- Омар не пойдет, - угрюмо пробурчал Гжесь, - Омар не захочет драться.

   - А чего еще твой Омар не  захочет?  -  вскинулся  Косматый,  мгновенно ярясь (но тоска, тоска проглядывала сквозь его ярость). - Погоди, Панчуга, сейчас. Что тебе тот Омар? Он и десяти лет здесь  не  прожил,  только  все портит.

   Виктору показалось, будто шум бури усилился, но это было не так, просто смолкли все разговоры в библиотеке.

   Гжесь тяжело поднял глаза на Косматого:

   - Омар не хочет, чтобы ты командовал нами.

   - Да ну? - притворно удивился Косматый и почти лег подбородком на стол.

   - Он говорит, что ты не имеешь  права  делать  с  нами  все,  что  тебе захочется, что люди устали от тебя.

   Косматым не сразу справился с лицом, сглотнул, прищурил глаза,  выпятил губы.

   - Дальше.

   - Ты всем надоел, вот что он говорит.

   Косматый загадочно улыбнулся, поманил Гжеся пальцем:

   - Иди-ка сюда!

   - Нам и без того трудно, а тут еще и на тебя спину ломай.

   - Ближе.

   Гжесь бубнил и бубнил, он уже не мог остановиться. Он  нехотя,  шаг  за шагом, приближался к столу.

   - Палку!

   Ему подали непонятно откуда взявшуюся палку.

   Ну, так!

   И мгновенная серия ударов, справа, слева, по  лицу,  по  животу.  Гжесь отшатнулся, заслонился руками, взвизгнул, не удержавшись, упал  на  спину, тогда Косматый вскочил со стула, отбросил палку. Успокоился.  Сел.  Кто-то бросился поднимать Гжеся, но Косматый крикнул:

   - Пусть сам!

   Гжесь корчился на полу, пытаясь встать.

   - И будь доволен, что так кончилось. Убирайся!

   Гжесь наконец встал, пряча глаза, вытерся рукавом, сплюнул кровь, пошел к выходу. Ноги его дрожали. Остальные молча следили за ним, и ни на  одном лице нельзя было прочесть ни осуждения, ни одобрения. Только самый  пылкий телохранитель ударил кулаком по колену, довольно крякнул и с  победоносным видом оглядел присутствующих. Косматый уже  звал  другого,  тоже,  видимо, сторонника Омара, тот мрачно выслушал прежний приказ и молча вышел.

   Народ понемногу стал рассасываться. Наконец у Косматого и  для  Виктора нашлось время.

   -  Панчуга,  -  сказал  он,  потирая  ушибленную  руку.  -   Оставайся.

Понимаешь, без тебя здесь никак.

   - Я против Земли не пойду, - тупо ответил Виктор.

   - Я ведь тебя вижу, Панчуга, - почти ласково произнес  Косматый,  -  ты так упрямишься, потому что знаешь - деваться тебе некуда.

   - Ну, подумай сам. Косматый, ведь Земля! Что ты против нее можешь?

   - Так ведь я, Панчуга, что  думаю.  Разве  пойдут  они  полторы  тысячи убивать? Если драться-то будем? Ведь не пойдут, а, Панчуга?

   - Да они вас...

   - А мы их из пушечки из твоей нейтронной встретим. И пожгем  кораблики.

А они все равно не пойдут. Гуманисты! А как же!..

   В своем роде Косматый  определенно  был  великим  человеком.  Лицо  его меняло  выражение  без  малейших  усилий.  Предельный  гнев,  вдохновение, деловитость, нежность, хитрость, будто множество совершенно  разных  людей по очереди входили в его тело с одной только целью -  убедить.  Но  Виктор еще держался. Он даже представить  себе  боялся,  что  может  остаться  на стороне этого... спятившего дикаря.

   - Ты про катер забудь, Косматый, - как можно тверже отчеканил он.  -  Я против Земли не пойду. Считай, что поговорили. Все. Пока.

   Косматый погрозил ему пальцем и захихикал:

   - А ведь врешь, уже поддаешься, еще немного  -  и  будешь  готов.  Тебе только на людях неловко. Так это сейчас! - Косматый поднял глаза к уальцам и с дурашливой серьезностью выкрикнул: - Вон! Все вон!  Панчугу  вербовать буду!

   - Хватит, Косматый, я пойду.

   - Стой! Подожди! Сейчас! - Косматый вскочил  из-за  стола,  бросился  к колонистам. - Ну, кому говорю, давайте! Сейчас, Панчуга, сейчас! - и  стал выталкивать  их  в  дверь.  Вскоре  библиотека  опустела,  только   Друзья остались. Теперь они сидели рядышком у заколоченного окна. Выла буря.

   - Вот сейчас и поговорим, - потирая руки, засуетился Косматый. А  и  не выйдет ничего, все равно хорошо. Ведь мое. Панчуга, здесь и поговорить  не с кем. Главный я тут. А с главным  особенно  не  разговоришься.  Все  свои какие-то дела у всех, чего-то хотят, да и боятся... А мы с тобой вроде как равные. Да ты садись, садись. Вот, болтуна выпей.

   -  Пойду  я,  Косматый,  -  неуверенно  произнес  Виктор.  (Только   не поддаться, только бы выдержать!)

   - Ты ведь просто зарежешь меня, Панчуга, если уйдешь. Ты пойми.

   - Брось, Косматый. Что со мной, что без меня - все равно не  получится.

Да и не хочу я.

   - Ты погоди, погоди, - горячился Косматый. Он странно  улыбался,  глаза блуждали, вид у него был полусумасшедший. Ты послушай меня!  Ты  последний мой козырь, Панчуга! Лисенок дурак-дурак, а понял, да только не до  конца.

Их же всех Омар с толку сбивает, умеет, подлец, с толку сбивать, раньше  я думал - пусть живет, контролировать меня будет, чтоб не зарывался,  смотрю - нет, другого хочет. Тебя здесь не будет, они и не пойдут. Омар тут такое раскрутит! А ты - это оружие,  это  сила,  без  тебя  ну  никак,  Панчуга!

Думаешь, я для себя? Думаешь, так мне хочется  у  них  вожаком  быть?  Ну, пусть хочется, пусть для себя - все равно для них получается!  Ведь  не  о сегодняшнем  надо  думать,  ведь  так   и   пропасть   недолго,   если   о сегодняшнем-то! Не понимают они.

   У него было совершенно больное лицо. Он тосковал, уже не скрывая.

   - Я не умею спорить, Косматый, - отбивался Виктор. - Только не мое  это дело.

   В течение всего этого разговора он ни разу не  вспомнил  о  Молодом,  и том, что с ним будет, если Виктор останется на Уале.

   - Паулу с собой возьмешь, ты подумай, Панчуга. Ведь девку тебе  отдаем, против всех наших правил, не четырем, а одному, и какую девку! Пожалуйста, закончится все - и забирай ее куда хочешь.

   - Косматый...

   - Ты погоди-погоди... Вот мы ее сейчас позовем, - Косматый  подбежал  к двери, распахнул, крикнул:

   - Паула, Паула, сюда! Пау-у-у-ла! - обернулся. - Лео, приведи!

   Пылкий телохранитель соскочил со скамейки, выбежал прочь. Он вернулся с ней почти сразу же, видно, рядом была.

   Паула не вошла - вбежала.

   - Ох, буря, ну, буря! Восторг, а не буря! Что в темноте сидите?

   Включила свет.

   Она была радостно возбуждена, наверное, Лео сказал, что женят.  Никогда Виктор не видел ее такой. Вернее, видел, но  так  давно,  что  забыл,  при каких обстоятельствах.

   - Вот, Панчуга, бери. Жена, - Косматый подобрел и стал похож  со  своей шевелюрой на рождественского деда.

   Виктор молчал и не отрываясь смотрел на Паулу. Та была  похожа  в  этот момент на девочку, которой дарят конфету, но которая не уверена, что ее не разыгрывают.

   - Жарко у вас, - она скинула шубу прямо на руки пылкому Лео. Тот встал, как столб, не зная, что делать с неожиданной ношей.

   - Ну что? - и непонятно было, то ли это предложение оценить ее красоту, то ли вопрос - зачем звали?

   Виктор не мог отвести от нее глаз. Он всегда пытался быть объективным и всегда говорил себе, что не так уж она и красива, волосы  слишком  черные, подбородок великоват, но сейчас он забыл про все. Он и  потом,  в  течение одиннадцати лет, будет  вызывать  в  памяти  именно  этот  момент.  Вся  в движении, яркая, радостная... Чересчур лишь было в ней этой  радости,  вот что.

   Косматый взял ее сзади за плечи, сказал ласково:

   - Так вот, Паула, жених твой артачится, обещания  своего  исполнить  не хочет. Говорит, не пойду к вам. Что делать будем?

   Глаза ее с прежней радостью смотрели  поверх  Виктора  в  стену,  будто видела она там что-то необычайно интересное. Так слепые иногда смотрят.

   - А что делать? Пусть уходит.

   - Да нет, так не получится, - мягко возразил Косматый.  -  Нам  женишок твой нужен. Ракета его нужна.