— Извини, Света… Я… Так получилось.

— Я-то чего? — небрежно передернула плечами Космачева. — Это старик в гневе, с ним и разбирайся.

— Анастасия Юрьевна, в чем дело? — строго вопросил у нее за спиной выразительный мужской голос.

Конечно, это был Сукачев, молодой, энергичный, чрезвычайно самоуверенный субъект — плейбой, любимец женщин и Настин недоброжелатель. Главный менеджер фирмы, он одевался с иголочки в костюмы от лучших кутюрье, колесил по Москве на серебристом «мерседесе» и буквально лоснился от сытости и самодовольства. Их стойкая взаимная неприязнь возникла буквально с первого дня, вернее, вечера, когда этот неотразимый красавчик, под каким-то предлогом задержав Настю после работы, без предисловий предложил ей отдаться ему здесь же, прямо на рабочем столе. В ответ Настя, ничтоже сумняшеся, влепила наглецу размашистую пощечину и хладнокровно вышла, лишь по дороге домой сообразив, что уж теперь-то ей, несомненно, на работу выходить уже не придется. Но к счастью, ошиблась. Сукачев, проглотив обиду — а, видали мы таких… — оставил Настю в покое, но неизменно изводил ее своими бесконечными придирками. Увы, он был ей начальник. Хотя, будучи ровесником, вполне мог бы учиться с Настей в педагогическом институте, да, разумеется, вовремя предпочел экономический. Поводов для самодовольства у него действительно было предостаточно: блестящая карьера, деньги, стойкий интерес прекрасных дам… Одно портило картину — фамилия. Но и тут этот неразборчивый в средствах пройдоха не растерялся, назвавшись дальним родственником знаменитого эстрадного певца.

— Так в чем дело, Анастасия Юрьевна? — дипломатично напирал он, высокомерно глядя на нее сверху вниз. — Я вас спрашиваю, милочка! Или вы успели соскучиться по бирже труда?

На крупных чувственных губах Сукачева появилась презрительная усмешка. Воспользовавшись паузой, Светка, числившаяся в стойких поклонницах этого полового гиганта, незаметно испарилась в коридор.

Неизвестно, чем бы вся эта сцена кончилась, если бы внезапно не открылась дверь главного в этом здании кабинета и на пороге не появился шеф.

— Ну, где Дубровина? — нетерпеливо спросил он, обводя взглядом притихшие лица сотрудников.

Сукачев немедленно стушевался, явив начальственному взору виновницу происшествия.

Бросив на нее цепкий всевидящий взгляд, шеф неожиданно отступил в сторону и вполне миролюбиво произнес:

— Пожалуйста, Настя, проходите. Нас люди ждут…

День пролетел незаметно, как всегда.

Люди, о которых говорил шеф, оказались делегацией японских бизнесменов, с которыми Настя изрядно помучилась, с трудом поспевая переводить их улыбчивую английскую скороговорку.

Потом она срочно набирала на компьютере письма. Переводила с листа очередной каталог. И только под вечер в полубесчувственном состоянии смогла наконец спокойно присесть в той небольшой, модерно-стильной комнате, которую отвели им на пару с Космачевой.

Светки, как водится, на месте не было. Весьма расплывчатые служебные обязанности позволяли ей подолгу не засиживаться в офисе, гонять по городу на служебной автомашине, заводить шашни с кем попало и вообще заниматься невесть чем. В ином месте подобную труженицу, конечно, не стали бы долго терпеть. Но, поскольку она была родственницей какого-то нужного человека, шеф терпеливо выплачивал ей отнюдь не маленькую зарплату и не особенно обременял работой.

Едва Настя начала понемногу приходить в себя, как дверь распахнулась, и в комнату манерной виляющей походкой манекенщицы стремительно вошла Светка, на ходу срывая с себя шикарный кожаный плащ.

— Ну, Настюха, дела! — принялась она трещать с порога.

За сим последовала длинная пулеметная очередь из сообщений о различных событиях и обстоятельствах, вперемешку с крепкими заборными словечками, которыми Космачева смачно уснащала свою речь, невзирая на время и место.

Настя покорно слушала, устало подперев голову рукой. Она давно привыкла к этим ежедневным словесным стрельбам и почти не реагировала на них. Тем паче, что Светка и не ожидала от нее никакой другой реакции, кроме той, на которую способна пулеметная мишень. Но сегодня процедура расстрела показалась Насте просто невыносимой.

— Да, Настюха! — всплеснула руками Светка, усевшись на стол и забросив одна на другую длинные ноги в черных чулках. — Я же тебе самое главное не успела сказать!

Небрежно покосившись на дверь, которая к счастью оказалась закрытой, Космачева, понизив голос, выразительно хихикнула и угостила Настю самой сногсшибательной новостью:

— Слушай, мать, я же вчера Витьку трахнула! — и, в ответ на недоумевающий взгляд Насти, пояснила: — Ну, Малявина, из «Триумф-экспресса»! Да знаешь ты его — ошивается тут у нас через день. — Светка блаженно закатила глаза. — Настюха… Это не мужик, а просто атас! Недаром на него наша Любка вешается. Отродясь в руках не держала такого х…! Я чуть не окочурилась, как он в меня въехал — такой огромный! Ну, не видать его больше Любки, как своей козьей задницы! Мой мужик. Съем!

Очевидно, удовлетворенная этим блестящим выстрелом, Космачева небрежно раскрыла сумочку и утонченно закурила, по-светски держа на отлете кривой мизинец с ядовито-кровавым ногтем.

— А ты чего такая кислая, мать? — недоуменно спросила она, впервые за весь день внимательно посмотрев на Настю. — Опять, что ли, полаялась со своим…

На сей раз Светка почему-то воздержалась от обычного своего словца, каким величала Настиного мужа. Поначалу Настя обижалась. Даже делала товарке замечания. Даже переставала на время с ней разговаривать. Но в конце концов махнула рукой: муж, последние остатки уважения к которому таяли так же стремительно, как тает пена на морском берегу, даже в глазах Насти начинал все более соответствовать тому определению, которым с первого взгляда наградила его Космачева.

— Да, плюнь ты на него! — ободрила подругу Светка. — Пусть идет в…! Там ему самое место. И вообще: сколько можно сидеть взаперти, как старая дева?! Слышь, Настюха, сколько раз я тебе говорила — плюнь! Хочешь, я тебя с такими парнями познакомлю? Хочешь, замуж за границу выдам? Нет, серьезно! Ты же клевая баба! Только ломаешься почем зря, как та институтка, дочь камергера… Ну, не смотри ты на меня так, я же дело говорю.

— Пожалуйста, Света… — тихо начала Настя, но закончить так и не успела. Потому что дверь кабинета бесшумно приоткрылась, и на пороге появился шеф. Пристально взглянув на бледное, измученное лицо Насти, он одними бровями молча сделал Космачевой выразительный знак. Та неохотно слезла со стола и, поджав кровавые губы, вызывающе виляя задом, гордо удалилась.

— Что с вами, Настя? На вас лица нет. — В серых, внимательных глазах шефа была неподдельная озабоченность, как у той незнакомой женщины, что привела ее в чувство нынешним утром.

Усевшись рядом, он по-отечески положил широкую теплую ладонь поверх ее хрупкого запястья, склонился стриженной колючим ежиком седой головой к ее поникшему лицу и мягко спросил:

— У вас что-то случилось? Я же чувствую. Не стоит зажимать это в себе. Лучше расскажите мне все по порядку…

О том, что утром она на полчаса опоздала на работу, из-за чего он вынужден был изъясняться с японцами на пальцах, равно как и о том, как бестолково она переводила их слова, шеф даже не упомянул. И за это Настя внезапно почувствовала к нему безмерную благодарность.

— Расскажите Настенька…

Плечи ее вздрогнули и зябко затряслись. Из глаз побежали неудержимые слезы. Как удивительно добр к ней был этот, в сущности, совершенно чужой человек! Хотя и казался порой отчужденно строгим. Только благодаря ему она здесь. С того первого дня, когда, заглянув ей в глаза, он сразу понял, как Насте действительно необходима эта работа, и, главное, как она будет ее исполнять.

Недаром с отроческих лет Настя испытывала необъяснимое влечение к таким мужчинам — старше и мудрее ее, каких в старину почтительно величали мужи. Влечение это, разумеется, объяснялось еще и тем, что Настя выросла без отца. И эта незаживающая с малолетства глубокая душевная рана порой доставляла ей невыносимые страдания.