ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

СОФИЯ

КОРАБЛЬ СОДРАГАЕТСЯ ОТ ЕЩЕ ОДНОЙ ДРОЖИ, отбросив меня на Гидеона. Я не протестую против его объятий, черт, мои руки сами обнимают его, но лишь потому, что мне сейчас все равно.

Мне плевать на Валета, меня не волнуют его связи с семьей Лару, мне плевать, потому что я работаю одна, я не предам, не влюблюсь и не привяжусь. Мы находимся на корабле, который падает с неба, и если это мои последние мгновения жизни, я проведу их, обнимая Гидеона.

— Обрушишь корабль, и тоже умрешь, — повышая голос вмешивается Флинн, чтобы быть услышанным при звуках крушения вокруг нас.

— Да ладно тебе. — Губы Лили изгибаются в едва заметной улыбке. У меня мурашки бегут по коже. Было бы проще, если бы она выглядела и вела себя не так, как будто это она и есть. Но я видела эту улыбку дюжину раз в журналах и в интервью по головизору, и если бы не ужасная тьма в ее глазах, я бы подумала, что ничего не изменилось. Это совсем не похоже на то, что произошло с моим отцом, который потерял самого себя, прямо перед тем, как войти в казарму. Эта… штука, что бы это ни было, все еще Лили. И все же это не так. Улыбка Лили становится шире. — Я разорву корабль на части, не пошевелив и пальцем. Думаешь, кораблекрушение убьет меня?

— Тогда подумай о тысячах, сотнях тысяч людей в округе внизу. Они никогда ничего не делали с тобой или твоим видом, и ты убьешь их всех, когда этот корабль ударится о землю. Сделаешь это, и ты будешь ничем не лучше Лару.

Улыбка Лили еще немного расширяется, и она отводит взгляд в сторону. Я почти забыла о Лару, и это осознание пронзило меня… я почти забыла о нем. Он все еще стоит на коленях там, где оказался после того, как подстрелили его дочь. Он смотрит на нее изможденным, покрытым морщинами лицом. Голубые глаза кажутся почти водянистыми, нерешительными, по сравнению с глубочайшим черным взглядом Лили.

— Правда, — отвечает она, все еще глядя на Лару с болезненным выражением отвращения и любви. — Я такая, какой меня сделал мой отец. — Она слегка наклоняется, чтобы положить руку на щеку Лару, и этот нежный жест заставляет меня вздрогнуть. — Но ты ошибаешься, когда говоришь, что я не лучше его.

Флинн не отвечает, и я знаю почему. Он провел всю жизнь в окружении людей, которые не хотели или не могли слышать логику, сострадание и разум. Он узнает безумие, когда слышит его.

Лили ждет, а когда не слышит ответа, ее улыбка иссякает, оставляя после себя что-то полное стали и огня.

— Родерик Лару — существо, которое определяет себя силой. И я… я лучше его во всех отношениях.

Корабль снова вздрагивает, раздается взрыв, от которого мое тело сжимается, паника и адреналин захлестывают меня, приглушая боль в руке. Каждая мышца кричит, чтобы я бежала. Но куда бежать? Чтобы добраться до шаттлов, нам пришлось бы направиться в сторону звуков разрушения… если там вообще остались шаттлы.

Лили оглядывается на отца и улыбается.

— Папа, — тихо говорит она. — Ты ведь пойдешь со мной, правда?

Губы Родерика Лару раскрываются, глядя на то, что на самом деле больше не его дочь… и, как будто срабатывает переключатель, его лицо меняется. Напряжение в его плечах спадает, губы раскрываются в дрожащей улыбке. Я вижу, что он сам верит в это с той же убежденностью, которая помогала ему верить, что существо в разломе никогда не сможет навредить его Лили.

— Ты меня прости, — шепчет он. — За Саймона, за «Икар»… ты простишь меня?

Штука-Лили тянет руку к его руке, чтобы подтянув, поставить его на ноги.

— Ты мой отец, — говорит она, целуя его щеку. — И я с тобой еще не закончила.

Лару долго смотрит на нее, прежде чем на его лице появляется улыбка. Преднамеренное выражение, когда он выбирает слепоту над реальностью.

— О, моя дорогая. — Голос Лару приглушен, и я почти ожидаю, что его глаза станут черными, как у Лили… но они остаются ясными и голубыми. Его собственная готовность обманывать себя — это все, что нужно Лили. — Сердце мое. Да. Пойдем.

Лили бросает еще один взгляд через плечо на Тарвера, чья рука, не держится за стену, а странно свисает. Он делает шаг вперед, пытаясь заговорить, но не говоря больше ни слова, наследница Лару и существо в ее сознании отворачиваются, ведя своего отца вверх по лестнице в сторону разрушения.

— Лили! — хрипло зовет Тарвер, и внезапно он бежит к ней, несмотря на травму, несмотря на то, что у него, должно быть, сотрясение, которое заставляет его спотыкаться. — Лили…

— Сэр, нет! — Джубили бросает пистолет, поворачивается, чтобы успеть перехватить Тарвера, и встает между ним и лестницей, по которой поднимается Лили. Он сталкивается с ней достаточно сильно, чтобы заставить ее застонать, но она не падает. Она обхватывает его обеими руками и тянет назад, сапоги скользят по металлической решетке пола. — Помоги мне! — кричит она, и Флинн мгновенно прибавляет ей сил, пытаясь помешать Тарверу следовать за Лили.

— Отпусти! — кричит Тарвер, изо всех сил стараясь не обращать внимания на женщину, которая тащит его назад. — Отпусти, отпусти меня… я должен… это приказ, лейтенант! — Он сильнее ее, сильнее их обоих, наполовину обезумевший от горя, страха и боли, едва соображающий.

Она борется с ним, задыхаясь, крича ему в ухо.

— Вы не можете спасти ее… Тарвер, шепот проследит, чтобы она выжила в этой катастрофе, и вы не сможете спасти ее, если умрете!

Он рычит какой-то ответ и на полсекунды вырывается из ее объятий, а затем она вначале размахивает рукой и ладонью ударяет его по лицу, а потом отпихивает его в сторону. Наполовину ошеломленный, он отшатывается к стене, где его удерживает Флинн, чьи собственные мышцы напрягаются от усилия.

Ли стреляет в нас глазами, и как будто этот взгляд для меня — выброс адреналина. Весь кислород возвращается в мои легкие.

— Ты можешь идти?

Я пытаюсь, чувствуя головокружение от смятения и шока, выпрямиться. Я киваю и чувствую, что Гидеон снова начинает дышать рядом со мной. Внезапно я понимаю, что пальцы моей здоровой руки переплелись с его.

— Я больше не буду сопротивляться, — говорит Тарвер, все еще пытаясь в полубессознательном состоянии, оттолкнуть Флинна от себя. — Я не хочу жить без нее. Я не могу. Я не могу. Ли… пожалуйста. Пожалуйста, оставьте меня здесь. Пожалуйста, Ли…

Джубили оглядывается на него через плечо, и я вижу боль в ее взгляде. Затем она присоединяется к Флинну и закидывает здоровую руку Тарвера на свое плечо.

— Флинн?

Он, кажется, понимает ее с первого взгляда и кивает в дальний конец палубы.

— Где-то здесь должны быть шаттлы… мы не успеем добраться до стартовых площадок послов. — Я повышаю голос, чтобы меня услышали из-за очередного металлического скрежета и кричу: — ремонтные шаттлы находятся вдоль той дальней стены. — Другая сторона этого огромного пространства едва различима в тусклых тенях.

Перед моими глазами мелькают заученные планы этажей, слишком разрозненные, чтобы быть полезными. Мы не должны были проводить здесь больше нескольких минут, но я все равно выучила всю палубу. Каждый может составить план. Это то, что выделяет людей, попадавших в трудные ситуации. Ничего не мешает им подготовиться к тому моменту, когда все идет не по плану. Мой шок начинает проходить, и боль распространяется по моей руке. Я слышу шепчущие голоса в ухе, и страх, окутавший меня, слишком плотный и слишком ощутимый, чтобы видеть сквозь него.

— Нам надо двигаться! — орет Джубили, все еще борясь с Тарвером. — Мы должны отступить, сэр! Гидеон, заставь ее двигаться, — кричит Флинн с другого бока бывшего солдата, все еще удерживая его.

Гидеон тянет меня за собой и когда он начинает бежать, мы оба спотыкаемся, потому что по полу проходит волна, что сбивает нас с ног и отправляет в полет. Мы пытаемся встать, наши пальцы все еще крепко переплетены, и когда я оглядываюсь назад, я вижу, наконец-то, бегущего Тарвера в окружении Флинна и Джубили.

Над нами раздается громкий, визжащий звук, который поджигает мои нервы, когда меня настигает мучительная боль, обжигающая мои обожженные руки, опаляющая мой мозг, пока я не вспоминаю, как бежать. С оглушительным хлопком одна из рабочих станций, прикрепленная болтами к стенам над нами, отрывается, ударяясь об пол всего в нескольких метрах справа от нас.

Я так резко торможу, что Гидеон теряет хватку на моей руке и делает несколько шагов без меня, когда я падаю на колени. Огонь в моей руке распаляется, в ушах звенит. Я смутно слышу его голос, зовущий меня по имени. Он приглушенный и нечеткий, как будто я под водой. Дальняя стена огромного машинного отсека теряет фокус, когда земля дрожит подо мной. Этот корабль падает с неба, и мы никогда не доберемся до шаттлов.

Мы наблюдаем из-за завесы между мирами, соединяя воедино то, что нашли другие. Дети взрослеют, каждый выбор, который они делают, сближает их, связывает их судьбы.

Наш род в сером мире не слышит нас, но мы их слышим. Они разрываются между отчаянием и надеждой, не приближая нас к пониманию этих существ. Остальные, удерживаемые в плену в том месте, где впервые появилось маленькое пятнышко, слабеют и устают. За многие годы никто не пришел, чтобы положить им конец или освободить их.

Есть один, которого мы больше не видим и не слышим — голубоглазый человек запер его так надежно, что мы ощущаем только слабое чувство, что он все еще существует.

Возможно, он найдет ответы, которые мы ищем.