Это была самая обычная платформа — несколько железобетонных плит, положенные на стояки, с лестницами по обеим торцам. За платформой прямо в ковыле стояли остатки какого-то дома — очевидно, его фрагменты и служили топливом. Костёр горел прямо на бетоне, а у огня, подстроив под спину солидное бревно, сидел по-турецки мальчишка моих лет.

Он был босой — пыльные берцы сушились в сторонке, широко расшнурованные. Джинсовую куртку парень подстелил под себя, майка лежала на плечах внаброс, белёсые джинсы — закатаны до колен.

И он смотрел на меня, держа правую руку на перекинутом через бревно ремне. А на ремне я сразу увидел чехол ножа — и расстёгнутую кобуру револьвера.

Мальчишка держал его за рукоятку. В русых волосах золотились искры, а выражения лица и его черт точно я не мог понять. Но зубы поблёскивали. Улыбается? Или скалится? Я остановился на грани света и темноты, напружинившись для прыжка в сторону, и сказал:

— Можем начать палить друг в друга. У меня два пистолета. Но надо ли? Не в комп гоняем.

— Я не стреляю в людей, — отозвался он. — Ты русский? — но руку не убирал.

— Русский, — я решился. Держа пистолеты опущенными, вспрыгнул на платформу и подошёл ближе.

Мальчишка и правда улыбался, не сводя с меня глаз. Чувствуя себя довольно глупо, я покрутил пистолетами и, убрав их в кобуры, увидел, как он отпустил рукоять револьвера. Глядя на меня снизу вверх, сказал:

— Это может и не помочь. Не здесь, а вообще... — и покрутил рукой.

— Смотря какие пули, — я присел на бревно и ощутил кайф, только теперь поняв, что устал-таки. — Не пойму, что это за место?

— Место, — неопределённо сказал мальчишка. Он был чем-то похож на меня — немного внешностью, но ещё больше — чем-то другим. И я неожиданно понял, чем.

Мудрёный пример, но вот. Представьте себе вестерн. Кино. Встретились где-нибудь в салуне двое «хороших» ковбоев. Они друг друга не знают вообще, и говорить им в общем-то не о чем. У каждого своё важное дело. Но каким-то чувством, подсознанием, что ли, они понимают: это настоящий парень.

И ещё не зная друг друга — начинают уважать. Через час-другой они разъедутся в стороны и больше никогда не увидятся. А пока, перебросившись парой слов, с чувством собственного достоинства ставят друг другу выпивку и сидят, многозначительно молчат под какой-нибудь рэгтайм на пианино.

Загнул, да? Но я именно так себя и ощущал. И, кажется, этот парень — тоже. Во всяком случае, он спросил:

— Есть хочешь?

— Пить, — вспомнил я и отстегнул флягу с пояса. Задумчиво посмотрел на неё. Парень засмеялся:

— Пей, тут есть настоящая вода... Вон там, за развалинами — родник.

Я благодарно кивнул и начал глотать тепловатую воду, пока не опустошил фляжку. Отдышавшись, я спросил:

— Тебя как зовут?

— В смысле — как меня зовут или как моё имя? — уточнил он.

Я хмыкнул:

— Ладно. Знаем мы эти фокусы... Я не колдун и не чародей.

— А ты в них веришь? — мальчишка начал раскладывать на бревне сухари, банку консервов, ещё что-то. Я тоже полез за припасами, потом признался:

— Раньше не верил. Теперь верю.

— Олег, — он протянул загорелую, исцарапанную руку.

— Женька, — я пожал её. — Ты тоже из России? Или... откуда?

— Из России... — протянул он, доставая раскладной нож — большой, тяжёлый. — У вас кто президент?

— Путин, — удивился я.

— А Великая Отечественная была?

— Была... Я из Александровска.

— А я из Марфинки, это деревня такая в Фирсановском районе на Тамбовщине...

— А, Фирсанов я знаю, там авиагражданка, — вспомнил я и поморщился: вот чёрт, ну и каникулы с отдыхом от воспоминаний — куда не ткни, везде авиация...

— Точно, — он взял у меня банку с паштетом, внимательно осмотрел. — Да, мы, похоже, из одной России... Ты ни разу не был в таких местах?

— Нет, — я вогнал свою финку в протянутую им банку каши — гречки с говядиной. — Есть одни люди... в общем, им надо помочь. Они из города Любичи. Ну, я и вызвался.

— Слышал что-то... или читал... — он нахмурился. — Где-то на белорусской границе.

— Угу, — я поднялся. — Схожу за водой. Твою залить?

— Пошли вместе, — он тоже встал, взял свою фляжку — большую, защитного цвета. — Тут вообще безопасно, но... — и пожал плечами.

За развалинами в самом деле бил из какого-то валуна — прямо из камня! — родник, довольно толстая струя воды крутой дугой вонзалась в яму, вырытую в земле. Вода оказалась ледяная, до боли во лбу. Олег предупредил:

— Это последний родник в этих местах... хотя — смотря, куда ты идёшь.

— Кто его знает? — я поднял голову — высоко в небе плыли огоньки. — Это самолёт?!

— Где? — Олег тоже задрал голову. — А, да. Да ты не удивляйся, тут всякое можно увидеть... Утром проснёмся, например, а тут не степь, а лес. Место такое, я ж говорил.

Мы пошли обратно, покачивая фляжками и косясь друг на друга. Я спросил:

— А ты тут что делаешь?

— Примерно то же, что и ты, — отозвался Олег. — Сейчас поедим, расскажем друг другу свои истории? Это вообще-то принято, если вот так... встречаются.

— А что, тут и ещё кто-то есть? — уточнил я.

— Есть, а как же, — и Олег в третий раз повторил: — Место такое... Только ты про это не спрашивай, я сам не очень понимаю. Знаю, как на кнопки давить, вот и всё.

— На какие кнопки? — удивился я. Олег засмеялся:

— Ну, как на пульте... Давишь, а что там внутри происходит — кто его знает...

Мы ещё наломали досок, подкинули в костёр, уселись возле него и довольно долго молча ели, не разбирая, где чьё. Потом я взглядом попросил посмотреть револьвер, Олег кивнул.

Это оказался массивный «гном», какими часто пользуются фермеры на хуторах. Пока я вертел в руках оружие, Олег откинулся на бревно, вытянул ноги и заговорил:

— В общем, мы с моей девчонкой были на экскурсии в Тамбове16...

... — Ну и ну, — я вздохнул и покачал головой.

Стемнело окончательно, над степью выкатилась огромная, со странной синевой, луна, ковыль переливался серебром. Я боялся, что похолодает, но было по-прежнему жарко. Олег лежал с закрытыми глазами, я подумал, что он засыпает, и спросил:

— А меня слушать будешь?

— Конечно, — он сел, влез в майку, обхватил руками колени и не двигался, пока я не закончил рассказ. — Мда, — оценил он. — Про такое я и не слышал... Спятить можно... — и вдруг хлопнул по бетону: — Эх, если честно — бросил бы я всё и пошёл с тобой! Просто ради интереса! Но... — и он развёл руками.

— Да ладно, — поспешил я, — у каждого своя дорога... Мне бы только знать — куда по ней идти и как не заблудиться.

— Не заблудишься, — заверил Олег с улыбкой. — Вот что. Утром возьмёшь обе фляги — и мою, в смысле. Я-то скоро приду туда, где воды достаточно. А вот ты, похоже, попадёшь в сушь. Так что, экономь.

— Спасибо, — искренне поблагодарил я. — Мне тоже жаль, что ты не можешь со мной пойти... или я с тобой. Может, как-нибудь встретимся там — ну, в нашем мире?

— А, всё может быть, — беззаботно согласился Олег. — Давай-ка спать. Подстели себе куртку, да вон ковыля побольше надёргай, а так тут холодно не бывает.

— Всё-таки странно, — сказал я, спрыгивая с платформы. — Честное слово, даже подумать сложно, что где-то люди живут и ничего обо всём этом и не знают. Даже учёные не знают!

— Или делают вид, что не знают, — подал Олег голос сверху. — В приниципе, пути сюда очень лёгкие. Но тут всё намешано — пространства, времена... Вот тебе нужно другое время, а мне — другое пространство. И в то же время — у вас угроза из другого пространства, а у меня — из другого времени, пожалуй...

Слушал «Наутилус»? «Утро Полины продолжается сто миллиардов лет...» Мне иногда кажется знаешь что? Что многие певцы, писатели, художники здесь бывают. А чтобы их сумасшедшими не сочли — выдают это за фантастику...

Я притащил охапку жёсткого, пахнущего всё той же пылью ковыля. Разбросал его покучнее, постелил куртку, почти упал сверху и спросил: