— Я понимаю, я не дура, что сама без тебя я ничего не смогу. — В свете луны сверкнули две дорожки от слез на ее щеках. — Я даже знаю, что кроме тебя этого сделать никто не сможет. И если ты откажешься, я об этом больше не вспомню. Ведь ты же ангел справедливости, а значит справедливость не на моей стороне.
— Дело не в справедливости, а в судьбе. Один умный человек сказал мне — знай, что на то что послала тебе судьба, у тебя хватил сил. Испытания всегда даются нам по силам. Преодолеешь его — и судьба вознаградит тебя. Вот только сдается мне, что судьба послала испытания не тебе, а мне, и в качестве испытания досталась мне ты. Иди спать — справедливость на твоей стороне, а я буду думать.
Марго ни слова не говоря, поклонилась и растворилась в ночи. Хм, что-то новенькое…
Додумался я до того, что пока не прибыли на место и не разведали обстановку — думать не о чем. И вообще я принял решение, а думает пускай Дед — и так кроме как от мыслителя, пользы от него ноль. В разведку днем не пошлешь — чересчур экзотичен и приметен, ночью, даже в сумерках — не видит ни хрена. Да и какой из него шпион, если не понимает ни бельмеса. Я попытался представить Штирлица, который не понимает по немецки — и даже хохотнул от получившейся несуразицы. Значит, будем учить птица языкам через гипноз, как и рыжую, а она пускай оттачивает его умения. Мотивация у Марго нешутейная и с живого она с него не слезет — так что прости Дед, но инициатива должна быть наказуема. Еще подумал — неплохо бы иметь разрывные стрелы как у Рембо, на этом и заснул. Снился мне женский монастырь, почему-то один в один похожий на общагу медучилища, где я пытался незаметно ускользнуть от Марго и Деда, чтоб оторваться по полной в одной из двухместных келий. Но только общение с «сестрами» переходило в горизонтальную плоскость, как опять появлялись эти двое. Проснулся из-за этого злой, но немного подумав, мысленно поблагодарил компаньонов за сухие штаны, которые их стараньями не подверглись последствиям поллюций.
Подошедший Зафар заверил, что еще до обеда должны пришвартоваться и что до вечера успеем разгрузиться и отойти от причала, так что достаточно будет платы портовым властям за неполный день. Следующей ко мне подскочила рыжая — надо же, без моей побудки встала чуть свет. Тяжело вздохнув, я сказал, что думал всю ночь и я согласен. Завизжавшая от восторга Марго перепугала кормчих, и замерла когда увидела мое помрачневшее лицо.
— Но без помощи птицы нам не обойтись. — Еще раз тяжело вздохнув я продолжил. — Только вот без знания латыни и арабского она нам бесполезна. Меня она слушать не будет, так что вся надежда только на тебя, и учти — она очень ленивая. Но что еще хуже, принуждать ее нельзя, если обидится — быть беде. Единственно чего она боится — это женских слез, но это секрет.
По уверенному и повеселевшему взгляду Марго я понял, что пролить ведро слез для нее не проблема, и что Дед крепко попал, а я на некоторое время свободен от навязчивых идей этой парочки. Градус настроения сразу подскочил до отметки «прекрасно», пока всю душу не вымотали портовые мытари, затем держатель склада, куда временно определили наш груз — кроме заветных сундучков, конечно. Потом устройство всей нашей компании в караван-сарае, поиск надежного каравана до Александрии, торг с караван-баши…. Как же мне не хватало дяди! А главное, угнетало понимание того, что пока я не подберу себе надежного администратора, все это и еще куча разной изматывающей мелочевки будет лежать на моих плечах.
Про караванное путешествие до Александрии стоит рассказать лишь то, что это утомительное и изматывающее занятие. Когда закончились орошаемые Нилом участки пути, началась настоящая пустыня — нам не встретилось ни одного деревца или кустика, сплошные горы и пески. Мы брели по вьющимся дорогам, хотя «дорога» это сказано очень громко — сплошные холмы и горы. К вечеру останавливались на ночлег в каком нибудь стойбище или деревне. Память Искандера подсказывала, что эти стойбища временные и существуют, пока не иссохнут колодцы, дающие возможность выжить кучке людей в этой агрессивной среде. А когда колодцы начинают иссякать, берут верблюда, которого не поят целый месяц. Затем его водят по пустыне в поисках воды, Изнывающий от жажды верблюд начинает чувствовать ее на много метров вниз, обессиленный он ложится и начинает рыть в том месте землю. После чего все мужчины деревни приходят на это место и копают там колодец. Вот так и живут посреди безжизненной пустыни из века в век, снабжая караваны водой, ночлегом и не зная другой доли.
И вот наконец-то Александрия! Здравствуй, мой старый новый дом, моя шикарная вилла на средиземноморском побережье. Тенистый фруктовый сад с беседками, утопающими в цветах, и мозаичными фонтанами. Хоть и появился я без предупреждения, все кругом сияло чистотой, везде чувствовался идеальный порядок — да, у моего мажордома не забалуешь. Салех по-военному выстроил дворню у входа в дом, четко доложил, что за время моего отсутствия моего присутствия замечено не было, и бла-бла-бла. Когда он закончил, я чуть было не дал команду «вольно», но вовремя остановился. В ответной речи я высоко оценил его заслуги перед отечеством в целом и как великолепного управленца в частности. И в качестве подарка вручил ему саблю бывшего пиратского капитана. Мне она была не по руке, и с моей точки зрения все было в ней чересчур, — слишком изогнут клинок, слишком аляписта и неудобна рукоять, тяжелые парадные ножны. Я едва не пожалел о своем подарке, старик побагровел так, что я думал его хватит удар — но к счастью, все обошлось. Моего мажордома в ближайшее время ожидает много работы, так пусть видит, что его труд ценят. Едва распустили дворню, как ко мне подошел Касим. За прошедшие девять месяцев парень раздался в плечах, кожа на голове и лице полностью зажила, превратившись в неравномерно загоревшее переплетение шрамов. Волосы полностью отсутствовали, а от ушей остались только короткие пеньки. Как себя вести со мной — видимо, тоже изменившимся за время разлуки — Касим не знал, и заметно нервничал. Я раскрыл объятья и в последний момент отскочил в сторону, бросившийся в них друг, не подозревая о моем коварстве, с ходу облапал стоящую за моей спиной, как и положено наложнице, Марго. Та ничего подобного не ожидая, завопила как сирена и влепила плюху незадачливому «насильнику».
— Вай, как же так, правоверные?! — В притворном отчаянии я закрыл ладонями лицо. — Я пригрел этого шайтана на груди, называл его другом! А он в благодарность прилюдно чуть не обесчестил мою наложницу! Как жить дальше?! Вай!
Правоверные ржали, держась за животы, даже рыжая неуверенно улыбалась.
— Ну все, купец, настала пора мне поквитается за все твои шуточки! — Глаза парня светились азартом, а белозубый оскал, казалось, бросал вокруг блики от полуденного светила.
Постояв пару секунд в стойке борцов перед поединком, мы наконец начали душить друг друга в дружеских объятиях. Пока Салех определял на постой прибывшую со мной команду, мы с Касимом уединились в одной из беседок, и я поведал ему — не без некоторых купюр, конечно — историю нашего путешествия. Как горели его глаза, как переживал он, что не смог вместе со мной пережить все эти приключения — на что я напомнил ему, что пережить эти приключения кроме меня смог лишь дядя. А нас с ним ожидают такие приключения, что мало никому не покажется.
— Ты не отказался от идеи хорошенько проучить византийцев? — По напряженному голосу стало понятно, что эта тема парня очень волнует. — Ты и вправду думаешь, что можешь создать флот и наравне сражаться с их дромонами?
— Чтоб успешно топить их дромоны — не нужен флот, но для начала я собираюсь проучить главнокомандующего флотом Византии, а ныне почти императора, по приказу которого мы пострадали.