- Понятно, - довольно улыбнулся он и начал стягивать сапоги.
- И что это ты делаешь? - удивилась водоплавающая.
- Я тебе сейчас сколько водомерок наловлю, что тебе на десять лет хватит, - прыгнул в воду он... И не вынырнул.
- Эй! Ванька! Ты чего это?! - забеспокоилась она смотря на воду. На поверхности появилось только несколько пузырьков, а Ивана не было.
Зеленая прыгнула в воду, и увидела, что тот почти уже утонул.
Вытягивали бестолкового с озера всей лягушачьей оравой. Потом, с трудом его откачав, Царевна Лягушка, недовольно скрестив лапки уселась рядом, и ждала пока он откашляется.
- Ты чего это в воду ныряешь, если плавать не умеешь?!
- Да я как-то об этом позабыл, - смутился утопленник.
- И кроме того, я не ем водомерок.
- Очень жаль.
- Жаль ему... - вздохнула зеленая.
- Так ты выйдешь за меня?
- Похоже, придется, - задумалась Царевна Лягушка. - Кому еще такой дурак то нужен?
Иван Царевич лежал на земле, и счастливо улыбался, во весь свой лягушачий рот.. А по небу плыли белые облака, которые были так похожи на большие корабли, уходящие в бескрайнее, синее море.
Восьмое марта.
Над полями, над лесами, блуждая в ветвях деревьев, далеко неслась песня. Песня о вечном, о женском:
- Ой, рябина кудрявая - белые цветы. Ой, рябина - рябинушка, шо взгрустнула ты?
- дружно выводили женщины, сидя на лавочке.
- Не правильно ты Нинка поешь, - прервала песню Михаловна. - Нужно петь не шо, а чавой...
Женщина покосилась на старуху, но ничего не сказала. Молчанье прервала Зина, сидевшая на краю лавочки, и вот-вот норовившаяся с нее свалиться. В сотый раз, поругавшись на себя, что не взяла с собой стул, а так бы сидела и не мучилась, женщина завела самый животрепещущий разговор.
- А что вам ваши на восьмое марта то подарили?
Подруги задумались. И хотелось похвастаться, но и хвастаться было совсем нечем.
- Мой уже тридцать лет помер как, - сообщила Михаловна.
- Знаем, - ответили ей, и покосились друг на друга.
- Мне мой решил подарок сделать, антенну настроить, ну чтоб не один канал новостей показывало, а хоть еще что-нибудь, - вздохнула Зина.
- А чего вздыхаешь то? - удивились подруги.
- Залез на крышу, поскользнулся, повис на антенне и все-таки упал. Теперь и антенны нет, так еще и он ногу вывихнул.
- Шею бы он лучше свернул, - зло сказала бабка, начав яростно гладить своего кота, который всегда бродил за нею следом.
- Да что ты говоришь то?! - замахала на нее руками Зинаида. - Он у меня хороший. Вот только руки не из того места растут.
- А мой решил мне помочь огород перекопать, - сказала Нина.
- Молодец, - ответили ей.
- Ага... И чеснок перекопал, и цветы. Теперь все заново садить.
Женщины, услышав такое, замолчали. Эта ситуация была знакома каждой из них, поэтому и говорить то было не о чем.
Михаловна весело засмеялась. На нее покосились недовольные взгляды, но она не обращала внимания.
- Девочки, хоть кого-нибудь нормально поздравили? - поинтересовалась Зина. - Я не завидовать, мне просто интересно.
Катерина заерзала на месте, не зная, говорить ей или нет, но все-таки решилась.
- Мне мой, яишенку приготовил, и кетчупом на ней написал: "С восьмым марта", - довольно сказала она.
- Ведьма! - хором ответили ей, и Михаловна в том числе.
Катерина покраснела от удовольствия, но сделала вид, что обиделась. Все замолчали, и стали смотреть на пасущихся в поле коз. Каждая задумалась о чем-то своем. А на улице было так хорошо - хорошо. Солнце начало пригревать и по забору начали бегать первые божьи коровки.
Приятное молчание было прервано свистом. Женщины разом обернулись, и увидели тракториста Василия.
- Ну, мы тут это... Мы с мужиками посоветовались, и решили... Ну, меня выбрали потому, что я самый многословный... - начал объяснять он, только понятнее не становилось.
- Так чегой-то решили? - не выдержала старуха.
- Это вам! - протянул он огромный букет подснежников.- Мы в лесу вам насобирали.
- Спасибо...
Женщины, поделив цветы между собой, смущенно замолчали.
Василий, быстро развернувшись, скрылся в кустах. Будто его никогда и не было. За поворотом его ждали мужики.
- Ну, что там, рассказывай?!
- Вроде довольные.
- Это хорошо...
Солнце начало опускаться за горизонт. По забору бегали сонные божьи коровки, а над селом, поднимаясь к самому небу, лилась песня.
- Ой, рябина, рябинушка, что взгрустнула ты...
Фомич.
Жил в одной маленькой деревеньке, с очень красивым названием Зоренька, дед по прозвищу Фомич. Ох и мастеровой же был. Вся работа у него в руках спорилась. За что не возьмется, все сделает лучшим образом. Вот только выпивать в последнее время начал.
А как выпьет, то все ему до леса. Путь хоть изба горит. Сидит, самокрутку курит, и с котом о жизни размышляет. Коту то что, скрутился клубком, да и грейся на солнышке. А Константиновне, жене егойной, мужик нужен, и так, и по хозяйству.
Ругалась она с ним, ругалась. И пошла за советом к бабам. Общий мозг, это лучше чем свой. Подумали бабы, подумали, и посоветовали ей к ведьме сходить, что на краю деревни жила, возле леса. Дескать дунет, плюнет, и мужик враз пить перестанет.
Боязно идти, но мужа жалко. Сопьется ведь.
Перекрестилась, и пошла к ведьме, на всякий случай держа в кармане кукиш. От сглазу значит.
Ведьма сидела на пороге, и нехорошо ухмылялась.
- Пришла помощи просить, а сама дули тычешь? - прохрипела она. У Константиновны так волосы под платком и встали. Прямо завивка получилась.
- Да я это… Яичек вам принесла, да сметанки, - пролепетала женщина, пятясь назад.
- Дак клади на лавку, если принесла.
Решив не искушать судьбу, женщина исполнила ее просьбу.
- Вижу, мужик у тебя пьет, - сощурила глаза старуха. – Но ничего, это дело легко исправимое. Дам я тебе бутылочку с зельем. Нальешь ему в компот. Выпьет, на всю жизнь от алкоголизма избавится.