- Правда? – переспросил Стас, пребывая одновременно, казалось, и в замешательстве, и в удивлении.
Я вновь подняла голову и практически тут же потерялась в его блестящих, тёмных глазах.
- Да, - прошептала почти беззвучно, успев напрочь позабыть на какой именно вопрос я только что ответила.
- Помниться, когда-то тебе нравились мои глаза…
- О чём это вы?! – встрепенулась я. – Да они всегда будут у меня на первом месте! – пламенно заверила я, бездумно ведясь на его провокацию. –Улыбка на втором!
- А на третьем?
- А на третьем - губы, - уверенно заявила я, гордясь тем, как быстро мне удалось расставить всё по своим местам.
Но на моё утверждение Станислав вдруг как-то криво улыбнулся, и до моего сознания запоздало добрался смыл произнесённых слов.
«О-о, Го-осподи! Ну что за идиотка?!»
- Губы, значит, - задумчиво протянул Стас, и его тёмные глаза сузились.
Я судорожно сглотнула, на мгновение опусила от смущения глаза и невольно отстранилась в глубь салона.
- Знаете, мне это…, - залепетала я, заёрзав на сидении под его изучающим проницательным взглядом. – Пора…
Не заметив каких-либо явных действия по предотвращению моей задумки, я осторожно вытянула из ладони бизнесмена свою и медленно, отчего-то боясь, что он действительно может накинуться, поднялась по краю дверного проёма. Стас лишь проводил меня взглядом, продолжая неподвижно сидеть на корточках и смотреть как боязливо я отступаю в сторону.
- Пойдёшь развлекаться дальше? – вдруг спросил брюнет, и его рука, останавливая, легла на бедро.
- Может, - нерешительно отозвалась в ответ и успела лишь вздрогнуть, когда с удивительной резвостью мой идеал выпрямился во весь рост и замер около меня так близко, что моё сердце тут же бешено затрепетало в груди.
Неожиданная энергичность Станислава Викторовича и интимность ситуации заставила непроизвольно сильнее вжаться в прохладную металлическую преграду и задержать дыхание. Я не знала куда себя деть, куда выкинуть из головы непристойные желания и напряженно застыла, пока, однако, его обжигающее дыхание не коснулось моей щеки. Всё внутри вдруг сжалось и так ощутимо и остро всколыхнуло все чувства, что я даже не подумала сдержать приглушенный стон, что сорвался с губ. Однако после быстро опустила вниз голову, стремительно втягивая через рот жизненно необходимый кислород и пытаясь хоть как-то заглушить стук сердца, громко отбивающего дробь во всём теле.
- Тебе там будет лучше? – неожиданно вопросил Стас, словно не замечая моего состояния, которое бы легко могло послужить полноценным ответом. – Лучше, чем со мной? – Отрешённость его голоса невольно вызвала дрожь по телу, а суть вопроса ставила в тупик.
«Лучше, чем с тобой?! Нет ничего лучше, чем ты и нет места лучше, чем рядом с тобой», - хотелось мне ему признаться, и я уже подняла голову для этого, но слова застряли в горле, как только наши глаза встретились.
В них не было и капли от того, что я видела в них прежде. Холодность, безразличие, усталость, въевшаяся, казалось, в самое сердце - в его тёмных глазах не было ничего из этого. Они словно оттаяли и за прежней маской показалось то, что заставило всё внутри меня сжаться от неясной боли, сочувствия и жалости к тому, что ему пришлось когда-то пережить. Я не знала, что именно случилось в его жизни, но та тоска, та отчаянно немая просьба о помощи, что читалась в его глазах, не могла оставить безразличной. Его страдания будто стали неразделимой частью меня, которую мне безумно захотелось вырезать навсегда.
- Чего молчишь? – как гром раздался его голос, а затем его руки требовательно, но не сильно встряхнули за плечи.
Но я не могла ему ответить. Не могла оторвать взор от его раскрытой и опустошенной души. И так невыносимо больно было смотреть в посеянную в нём когда-то пустоту, что непроизвольно по моим щекам побежали слезы. Стас замер, а я, громко всхлипнув и разревевшись от невыносимо давящих чувств, порывисто прижалась к его груди и обняла так крепко, как только могла. Мне безмерно сильно хотелось помочь ему хоть чем-то, хоть как-то заглушить безмолвным крик его души, который он никому не давал услышать. Но я слышала, видела и ясно ощущала всю глубину её беспомощности. Однако я не знала, что можно для неё сделать и это разрывало сердце.
- Что с тобой? – озадаченно спросил мужчина, отстраняя.
Не без труда я сумела поднять на него заплаканные глаза. Ещё сложнее мне давались слова.
- Прости… Прости меня, - только и смогла прошептать я, глотая слёзы и боясь утонуть в плескавшихся внутри чувствах. – Прости…
- Что? О чём ты говоришь? – В его голосе отчётливо различалось удивление и беспокойство. – Что с тобой?
Едва ли я могла ответить на его вопрос, но мне хотелось донести до него свои переживания.
- Я…я не знаю, как помочь тебе… Ты выглядишь таким несчастным… таким одиноким… и я не знаю, не знаю, чем тебе помочь!
Я не сумела сдержать новую волну рыданий и опустила голову, стирая с лица непрошенную влагу. Станислав Викторович не спешил обвинять меня в глупых догадках, в безрассудном поведении и какое-то время просто молчал, а когда я уже было подумала, что он вот-вот вновь станет безразличной ледышкой и посмеётся надо мной, он вдруг неожиданно притянул меня ближе и обнял, словно в его руках была не я, а самое настоящее бесценное сокровище.
- Всё-то ты знаешь, - негромко произнёс мой бесценный идеал, коротко хохотнул в макушку и тихо вздохнув.
Я заплакала ещё сильнее. Мне было так грустно и так жаль, что, казалось, будто ничего печальнее на свете не может и существовать.
- Перестань, - послышался мягкий, успокаивающий голос Станислава у краешка уха. – Перестань плакать.
Но это было так сложно, что едва ли я могла сейчас исполнить его просьбу. Тогда Стас насильно разорвал наши объятия, требовательно, но аккуратно поднял мой подбородок вверх, осторожно стёр с него капельки слёз и нежно поцеловал.
- Не плачь, прошу тебя, - произнёс он в губы, вновь касаясь их и дразня. – Тебе не идут слёзы, - шепнул он и ласково стёр с щеки тонкие ручейки. – А ты ведь хочешь выглядеть для меня красивой, правда?
Я фыркнула, а он усмехнулся и поцеловал. И я ответила, надеясь, что этот поцелуй наполняет и исцеляет не только наши сердца, но и наши души. Мне хотелось думать так, и я искренне в это верила.
Глава 7. Выбор сердца
Дни мои проходили счастливее, чем когда-либо. Даже несмотря на то, что после вечеринки со Станиславом мы так ни разу и не увиделись. У него были неотложные и срочные дела в Новосибирске, а мне необходимо было уехать. Ремонт шел в полном разгаре и моего присутствия там как раз очень не хватало. В общем-то, всё шло идеальнее некуда, пока однажды отец не передал мне приглашение на свадьбу сына одного его знакомого. На свадьбу Станислава с какой-то женщиной.
Эта новость была ударом в самое сердце. Возведённые замки из мечтаний рухнули в мгновение, не оставляя после себя даже горстки пыли. И так неожиданно и больно оказалось это узнать, что долгое время я не могла справиться с поглотившими меня чувствами. Я ощущала себя подавленной, брошенной и безжалостно растоптанной.
Не мог ведь он не знать в тот вечер, когда целовал меня, что где-то там его ждёт невеста?! Быть такого не может! … Но если так, если допустить такую возможность, то получается - он просто использовал меня?! Мой идеал?! Меня?!
Две недели безмятежного забвения, две недели счастья и томительного ожидания идеала, и резкий рывок в жестокую реальность.
Мне ещё ни разу не давали так ясно понять, что наша близость была не больше, чем случайное стечение обстоятельств. Но я не хотела, не могла поверить, что тогда его глаза мне лгали. Их пустота, заполненная лишь мольбой от беспросветной тоски, не могла показаться мне. Я не могла так ошибиться. Не могла придумать такое.
От размышлений, противоречий и слепой веры в мужчину моей мечты голова шла кругом. Вся радость жизни перестала таковой казаться. Моментами на меня наваливалась несвойственная апатия, а временами в душе бушевал настоящий ураган, и всё вокруг становилось безобразно искаженным и неправильным. Но я ничего не могла с собой поделать. Мысль, что мой идеал, самый лучший из всех, что я когда-либо находила, может сочетать в себе такие гнусные черты и помыслы, вызывала отвращение и боль. И смириться с этим было невозможно. Часть меня всё ещё восхищалась им, возводила его на пьедестал божества, снимала все обвинения разума, и я не могла подавить в себе эти чувства. Мне хотелось видеть его, любоваться им, чувствовать силу его непоколебимой решительности, невозмутимого спокойствия, до элементарного просто хотелось смотреть в его глаза и быть рядом. И мне было не важно, что шепчет о нём разум. Он был необходим мне. Как стимул, что позволяет двигаться вперёд, как маяк, что не даёт сбиться с пути и как Бог, вера в которого должна быть нерушимой.