Я глянула на Дженкса, вспоминая, как взбесился пикси, когда я скрыла от него, что Трент — эльф. Если Кизли — Леон, то он в бегах. И Дженкс не стал бы выдавать его тайну.

— Дженкс, ты умеешь хранить секреты? — спросила я тихо, когда Кизли заметил нас, оторвался от работы и оперся на свои грабли. Пожилой мужчина так страдал от своего артрита, что иногда для работы во дворе должен был собирать всю свою волю в кулак, и не помогал болеутоляющий амулет, который для него сделала Кери.

— Возможно, — сказал пикси, осознавая пределы своих возможностей. Я пристально на него посмотрела, и он скорчил гримасу. — Да сохраню я твой фиговенький секретишко. Что на сей раз? Трент носит лифчик?

Улыбка изогнула мои губы, прежде чем я стала серьезной.

— Кизли — это Леон Бейрн.

— Срань Господня! — произнес пикси и взорвался фонтаном блестящей пыльцы, которая, искрясь, полетела на ковер листьев. — Пока у меня был послеобеденный сон, ты узнала, что Кери беременна и живет под одной крышей с мертвой легендой!

Я ухмыльнулась.

— Трент был сегодня разговорчив.

— Ни, фейри мне в задницу, хрена! — Его крылья пошли серебром от этой мысли. — А почему Трент тебе это рассказал?

Я пожала плечами, отбивая пальцем «там-падам» по затянутому рабицей забору Кизли, пока шла.

— Не знаю. Хотел доказать, что он знает что-то, что не известно мне? Джи сказала тебе, что сошлась с молоденьким пикси?

— Что?!

Его крылья замерли, и мои пальцы взлетели вверх вместе с содержанием адреналина в крови, но он взял себя в руки прежде, чем рухнул в мою ладонь. Дженкс парил, и его лицо было воплощением отцовского ужаса.

— Трент? — пискнул он. — Это Трент тебе сказал?

И когда я кивнула, он повернул свой взгляд на цветники перед домом, которые светились ухоженностью, даже несмотря на осень, что указывало на присутствие пикси.

— Милостивая матерь Тинки, — сказал он. — Я должен поговорить с дочерью.

Не дожидаясь моего ответа, он рванул вперед, но неожиданно застыл у забора. Взлетев на несколько дюймов выше, он выдернул из кармана красную пиксячью бандану и завязал ее вокруг лодыжки. Это была пикси-версия белого флага: он гарантировал добрые намерения и обещал не браконьерствовать. Дженкс никогда не надевал ее раньше, когда бывал у дочери, и радость узнать о ее замужестве отдавала горечью. Его крылья отливали мрачным синим, и он направился вокруг дома к внутреннему дворику, где Джи сосредоточила свои усилия по садоводству.

С чуть заметной улыбкой я подняла руку, приветствуя Кизли, открыла калитку и вошла во двор.

— Привет, Кизли, — крикнула я, разглядывая его с новым интересом, рожденным знанием его истории. Пожилой чернокожий мужчина стоял в центре своего двора, его дешевые кроссовки почти утопали в листьях. Джинсы были выбелены ноской, а не искусственно состарены «варкой», рубашка в черно-красную клетку-шотландку казалась на размер больше, и, наверное, была куплена где-нибудь на распродаже.

Его лицо испещрили морщинки, и теперь выражение лица мужчины читалось с легкостью. Оттенок желтого в его карих глазах мог бы меня обеспокоить, но Кизли был вполне здоров для своего пожилого возраста и артрита. Я могла бы сказать, что когда-то он был высок, теперь же мои глаза были прямо напротив его. Возраст сурово обошелся с его телом, но не коснулся разума. Он был мудрым пожилым соседом, и только он мог дать мне совет так, чтобы не вызвать во мне бурю негодования.

Но его руки мне нравились больше всего. Я видела, как он проживал в них свою внутреннюю жизнь: темные, тощие, с жесткими шишками суставов, но не боящиеся работы, способные пробуждать заклинания, зашивать вампирские укусы и держать пиксенят. Все это он делал на моих глазах, и я доверяла ему. Даже если он изображал из себя не того, кем был. Но мы все такие, не правда ли?

— Добрый день, Рэйчел! — крикнул Кизли, и его острый взгляд оторвался от линии крыши, где исчезал след Дженксовой пыльцы. — В этом свитере ты выглядишь как кусочек осени.

Я глянула вниз на черно-рыжий узор. Никогда раньше об этом не задумывалась.

— Благодарю. Ты хорошо смотришься с граблями. Как поживают твои коленки?

Старик хлопнул по потертым джинсам, щурясь от солнца.

— Могли бы и получше. Но, с другой стороны, все могло бы быть гораздо хуже. Кери в последнее время часто сидит на кухне, с чем-то экспериментируя.

Я замедлила скорость, все еще направлялась к переднему крыльцу по поскрипывающей дорожке. Трава наступала на нее, и теперь она была каких-то 8 дюймов (20 см) шириной.

— Полагаю, — сказала я, — что погоня за злодеями всю твою жизнь должна была нанести вред здоровью. Если только злодеи не были очень заботливы.

Он замер, молчал и глядел на меня.

— Я, эммм, поговорила сегодня кое-с кем, — сказала я, желая услышать это от него. — Он сказал…

— Кто? — проскрежетал Кизли, и мое лицо утратило выражение. Он был напуган. Почти в ужасе.

— Трент, — ответила я, и мой пульс ускорился, когда я двинулась вперед. — Трент Каламак. Он вел себя так, будто знал это очень давно.

Мои плечи были напряжены, и собачий лай поблизости меня нервировал.

Мужчина долго и глубоко выдохнул, и его страх сменился облегчением настолько сильным, что я могла его ощутить.

— Он знал, — сказал старик, качая головой и тряся жесткими седыми кудряшками. — Мне нужно сесть. — Он повернулся к дому. Строение нуждалось в новой обшивке, или, в худшем случае, покраске. — Ты не хочешь на минутку присесть?

Я подумала о Кери, потом о Маршале. Потом об этой горгулье, которой Дженкс прожужжал мне все уши.

— Пожалуй.

Кизли медленно проковылял к прогибающимся ступенькам крыльца, прислонив грабли у перил прежде, чем опустился с тяжелым вздохом. Перила украшали корзинка томатов-черри, предназначенных для раздачи тем, кто придет на Хэллоуин требовать угощения (традиция в США, аналогичная колядованию на Рождество), и пара тыкв, ожидающих острого ножа. Я осторожно присела рядом, и мои колени прижались к груди.

Он искоса на меня посмотрел.

— Ты умеешь заставить сердце старого мужчины биться быстрее, Рэйчел. Айви и Дженкс знают?

— Дженкс, — ответила я виновато, и он поднял руку, чтобы сказать мне, что все в порядке.

— Я верю, что он будет держать язык за зубами, — сказал он. — Трент дал мне способ инсценировать мою смерть. На самом деле, все, что он мне дал — это синтезированная ткань с моей ДНК, которую мне нужно было растереть на своем крыльце, но он знал.

Дал ему ткань с его ДНК? Интересная мысль.

— Значит, ты действительно… — мои слова оборвались, когда его узловатая от ревматизма рука предостерегающе опустилась мне на коленку. На улице пятеро воробьев дрались за обнаруженного мотылька, и до меня доносились звуки их ссоры. Я слышала в молчании Кизли его просьбу даже не произносить это. — Но все случилось более десяти лет назад, — наконец протестующее произнесла я.

Его глаза следили за воробьями, когда один из них вырвал насекомое, и остальные помчались за ним по улице.

— Это неважно, — сказал мужчина. — Из-за обвинений в убийстве дело снова будет открыто.

Я проследила за его взглядом на церквушку, которую делили мы с Айви.

— Так вот почему ты поселился через дорогу от церкви? — спросила я, вспоминая этот день. Кизли спас мне жизнь, сняв с меня заклятие возгорания с отсроченным исполнением, которое кто-то нацепил на меня в автобусе. — Ты подумал, что если я смогу выжить, когда ОВ объявило контракт на мою смерть, то, возможно, ты тоже сможешь найти выход?

Он улыбнулся, показывая мне желтоватые зубы, и похлопал меня по коленке.

— Да, мэ’эм. Подумал. Но потом я увидел, как ты это сделала. — Кизли покачал головой. — Я слишком стар, чтобы сражаться с драконами. Я останусь Кизли, если ты не возражаешь.

Я думала об этом. Холоду было плевать на солнце, светящее на нас. Стать анонимом — это не то, чего я бы хотела.

— Ты переехал сюда в тот же день, что и я? Ты действительно не знал, когда Айви арендовала эту церковь.