Места у нас тихие-тихие, но телеграфные столбы смоленые: проведено, куда надо. Бухарин в столицу, ему про главное - ничего. Но начинают шить вредительство, диверсию, отравление народа. Как у них заведено, он на эти обвинения поддает вовстречь. Подмахивает: да, мол, так! А сам: ишь, как присахарило-де ко мне! С чего?

Не понимал насчет Назария Парменыча и его лебедиц. А кто понимал - один вразумляющий человек - его не привлекало жевать и в рот класть. Лишь бы, мол, Назарий Парменыч понял: по силе-возможности возмещаем обиду - за поругание сытых, непуганых...

Свели Бухарина вниз, а он в мильонный-то раз: вот, наконец, должна открыться перемена! Уж, чай, заслужил, подмахивая! И подает бумажку на имя вразумляющего человека: зачем моя жизнь - того-сего?..

А кто ему намекнет на лебедушек? Никто - цветочек драпач, не угадамши плачь!

С того Назарию Парменычу, может, и клево, но к воспитанницам все одно недоступно. Так он крепким характером вовсе отклонил себя от девок. Сговаривает замужних на нахальство. Как случись фрик-фрик не удержит язык. Вторая, третья прознамши: тихомолком от мужей на телеги и поехали по Илеку, бережком-рощицей грачиной заради умной причины. Едут, едут - тпру! - лошадям. Ладони ко рту да в степь: "Гулеван!!!"

Он без призыва сильного не виден. Может рядом быть, а только слышишь один дых. Глядишь - вроде пусто, а здоровье где-то рядом в грудище крепкой играет. Или этак пролетит мимо топотом-вихрецом - а никого.

Ну, а коли зовут на причину да по хотению, не оставит без уважения.

Мужики пробовали струнить баб - куда! У них от гулеванья тело как поменяно. Сила мужичья и молодо обличье. Лицом прежняя, статью девка в двадцать лет. Норовом - волчица. Извозжает мужика до стону-прощенья. Мужьям страданья, а им - климат и гулеванье! И уж больно большая злость-охотка у баб гулеваных на приятность: ну, вскидчивы-то! ну, забористы! Ровно не крестьянки истомлены, а бездельницы-разгулены. Глаза закроет, а любой рукой словит - палец, какой надо.

Идет оно так и идет: поветрие. Бабоньки что грибки: на них дождь - они задом в дыбки! Мужики так и сяк: за советом к соседям, в колхоз "Казаки-Ленинцы". Как вы-де на это? будет сочувствие или чего такое?

Ленинцы насмеялись им в лицо. Вы, мол, мужики к черствым огрызкам привержены, к постному да сухарям. Сух да не дам! А нам желательно сомятинку в пирожке пеклеванном после Назария Парменыча - Гулевана.

Ну пойми, народ: какие без гулеванья дела? А от кого гулеванье напитает? От тебя объятье черство, сухаристо: от Гулевана - вино игристо! Коль бодливый в лоске - не в позор обноски. Вкус у ласаньки простой, да не к месту сухостой. Так и дождик до поры - даром выстудит пары.

Жизнь и есть жизнь: звезда-правда страдальцу мигает, за то ее и ругают. Звезда фонарик приветит - хоть голый несет, хоть везут в карете.

Всех фонариков по степи не перегасишь, а принесли тебе блин маслен - не ищи, где спечен. Так ли? А мужики - нет! От блинов не отказамши, зовут всякого вреда на Гулевана, беляши-беляшки - игрунец в ляжки!

К Цыганевичу идут: "Лиши его наследства!" А Цыганевич: "Удумали? Его наследством наш климат стоит! Вам бы блины, яйца есть - да чтоб не по яйцам честь. Уж коли сыты, не завидуйте - у кого неприкрыты!"

Только он это сказал, а к Гулевану и приклонись - кто? Жены начальства. Зря ли - по Илеку вверх иди - всюду начальство любит на отдых приезжать? Женушки: ку-ки, ну-ки, задницу в брюки, губищи большого пальца толще! крашены - как из мужика крови насосамшись, а глаза горят - еще дай!

Заборы заборами, а задоры задорами. Как рев отдается-разносится! И по лядам до песков-угорья, и по пойме-уреме. Илек-то, вода, хорошо передает рев: сорок львиц да сколь слонов.

Так же и визг сильно слышим. Хохот. До чего дико зверятся: туда-сюда да обратом - клади на ухо вату. От ваты - запрелости, лучше слушать прелести.

Говорят: то начальники, мол, распускают себя, разрядку дают. Вон-де сколь навозят им выпивки по утрам. Ну-ну. Только начальники, мужья-то, чего пьют? Коньяк. А на что везется водочка, когда и ром есть двух цветов, и марочное?

Мужья насосамши коньяку и уложены на покой-вылежку. На то хлыщут бокалами, чтоб дальнейшее не знать, не слыхать. А жены к Гулевану кнута бы им хорошего! Сорок львиц егозливых палки ждут колотливой. А заместо слонов - малый бык, грозен рев. Вот кого водочкой потчуют жены-то - допрежь как львицами встать, уловчиться вспять.

С жен пошло, а промеж мужей поехало... Власть коли и спит, не сопит: поди насыть ее аппетит. И гулеванье-то нужно, и строгость. Порознь оно бывает у многих, но чтоб полезно слимши: у Назария Парменыча проси...

Часов в пять утра над Илеком как дым сырой. Часовые откель ни возьмись, по чагурам. К осокорнику машина съедет. Кому случись увидеть: пеньком замрет. Упаси - заметят! И ровно никто мимо часовых не проходил, а вдруг - бык малый средь осокорей, тальника. Спереди бык лобастый, сзади - осел крупастый; до холки осел как бы. По виду - двужильный. Глаза: с ума съедешь, до чего умные!

Из машины, гляди, выходят. Вышли и к нему. Просят... Ни словца не прослышишь, ни звука. После и машина не загудит, а нет ее - и все. И часовых как не было. Ни человечьего, ни ослиного следка не отыщешь. Или тем более колейки от шин. А место топкое! Синица на ил сядет - и то следок...

Следов нет, а сколь видело-то! Особенно в войну часто видали машину на уреме. Секретно просилось, а Назарий Парменыч давал. И кто просил? Абы с кем вторым или третьим Назарий Парменыч не станет говорить. Хотя бы по климату разговор. Климат - погода, а по погоде - авиация. Кто ее больно способно любил-возносил?.. Кто авиапарады зрил, ус крутил? Ради него давалась погода лучше, чем врагу...

А как в космос посылать - был Хрущев у нас. Сколь нагнал часовых, а две деревни его видели. И не столь он слушал Назария Парменыча, сколь говорил чего-то, толковал. С того космос и забирает продуктов не стало. Да... Тогда-то лишь и был оставлен след. Единединый-то раз. В сердцах, поди, Гулеван допустил. Бычья лепеха, а возле - ослиное яблоко паровое.

Как ездили к Назарию Парменычу даже и при культе, власть сделала съезд с актюбинского шоссе. Насыпан бугорок, положена плитка: "Легендарный комбриг-два".