«Таких сотрудников ещё поискать надо», - догадливо отметила я и вдруг заметила, что, в отличии от остальных, своё мнение Людмила записывала в личный блокнот.
Я не придала бы этому особого значения, если бы не одно забредшее в голову подозрение, после сделанного ей короткого замечания со стороны соседа.
Что-то тут не так!
- Послушайте, я не прошу от вас давать рецензию прямо сейчас, - оповестила я вскипающие умы. – Если вам нужно время на обдумывание, можете занести их ко мне позже, - радушно предоставила напряженным работникам возможность побега. – Однако, если у вас всё готово, я с радостью ознакомлюсь с вашими мнениями. – И вновь никто не выказал рвения поделиться со мной мыслями, которые, впрочем, не особенно и интересовали. – Раз так, то собрание на сегодня окончено. Можете приступать к своим обязанностям.
На мгновение показалось, будто по заполненной комнате пролетели вздохи облегчения.
- Рада буду работать с вами и дальше! – оптимистично подбодрила я подчинённых, и те вежливо поддержали и заулыбались в ответ, ускользая за открытые первым нетерпеливцем двери.
Все с воскресшим энтузиазмом спешили разбежаться по своим обязанностям, очень быстро оставляя меня наедине с так и не исписанными листочками. Я усмехнулась и, расслабленно откинувшись на спинку кресла, легко крутанулась по его оси.
- Какие занимательные тут, однако, личности, - порадовалась я вслух новым подопытным образцам, так ненавязчиво отданным отцом. – Интересно, о чём же Людмила писала в том блокноте?
Впрочем, возможность разузнать об этом я нашла довольно скоро.
Глава 3. Воплощение идеала
Несколько дней спустя от моего первого рабочего дня я решила предпринять ещё один акт сближения с сотрудниками. Правда только с парочкой из них и не совсем из чистых помыслов, но не суть. Куда важнее была удовлетворённость вспыхнувшего любопытства.
За прошедшие дни едва ли я свершила что-то значимое, кроме, разве что, безвредного наблюдения и, пожалуй, увольнением одной особо вредной женщины. Зато какой фурор это произвело! Меня, кажется, даже начали бояться. Листочки с предложениями и некоторыми недовольствами и то чуть ли не все принесли.
Ну да сдались они мне? Нет, конечно я прочитала их все, но после без каких-либо угрызений совести в таком же количестве отправила в урну. У меня не было желания что-либо менять в этом заведении. Вся схема по регулировки основных обязанностей и задач неплохо справлялась и без прямого вмешательства нового руководства. Разумеется, приходилось участвовать в тех или иных событиях, но ничего стоящего я не пыталась даже и делать. Этот ресторан со всем его не особо примечательным содержимым был мне не интересен и по-прежнему висел обузой.
Единственное, что хоть как-то оживляло – это та самая девушка, что постоянно ходила с блокнотом. Не раз я замечала, как она с особой тщательностью и в определённом порядке делает в нём пометки. Я не могла сказать точно о чём именно были записи, но догадки не давали покоя. Спросить напрямую было самым лёгким способом, но я чувствовала, что таким образом рискую на вполне оправданную ложь и, возможно, на ещё одного уволенного. Там определённо была масса личных данных, а кому приятно, когда роются в личном? А если это не только личное, но какой-нибудь секрет? Лично мне распространятся о тайнах любому спросившему точно бы не хотелось, и потому я решила стать к ней чуточку ближе, замаскировав приглашение в другой ресторан под деловое обсуждение рабочего плана и своеобразной ознакомительной беседой.
Правда, на назначенную встречу она пришла не одна, а с нашим коллегой-финансистом, что так не осторожно привлек моё внимание к загадочным пометкам Людмилы. Константин Алексеевич, как я вскоре узнала, оказался человеком довольно расчётливым, придирчивым и невероятно дотошным в своих обязанностях. По началу он вызывал во мне лишь слабую неприязнь, как и ко всем прочим, слишком зацикленным на чём-то людям, но он довольно быстро сумел переубедить удивительной корректной сдержанностью и предельной вежливостью. Мне нравилась линия его поведения, и я была совсем не против и его компании. К тому же, в разговорах об интересах и прошлых выдающихся заслугах он показался даже интересным. Было в его рассудительности и всегда спокойной манере речи что-то особенно примечательное. Что-то, что позволяло за его будничной отстранённой маской с любопытством выискивать его истинное Я.
Вероятно, такие же чувства к нему испытывала и Людмила. Хотя, их отношения были куда сложнее, чем казалось с первого взгляда. Они не встречались, но до странного подходили друг к другу выделяющейся необычностью. Что он отличался от всех, что она была будто на другой волне.
На первом ступени более близкого знакомства наша, по сути, дружественная беседа едва ли отличалась от какого-нибудь допроса. Вопрос – ответ, вопрос – ответ – вежливая улыбка и всё сначала. К счастью, моим воспитанием отец занимался со всем усердием, и его заслуги не позволили пропасть мне. Наш до безумия деловой разговор постепенно, но неизменно становился всё более непринуждённым и даже, в какой-то степени, стал беззаботным и весёлым. Нет, мы не начали травить друг другу байки и хохотать как старые приятели, но первоначальная холодность и отстранённость в отношениях, что обычно возникает между чужими людьми с абсолютно разными, на первый взгляд, интересами, медленно, но верно рассеивалась.
- Вы может не поверите, но когда-то я даже хотела быть актрисой, - поведала я свою детскую мечту взамен на их подобные откровения. – Только вот долго я не продержалась, - коротко засмеялась я. – Профессия оказалась не для меня.
- Да? – кажется действительно удивилась Людмила. – И почему?
Я негромко хмыкнула, мысленно возвращаясь в те жестокие, как мне когда-то казалось, времена, где папа специально для меня нанял настоящих актрис. Они играли отменно. Полностью оправдали все папины ожидания.
- Раньше мне с большим трудом удавалось отличить игру актёров от их настоящих чувств, - с беспечной улыбкой призналась я, вновь поражаясь детской доверчивости, которой нарочито пользовались другие дети.
По этому поводу отец преподал мне особый урок, запомнившийся на всю жизнь и невольно заставивший стать куда более мнительной и разборчивой. Но столь щепетильные детальки раскрывать совсем не хотелось, и я ловко перевела разговор в нужное русло.
- Я слишком часто ошибалась, полагая, что действительно злых и корыстных людей не бывает. Это и сейчас приносит некоторые неудобства. Поэтому, мне бы очень пригодилась ваша помощь, - скромно заявила я. – Не могли бы вы немного поделиться мнениями о наших коллегах? Я не прошу рассказывать ничего личного или что-то компрометирующее, хотя бы в общих чертах кто из себя что представляет. – В моих глазах умело сочеталось сожаление о такой постыдной просьбе и искреннее желание услышать их ответ.
Точнее, мне нужен был ответ Людмилы.
- Если я прошу от вас слишком многого – вы скажите. В конце концов, как говорит мой отец, действительно желающий чего-либо человек при любых условиях найдёт то, что ищет…
- В просьбе о помощи нет ничего, что бы застуживало осуждения, - доверительно сообщил Константин, и я действительно с благодарностью ему улыбнулась.
Точно так же мне когда-то говорил папа, утешая после ещё одной неудачной попытки достигнуть совершенства только собственными усилиями.
«Человек – существо социальное!» – говорил он мне, нанимая очередного учителя.
- К тому же, - вдруг протянул русоволосый мужчина в тёмно-сером деловом костюме, чуть приподняв уголок губ. – Помогать собственному начальству бывает выгодно. Не так ли?
Я невольно улыбнулась хватке подчинённого, однако пустых обещаний давать не спешила.
- Бывает, определённо.
- Не покажешь свои записи Виктории Александровне, Люда? – обратился Константин к задумчивой коллеге, и я мгновенно встрепенулась, внутренне заликовав от подтверждения догадки.