Миссис Хавлок поставила чашку на столик и взяла сандвич.

— Что за несносные проказники, — добродушно сказала она.

Полковник Хавлок взглянул поверх газеты «Дейли Глинер».

— Кто?

— Пирам и Дафнис.

— О, да.

Полковник считал эти имена полным идиотизмом.

— Похоже, Батиста скоро ударится в бега. Кастро нажимает со всех сторон. Служащий в банке сказал мне сегодня утром, что в округе появилось много приезжих покупателей с большими деньгами. Он сказал, что уже продали усадьбу Белэр. Сто пятьдесят тысяч фунтов за тысячу акров, зараженных клещом. Купили и этот отвратительный отель «Голубая лагуна». Говорят, что Джимми Фаркхарсон нашел покупателя на свой крохотный участок. И за большие деньги.

— Что ж, я рада за Урсулу. Она терпеть не могла свое имение. Но мне не нравится, что бегущие кубинцы могут купить весь остров. Тим, откуда у них такие огромные деньги?

— Рэкет, профсоюзные фонды, государственные средства — один Бог знает. Сейчас Куба полна проходимцев и гангстеров. Они стараются во что бы то ни стало быстрее вывезти деньги с острова и вложить их в любое дело. Так как у нас конвертируемая валюта, то Ямайка для них вполне подходящее место. Человек, купивший Белэр, говорят, просто высыпал на пол в конторе Ашенхейма целый чемодан ассигнаций. Я думаю, год или два он посидит здесь, пока на Кубе либо все вернется на старые рельсы, либо Кастро окончательно там утвердится. А затем продаст Белэр, пускай с небольшим убытком, и уедет куда-нибудь. Ведь когда-то Белэр был прекрасным местом, и его можно было бы восстановить, если б кто-то по-настоящему о нем позаботился.

— Во времена дедушки Билла угодья этого поместья составляли десять тысяч акров. Нужно было три дня, чтобы объехать его границы.

— Сейчас Биллу на это наплевать. Готов поспорить, что он уже заказал билеты в Лондон. Потомки еще одной старой семьи покидают Ямайку. Скоро здесь никого, кроме нас, из старожилов не останется. Слава Богу, Джуди любит это место.

— Да, конечно, — сказала миссис Хавлок, стараясь успокоить разволновавшегося мужа, и позвонила в колокольчик, чтобы служанка убрала посуду после чая. На веранду вышла Агата, дородная негритянка в белой накрахмаленной наколке, какие теперь носили только служанки в семьях, живущих в отдаленных районах острова. За ней следовала Фэйпринс, молодая прелестная аборигенка из Порт-Мария, которую Агата готовила на место своей помощницы.

— Агата, нужно все приготовить для консервирования сока гуавы. В этом году она созрела пораньше.

Лицо Агаты осталось бесстрастным.

— Да, мэм. Но нам нужны бутылки.

— Как? Только в прошлом году я купила две дюжины самых лучших в магазине Хенрикса.

— Да, мэм. Но только кто-то разбил пять или шесть бутылок.

— Боже! Как это случилось?

— Не могу знать, мэм. — Агата взяла в руки большой серебряный поднос и, глядя на миссис Хавлок, встала у стола.

Миссис Хавлок достаточно прожила на Ямайке, чтобы знать, что разбитых бутылок не вернуть и, сколько ни искать виновного, его никогда не найти.

— Хорошо, — не показывая своего раздражения, сказала она, — я поеду в Кингстон и куплю столько, сколько надо.

— Да, мэм.

Агата неторопливо повернулась и, сопровождаемая молодой девушкой, вышла с веранды.

Миссис Хавлок взяла рукоделие и принялась шить. Подняв глаза, она взглянула на яркие кусты, чтобы убедиться, что птички вернулись. Солнце уже висело над горизонтом, и время от времени в его пурпурных лучах вспыхивали ярко-зеленые искорки. Где-то в верхних ветвях пересмешник начал свой вечерний концерт. Приближались фиолетовые сумерки.

Контент — поместье у подножья Гендлфлай Пик, было расположено в самой восточной части Голубых гор. В свое время двадцать тысяч акров[5] земли были подарены одному из Хавлоков Оливером Кромвелем за то, что тот поставил свою подпись под смертным приговором королю Карлу X[6]. В отличие от других поселенцев того и более позднего времени Хавлоки, несмотря на землетрясения, ураганы, взлеты и падения цен на какао, сахар, цитрусовые и копру, на протяжении трех веков с любовью и заботой относились к своим владениям. Сейчас Контент славился своими бананами, скотоводством, и поместье считалось одним из лучших на Ямайке. Усадьба, восстановленная после землетрясения, представляла собой некий архитектурный гибрид: к центральному зданию в английском колониальном стиле с колоннами из красного дерева, стоящему на вековом каменном фундаменте, с двух сторон были пристроены два одноэтажных крыла с плоской, по местным обычаям, крышей, крытой дранкой из серебристого кедра. Чета Хавлоков сидела на широкой веранде центрального здания, с которой открывался вид на сад, спускающийся террасами и сменяющийся тропическим лесом, шедшим к морю.

Полковник Хавлок отложил газету.

— По-моему, я слышал шум машины.

— Если это те противные Федденсы из Порт-Антонио, сделай все, чтобы избавить нас от их присутствия. Я больше не могу выносить их причитаний об Англии. К тому же в прошлый раз к уходу они оба успели напиться, так как к обеду почти не притронулись.

Она быстро поднялась.

— Пойду скажу Агате, чтоб она передала им, что у меня мигрень.

Агата вышла на веранду из гостиной. Обычно спокойная, на этот раз она выглядела встревоженной. Вместе с ней на веранду вошли трое незнакомых мужчин.

— Господа из Кингстона. Хотят видеть господина полковника, — торопливо пробормотала она.

Первый из вошедших, незаметно оттеснив служанку, встал перед Хавлоками. Незнакомец был в панаме с лихо загнутыми короткими полями. Он снял ее и прижал к животу. Лучи заходящего солнца отражались в его волосах, обильно смазанных жиром, и громадном количестве белых крупных зубов, открывшихся в широкой улыбке. Он подошел к полковнику, держа перед собой протянутую руку.

— Майор Гонзалес. Из Гаваны. Очень рад познакомиться с вами, полковник.

Его английский очень напоминал странную смесь, на которой таксисты в Кингстоне говорят с американскими туристами. Полковнику Хавлоку пришлось встать. Он едва дотронулся до протянутой руки и взглянул через плечо майора на двух его спутников, застывших по обе стороны двери, ведущей в дом. В руках у обоих была самая популярная тогда на Ямайке ручная кладь — вместительные сумки самолетной компании Америкэн, на вид выглядевшие весьма увесисто. Одновременно наклонившись, оба мужчины поставили сумки рядом со своими желтыми башмаками и снова выпрямились. На головах у обоих красовались низко надвинутые теннисные шапочки с длинными прозрачными козырьками зеленого цвета, сквозь тень которых можно было различить лишь блеск глаз понятливых зверей, готовых выполнить любой приказ хозяина.

— Это мои секретари, — бросил майор.

Полковник Хавлок вынул из кармана трубку и принялся ее набивать. Своими голубыми глазами он внимательно осмотрел наутюженный костюм и начищенные туфли майора, синие джинсы и легкие рубашки его «секретарей» и подумал, что надо бы завести этих людей к себе в кабинет, где в ящике письменного стола лежал револьвер.

— Что вам угодно? — спросил он, закуривая и наблюдая за глазами майора сквозь табачный дым.

Майор Гонзалес развел руками. Ширина его улыбки осталась прежней. Водянистые светлые глаза излучали дружеское расположение.

— Дело касается бизнеса, полковник. Я представляю интересы одного лица из Гаваны, — сказал он, сделав жест рукой, словно желая показать, где находится Гавана. — Это очень влиятельный человек, прекрасный человек.

Майор Гонзалес перешел на доверительный тон.

— Он вам бы очень понравился, полковник. Он просил меня передать вам самые наилучшие пожелания и справиться о цене за вашу собственность.

Миссис Хавлок, наблюдавшая всю эту сцену с легкой улыбкой, встала рядом с мужем. Стараясь объяснить этому чудаку нелепость его просьбы, она мягко сказала:

— Ну что вы, майор. Зачем надо было проделывать такой путь по пыльным дорогам? Баш друг должен был сначала нам написать или поинтересоваться в Кингстоне. Дело в том, что семья мужа живет на этой земле вот уже почти три века, — она почти ласково посмотрела на майора, словно извиняла его за ошибку его друга в Гаване. — Думаю, что о продаже Контента не может быть и речи. Непонятно, как вашему другу могла прийти в голову такая мысль.