Алексей Мысловский

Операция «Анастасия»

Часть первая

Человек в перекрестье прицела снайперской винтовки невозмутимо улыбался. Очевидно, по обыкновению рассказывал гостям какой-нибудь русский анекдот.

Он не знал, что это была последняя минута его жизни. Что спустя миг, вслед за всполохом фотовспышки, с простреленной головой он рухнет на руки своих охранников.

Он улыбался…

1

Не может быть!

Едва успев перевернуть страницу, Настя сразу узнала это лицо, эту незабываемую улыбку, вздрогнула и оцепенела.

Заголовок небольшой газетной статьи в зловещей черной рамке гласил: «СМЕРТЬ НА ЛАЗУРНОМ БЕРЕГУ».

Но прочесть ее Насте так и не удалось. Потому что грохочущий поезд метро, в котором она ехала, внезапно провалился в безответную тишину, а лица и фигуры окружавших ее людей расплылись и стали сплошным туманом…

Она пришла в себя от какого-то резкого солоновато-мятного запаха, глубоко вздохнула и поморщилась. Она сидела на широкой гладкой скамье посредине какой-то станции метро; мимо сплошным потоком двигалась плотная равнодушная толпа и с грохотом проносились поезда.

— Ну, слава Богу… — произнес рядом с нею незнакомый женский голос. — Вам лучше?

Бок о бок с Настей, мягко обнимая ее за плечи, сидела незнакомая пожилая женщина; ее приятное интеллигентное лицо выражало неподдельную озабоченность.

— Как же вы меня напугали, голубушка, — вздохнула она. — Сидели себе, спокойно читали газету. И вдруг — обморок! Давайте-ка я вас еще разотру.

Мазнув пальцем из крохотной жестянки резко пахнущий вьетнамский бальзам, незнакомка осторожно натерла Насте виски и середину лба.

— Вы не беременны? — тихо спросила она.

Настя отрицательно покачала головой. Ощущая непривычные головокружение и слабость, отрешенно убрала со лба выбившуюся из-под шляпки волнистую русую прядь.

— Спасибо… Спасибо вам… Извините… Мне уже лучше… На работу надо… — и, туманно взглянув на незнакомку, спросила: — Это какая станция?

— «Бауманская», — ответила женщина, настороженно на нее глядя.

— Хорошо… — тихо сказала Настя. — Значит, я уже приехала.

— Вот, возьмите, милая, на всякий случай. «Золотая звезда» — лучшее средство от обморока и головной боли. По себе знаю.

Разжав пальцы, которыми Настя машинально прижимала к животу злосчастную газету, незнакомка настоятельно вложила ей в ладонь красную коробочку с бальзамом. Затем встала и, недоверчиво взглянув на Настю сверху вниз, произнесла:

— Поезжайте-ка вы, голубушка, домой. Работа не волк — в лес не убежит. Ну, Господь с вами…

Ободряюще улыбнувшись Насте, незнакомка смешалась с толпой и исчезла в переполненном вагоне, в последний раз бросив на нее через плечо озабоченный взгляд. Громыхнули сомкнувшиеся двери. Поезд с грохотом и воем умчался в тоннель.

Настя неуверенно встала и направилась к выходу, слепо пробираясь через наэлектризованную спешкой и собственным многолюдством толпу.

На улице моросило. Влажно шелестели шинами проносившиеся мимо автомобили.

Вдохнув полной грудью стылый ноябрьский воздух, Настя на мгновение закрыла глаза. От метро ей предстояло пройти два квартала узкой старинной улицы, застроенной запущенными и невзрачными домами.

Обычно она преодолевала это расстояние самое большее за десять минут. Но теперь время для нее будто остановилось, перестало существовать с того самого момента, как взорвалось на белой газетной полосе перед ее взглядом страшное черное слово «СМЕРТЬ».

Лишь на полпути, наконец ощутив на лице пронзительные ледяные капли, Настя сообразила, что надо раскрыть зонт. Она едва не высадила себе глаз затаившейся коварной спицей — в другое время это происшествие вызвало бы у нее очередную вспышку неприязни к мужу: никак не найдет времени починить ее единственный зонтик, и это при его-то ничегонеделании! Но сейчас происшествие с зонтиком никак не задело ее сознания; она продолжала медленно шагать по старинной улице — отрешенно и бездумно, как автомат.

Если бы Настя была в состоянии анализировать свои ощущения, она сказала бы, что чувствует себя как человек, из которого внезапно вынули живую душу. Как ребенок, у которого отняли безвозвратно, навеки единственную мечту.

Целый месяц после возвращения из круиза Настя прожила в каком-то ею самой придуманном мире — светлом и радостном, как и ее недавнее путешествие. До чего же все в этом мире было непохоже на ее серые московские будни!

И вот этот мир рухнул. Вздрогнул и рассеялся, словно дым, от одного дуновения перевернутой ею газетной страницы. Ах, зачем она купила эту проклятую газету?!

Она и купила-то ее случайно, почти бездумно — как и происходит большинство тех незначительных и не осознаваемых вначале действий, которые потом влекут за собой необратимые последствия.

…Собираясь поутру на работу, она опять поссорилась с мужем. Повод, как всегда, оказался самым заурядным. В суматохе Настя оставила на его письменном столе горячие щипцы для завивки волос. В сущности, завиваться ей было ни к чему, потому что Настя носила косу — роскошную, толщиной в руку, которая, делая ее отчасти похожей на девчонку, в то же время придавала ей желанное сходство с прабабушкой, выпускницей Смольного института, чья фотография в старинном паспорту неизменно стояла у Насти на туалетном столике.

Электрическая розетка рядом с этим самым столиком давным-давно не работала. Починить ее муж, естественно, даже не пытался: «В конце концов, я же не электрик, а инженер!» А поскольку завиваться в прихожей, перед стенным зеркалом, было неудобно, Настя временами, несмотря на запрет, украдкой проделывала это в комнате мужа, перед круглым настольным зеркальцем, и, конечно, каждый раз впопыхах забывала раскаленные щипцы поверх его бумаг.

Так произошло и в это утро. Пока Константин принимал свой неизменный утренний душ, Настя мышкой прошмыгнула в его комнату. Ей и нужно-то было всего ничего, несколько мягких штрихов: накрутить на висках и на лбу кокетливо игривые прядки, как у жены Пушкина, такие трогательные и милые. И она уже почти справилась со своей задачей, как вдруг из Настиной комнаты вприпрыжку прибежала проснувшаяся Зайка, повисла на шее у матери и принялась ее целовать.

— Мама! Мамочка, доблае утло!

Злополучную букву «р» эта новоявленная первоклашка по-прежнему не выговаривала. Подхватив на руки дочь, которую она любила так сильно, как только способна была любить, Настя вышла из комнаты мужа, в которой уж раз опрометчиво позабыв скрыть от него следы своего женского легкомыслия. И расплата, как всегда строгая и внушительная, не заставила себя ждать.

Настя уже заканчивала собирать Зайку в школу, когда в ее комнату, холодно кашлянув, вошел Константин. Неприступный, даже отчасти надменный, с мокрыми, тщательно зачесанными назад седеющими волосами, с ухоженной интеллигентской бородкой, в барственно роскошном домашнем халате, который Настя привезла ему в подарок из Греции, — ни дать, ни взять — домашний богдыхан, ее господин и повелитель. Но уж кто-кто, а Настя прекрасно знала, что несмотря на все это величие на макушке у «богдыхана» все явственнее намечается лысина, а характера нет ни на грош, иначе он уже давно нашел бы наконец работу. Ведь она же нашла!

В это было трудно поверить, но, прожив с мужем восемь полных лет, Настя по-прежнему чувствовала себя рядом с ним как нерадивая ученица в присутствии директора школы. А Константин с самых первых дней не уставал напоминать, что именно он в этой школе директор, и всеми возможными способами поддерживал свой непререкаемый авторитет.

Он был старше ее ровно на тринадцать лет. Насте недавно исполнилось двадцать семь; Константину — сорок. Когда Настя согласилась выйти за него замуж, мама не стала отговаривать ее. Конечно, такая большая разница в возрасте — существенная проблема. Но при наличии обоюдного желания можно с успехом решить любые проблемы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: