— Привет, Чагон, — сказал Сард, приветственно поднимая левую руку. Правую он прятал в складках своей пышной одежды шафранно-пурпурных цветов, но богатая ткань не могла скрыть ее неестественных размеров. Сард известный преступник — торговец рабами, — и в его правую руку вживлены приспособления, необходимые в его профессии: хлыст, воздействующий на нервные окончания, вытягивающийся аркан, осколочный пистолет и игломет осиного типа. Несмотря на смертельную опасность, грозящую ему, если власти захватят его в этом секторе пангалактики, он регулярно прибегает к моим услугам.
Я склонил голову.
— Здравствуйте, гражданин, — произнес я формальное приветствие.
Из всех моих клиентов Ноктил Сард интригует меня больше всех. Конечно, у меня есть несколько постоянных клиентов. Я не перестаю этому удивляться, памятуя обо всех моих недостатках. В конце концов, в мире полно невротиков, которые концентрируют свои навязчивые идеи иногда даже на чем-нибудь менее волнующем, чем механический сказитель мифов. Большинство постоянно посещающих меня клиентов, очевидно, принадлежат к этой категории. Но не Ноктил Сард, уж это сомнительно.
Я думаю, ранее Сард обладал моралью. Однако очень давно он обратился к нелегальному геномодификатору и подверг свою нервную систему изменениям. В основном процедура сводилась к тому, что была ампутирована большая часть его эмоциональных способностей. Оставшиеся у Сарда эмоции грубы и примитивны: удовольствие, любопытство, алчность, жажда мести — последняя неизбежно вытекает из рода его деятельности. Возможно, это означает, что до операции Сарда мучили угрызения совести, которые обязательно должны вызывать у чувствительного существа его бесчеловечное ремесло. Может быть, причина совершенно иная, но в таком случае, я даже не могу представить себе, какая. Но, конечно, мое воображение очень ограничено.
Сард уселся в кресло, которое перед ним занимала Дру, и улыбнулся — для него это было всего лишь бессмысленное движение лицевых мускулов. У Сарда удивительные глаза, зрачки голубые, бледные настолько, что кажутся холодно-белыми, и окружены угольно-черной склерой. Его глаза похожи на налет инея на камне.
— Что вам угодно? — спросил я.
Он махнул рукой.
— Сегодня мне не до историй, некогда, — он бросил пригоршню жетонов на мой стол.
— Давай просто немного поговорим, чтобы скоротать время, пока не рассвело.
У него нет кредита на Дилвермуне, но жетоны годятся для оплаты, и я смахнул их в ящик, где мы держим наличные деньги.
— О чем мы поговорим? — осведомился я.
— Что у тебя вышло с Дру? Ее лицо было замкнутым, и я заметил, что на ней не было ее самоцвета, отсчитывающего время жизни. Тебе удалось сломить очередную жертву своими глупыми россказнями?
— Возможно. — Не было смысла отрицать очевидное.
Он вежливо хихикнул, мрачный, почти неопределимый звук. Мне было трудно отвести от него глаза; может быть, он похож на меня именно своей неестественной беспристрастностью. Я знаю, что его беспристрастность имеет совсем другие корни, чем моя, однако ни у меня, ни у него эта черта не получила полного развития; иначе я не работал бы в Фабулариуме, а он не посещал бы меня. Все же я надеюсь — возможно, зря — что причина моего пребывания здесь более благородна, чем его. Его приводит сюда не более чем жестокое любопытство. А может быть, ему просто приятно наблюдать, как я манипулирую беспомощными созданиями.
— Что ты рассказал ей? — спросил Сард.
Я кратко пересказал миф, который сделал для Дру. Сард изобразил интерес.
— Очень изобретательно, — сказал он почти иронично. Он может потрясающе имитировать самые разнообразные эмоции; это еще одна наша общая черта. — Ты обессмыслил ее существование.
— Да. Но я дал ей пять, может, даже шесть лет жизни. Что может быть важнее?
— Ума не приложу. — Глаза Сарда сияли. — Расскажи мне.
На сей раз улыбку изобразил я и пожал плечами.
— Спросите у нее через несколько лет.
Наступило молчание. Сард и я рассматривали друг друга. Для меня это было как взгляд, с надеждой обращенный в кривое зеркало.
— Я знаю о тебе, — произнес он наконец. В этом была неясность. Хотел бы я понимать, что он имеет в виду. Тестер никогда не давал мне существенных данных о Ноктиле Сарде, хотя я и запускал его каждый раз, когда Сард приходил. Я уже почти решился спросить, что именно он знает, когда гонг возвестил о том, что на пороге Фабулариума стоит новый посетитель. Сард грациозно поднялся, его вооруженная рука из предосторожности направлена на занавес при входе.
— До следующего раза, — сказал он и выскользнул через заднюю дверь.
Новым клиентом оказалось существо из серебристого металла, тело которого имело человеческие формы. После недолгого раздумья я определил его как автономного механоида, принадлежащего к классу устройств с высокоразвитым логическим мышлением.
Моей первой мыслью было отказаться обслуживать его. Но это было бы непрофессионально, поэтому я вежливо обратился к нему.
— Пожалуйста, садитесь. Чем могу служить?
Он сел и скрестил руки, тщательно воспроизводя человеческие жесты. Его корпус зеркально сиял, на поверхности манипуляторов не было ни царапины. Только что с завода. У меня уже были механические клиенты, но это все были старые модели вроде меня, пострадавшие от разрегулированных параметров, их нервные системы отказывались работать, входя в паразитные резонансы.
— Я хотел бы заказать миф, — произнес он без интонаций. — Вы можете удовлетворить мое желание?
Я запустил тестер и склонился над контрольной панелью. В чистой нервной системе механоида содержалось очень мало полезной информации. Однако контуры были неожиданно сложными, и моя растерянность еще больше увеличилась. Я поторопился отключить тестер.
— Да, я сделаю миф для вас, — согласился я и протянул ему интерфейс. Механоид перечислил оплату на счет Фабулариума, и я мог начинать.
— История называется «Как механоид заслужил или не заслужил свою душу». Если вы спросите людей о своем происхождении, они скажут вам, что вы сделаны людьми, так же, как и предшествующие модели, и так далее, до самого первого механоида, до тех незапамятных времен, когда он выкатился из ворот первой фабрики механических людей, чтобы разделить с людьми их бесконечный труд. Но все не может быть так просто. Существует некое Присутствие, которое вдыхает в металл стремление сформироваться так, чтобы быть разумным и полезным, — и именно этому Присутствию вы в основном и обязаны своим существованием.
Давным-давно в глубокой шахте Серебряного Доллара работал механоид, добывая и очищая драгоценные изотопы. Его звали Джом. Его работа была простой, и он все время находился в одиночестве, лишенный даже своеобразных развлечений, которым обычно предаются механоиды. Заводская ошибка при программировании привела к тому, что Джом обладал таким уровнем интеллекта и любопытством, какое не требовалось для успешного выполнения порученной ему работы. Поэтому большинство времени его процессор был занят рассуждениями, не относящимися к работе.
Бесполезное самокопание само по себе опасно, и особенно для несложных механизмов, таких, как Джом. По несчастной случайности, он получил возможность безнадзорно пользоваться человеческой библиотекой. В библиотеке содержалась полная информация о мифах и представлениях, пронесенных человечеством через путь к звездам. Нервная система бедного механоида была заражена человеческим заблуждением о том, что людей от их механических помощников отличает нечто, именуемое душой.
Джом представлял себе душу как электронный узел, регулирующий поведение, или как мыслительную конструкцию, обладание которой позволило бы Джому понять те черты людей, которые в настоящий момент казались ему непостижимыми. Тогда Джом мог бы понять не подчиняющиеся законам логики импульсы, определяющие поведение людей, таинственную и изменчивую нервную деятельность человеческого мозга, управляющую этими импульсами.
Постепенно Джом догадался о существовании Присутствия и убедил себя в том, что Присутствие может дать ему самое желанное — душу. Все глубже погружаясь в исследования в библиотеке, Джом составил план. Он будет молиться Присутствию, пока Присутствие не внемлет его просьбе, идущей от самого сердца. Джом установил в своих контурах низкого уровня быстродействующую петлю, непрерывно взывавшую к Присутствию.