттер хочет, то он и получает.

Он направил меня в сторону кровати, и я сел, в то время как он исчез за дверью, чтобы принести воды. Он наблюдал за приёмом таблетки, заставил меня лечь. Он подоткнул одеяло, будто я был ребёнком.

— Почему ты терпишь меня? — спросил я.

— Не знаю, — ответил он. — Почему мы терпим друг друга? Вот, в чём вопрос. Я бы сказал, что это из-за того, что я люблю тебя, но иногда я не уверен.

— Спасибо тебе.

— Может быть, я просто хочу унаследовать все твои миллионы, раз уж ты знаменитый писатель и всё такое.

Наперекор себе, я не мог не усмехнуться. Как большинство писателей, я был не в состоянии уйти со своей дневной работы. И это Джексон Ледбеттер собирался унаследовать миллионы.

— Я вроде как люблю тебя, знаешь ли, — сказал он, прижимая руку к моей щеке. — Я привязался к тебе. “Мой старик” — мне нравится, как это звучит. Может быть, это фетиш папочки.

— Я не настолько старый!

— Ну, ты не юнец, Вилли Кантрелл. Отрастил себе двойной подбородок, да?

— Не правда!

— Я недавно смотрел на твой зад. Я не знал, что вышел замуж за борца сумо.

— Я не жирный!

— Только то, что у тебя есть складки, не значит, что я тебя не люблю. Просто тебя больше. На твоём животе можно нарисовать полоску и превратить тебя в парковку.

— Заткнись, Ледбеттер!

Он рассмеялся.

— Что? — спросил я.

— Я думал о твоей матери.

— Что с ней не так? — спросил я.

— Я думал о первом разе, когда пришёл туда на обед. Думаю, в тот раз твой дедуля сказал, что она настолько дотошная, что он боится, что она сядет на диван и засосёт все чёртовы вещи в свой зад. Или что-то вроде этого. Я никогда не вспомню всю дрянь, что говорил твой дедушка, но я знаю, что просто сидел там и старался не засмеяться. Я такой: «Вау! Какого чёрта?»

— Я скучаю по деду.

— Он был чокнутым стариком.

— По крайней мере, когда был дед, у меня было такое чувство, что кто-то на моей стороне.

— Мне понадобилось время, чтобы понять это. Он был хорошим.

Он взял меня за руку.

— Вот, что нам нужно делать, Вилли, — тихо произнёс он.

— Что?

— Говорить о Ное. Вспоминать хорошее. Думаю, прямо сейчас он бы говорил тебе, что ты большой-пребольшой тупица.

— Говорил бы, да?

— Конечно. Потому что ты именно такой. И он был таким же, как его папочка, когда дело доходило до того, чтобы говорить всё как есть.