– Ботиночки тебе! – рычал охранник, пиная грабителя по голове. – Совсем, уроды, оборзели!

Только через несколько секунд до Красевича дошло, что говорил охранник по-русски.

– Теперь что, полицию ждать? – спросил он, не горя желанием пересекаться с местными правоохранителями.

– Да нахрена они легавым? Щас команду вызову, будем сук у пристани топить.

Вернувшись на квартиру, Красевич поведал о своих приключениях да занялся изучением трофейного пистолета. Оружие оказалось, мягко говоря, в плачевном виде – давно не чищенное, исцарапанное, с изношенными деталями. Обойма почти пуста – всего три патрона, четвёртый в патроннике. В общем, радости трофей не вызывал…

Существование клуба Кочевник взял на заметку, не отметая возможности собственного участия в боях. Само по себе, выживание в Фалонте для их троицы было задачей второстепенной, сопутствующей основной. А главных задач, поставленных перед ними Красновым, было две. Номер один – выявить способ легального обзаведения удостоверяющими личность документами, например паспортами. На инструктаже Пётр Викторович сделал упор на легальность. Задача номер два – отслеживание всех странных происшествий, необъяснимых явлений, бредовых слухов и тому подобного.

Задачи поставлены, цели ясны, но результата – пшик. Почти три недели – и ничего. Фалонт, как первичный пункт оперативной базы, был выбран не только как место, где иностранец не вызовет подозрения, но и по причине особых местных обычаев и обособленного от остальной Сокары законодательства. Разумеется, общесокарские законы работали здесь исправно, но в этом портовом городе существовали особый миграционный режим и ряд локальных законов о статусе граждан и не граждан, и о правах личности. Например, при устройстве на работу, покупке средства передвижения или поселении в гостинице спрашивать документы никому в голову не придёт. Хочется, скажем, купить автомобиль – пожалуйста, выложил в автосалоне наличность или перевёл через банк, и сразу езжай на все четыре стороны. Ни паспорт ваш никому не нужен, потому что и регистрировать машину никто не будет, ни прав у вас никто не спросит, потому что на Темискире до них пока не додумались. Но ценность этих преимуществ постепенно померкла, когда выяснилось то, что установить, находясь на борту 'Реликта', было не возможно. А именно – сложность и запутанность делопроизводства, чудовищная громоздкость и неповоротливость бюрократического аппарата. В итоге, если исполнить весь длинный перечень обязательных условий, необходимых для подачи документов на гражданство, то ждать оного можно и пять лет, и семь, и более. А ещё документы могут потеряться. А если вникнуть в сокарское законодательство по серьезному, то можно убедиться, насколько оно пропитано ксенофобией. Как пример – иностранцам запрещено селиться дальше пятидесятикилометровой зоны от городской черты Фалонта. Вот и сатанел потихоньку Кочевник, выясняя премудрости местного крючкотворства.

Что же касательно второй задачи, то и здесь ничего. Полная тишина. Все эти таинственные случайности, загадочные и необъяснимые происшествия, которые молва обычно списывает на проявление потусторонних сил или относит к байкам и небылицам, в общем, все эти непонятности, которые пыталась обнаружить группа Кочевника, служили косвенными признаками наличия рунхов. Особенно, если идёт серия подобных происшествий. Оракул, пользуясь служебным положением в своей газете, изучал её архивы, носился по городу и вынюхивал 'дешёвые сенсации'. Красевич и Кочевник внимали фольклору и побасенкам землекопов, портовых грузчиков и прочих работяг, с которыми они шабашили. Вечерами посещали бары, закусочные, пивные, где потихоньку накачивались хорошей и не очень выпивкой, затевали разговоры, заводили знакомства и просто провоцировали словоохотливость окружающих. Как недавно узнал Кочевник, даже Комета регулярно наведывалась в центральную библиотеку, где изучала подборки старых фалонтских, впрочем, не только фалонтских газет. И пока ничего. Скоро три недели, а результата всё нет. Фалонт, судя по всему, был чист. Или, как вариант, чужакам в городе незачем было активизироваться.

Поэтому, когда Кочевник не торопясь опустошал бокал в пивной, настроение его было препаршивым. Пиво здесь было хорошее, но дороговатое – даблер и сорок соренсов. Музыкальный автомат по третьему кругу крутил доставшую песню, за заляпанными столиками гомонили сгруппированные по профессиональной принадлежности компании, где-то в углу периодически ржала как кобыла потасканная девица. И над всем этим пивной дух и дым коромыслом. И не сразу его внимание привлёк развесёлый моряк, втолковывающий радужные перспективы своим дружкам за соседним столиком.

– …говорю же, дело верное. Подумаешь, каботажный флот! Моран и Леврон в ус не дуют. Да за два месяца я куплю чёртов аргивейский паспорт и плевал я на эту дыру! Консульскую таксу все знают. Мне это сокарское дерьмо – во где!!!

Вот оно! Кочевник застыл, так и не донеся бокала к губам. Эх, морячок, морячок, где ж ты раньше был? Стало быть, в Фалонте есть аргивейское консульство, о чём Кочевник до сего момента не знал. Стало быть, в консульстве можно купить аргивейское гражданство. Нонсенс! Просто в голове не укладывается. Да и кому он нужен, паспорт оккупированного государства? Правительство в изгнании – это понятно. Посольский корпус, заграничное имущество и эмигранты – это тоже понятно. Но какой смысл продавать паспорта? Надо бы всё это проверить. Правда – не правда, но хоть что-то. Кочевник отхлебнул пива, его настроение начало улучшаться.

Леонель Фабрегас не отличался щепетильностью методов. Вообще-то он был большой сволочью и за это партнёры за глаза называли его не иначе как канальей. То, как его называли, Фабрегаса ничуть не трогало, к своему прозвищу, намертво приклеившемуся в Фалонте, он относился философски. Естественно, назвать канальей босса одной из крупных фалонтских группировок, контролирующего городской юг, часть центра и имеющего долю в проходящей через порт контрабанде, мог далеко не каждый. Многим и в голову бы такое не пришло, за длинный-то язык можно и поплатиться. Ведь помимо неразборчивости в методах, он отличался и взрывным темпераментом.

В криминальных кругах города он был фигурой влиятельной и достиг своего положения для многих не заметно, как-то даже через чур быстро по местным меркам, всего-то тринадцать лет назад прибыв в Фалонт. А начинал молодой Леонель свой 'трудовой' путь мелким сбытчиком веселящей травки на улицах провинциального города Евангелисты в Великом Герцогстве Арагонском. В те годы он был обычной мелкой шушерой по кличке 'el gusano', то бишь червяк, и ни о каких перспективах карьерного роста даже не задумывался. Потом его сцапала полиция, когда он по глупости стал наведываться в скверики евангелистского университета, где не мало училось дворянских отпрысков. Жадность сыграла с ним плохую шутку, но в последствии та же жадность определила его дальнейшие успехи за океаном. Срок он получил по арагонским законам не суровый – всего-то шесть лет. Тюрьма, в которой Леонель заработал язву, в корне переродила его. За шесть лет, проведённых в душных вонючих стенах в атмосфере всеобщей вражды, когда зачастую многое решают кулаки и несгибаемая воля, Червь приобрел много полезных качеств и навыков. А выйдя на волю, он был примечен серьёзными людьми. Начал с сутенёра, а позже переквалифицировался в контрабандиста. Налаженная жизнь продлилась не долго, очень скоро в провинции настали чёрные времена.

Дело в том, что в Великом Герцогстве формой государственного устройства был неофеодализм. Нет конечно, никаких земельно-приписанных крестьян там не существует, как не существует и многого другого, свойственного классическому феодализму. В Великом Герцогстве контроль в провинциях осуществляется родовой аристократией и сводится к административно-экономическому управлению и собственному судопроизводству. Права нобилитета обширны – собственная полиция, владения большей частью земель, на которых 'сидят' свободные земледелы-арендаторы или промышленники, преимущества в занятии должностей, и наконец, не всегда понятные иностранцам дворянские вольности. Однако же, наряду с частной полицией существует и коронная, подчинённая самому великому герцогу. Так вот, чёрные времена для Фабрегаса и его подельщиков наступили в день кончины старого маркиза. Старик был бездетен и Евангелисту вместе с прилегающими землями наследовал его племянник. Около полугода молодой маркиз ничем себя не проявлял, потом разразилась буря. Сперва должностей, а то и голов, лишились многие полицейские чины. После было объявлено чрезвычайное положение, что лишило заработка адвокатов, отменило судебное дознание и послужило сигналом к широкомасштабным облавам. Потом за городом начали строить виселицы. Наблюдая все это, Фабрегас раздумывал не долго. Он прикарманил грозившие вот-вот стать бесхозными деньги (а сумма вышла кругленькая), и первым же судном смылся в Фалонт…