- Долго?

- Пока не достану замок. Может и до вечера придется, - сказал Вова. Электриком он слыл хорошим, башковитым, все дивились его длинным ловким пальцам. Был он, правда, плутоват, не чист на руку, знали, ежели что плохо, без пригляда, лежит - упрет...

- Сколько ей лет? - спросил Вова.

- Лет? - вопрос был неожиданный, потому Виксне переспросил, наморщив лоб. - Пять, - выпалил он первое, что пришло на ум.

- Что же это за пять лет всего 18 тысяч накрутил? Ну и ездун, - с сомнением сказал Вова, понимая, что такие парни, как этот хозяин "семерки" за неделю "наматывают" на спидометр по 18 тысяч.

- Купил у одного инвалида, он почти не ездил... Ладно, пойду, не буду мешать, - он вышел через узкую дверь в стеклянной стене, сквозь которую цех, как на ладони, не слышно было его шума и слов переговаривавшихся слесарей. Он видел, как Вова скрылся за узкой металлической дверью в конце цеха, как второй слесарь - невысокий, плотный в черном берете туго натянутым на крупную голову - стал кружить возле "семерки", открыл дверцу, заглянул в салон, затем присев у передка, что-то осматривал под бампером, вытащил листок наряда-заказа, прижатый "дворником" к лобовому стеклу, стал читать его, поднял капот, сунул голову к двигателю.

"Что он нюхает?" - тревожно подумал Виксне.

Наконец появился электрик Вова. Он вышел к Виксне.

- Достал? - хмуро спросил Виксне.

- Все облазил, поспрашивал, ни у кого нет. Я позвонил одному корешу, он приторговывает запчастями, пообещал ему пятнадцать "зеленых", он сказал, что через час-полтора привезет. Так что ждать надо, - и он вернулся в цех, стал извлекать с белой "семерки" забарахливший замок, вытащив, отсоединил контакты, повертел в руках замок и поняв, что ремонту он не подлежит, швырнул в железный ящик для мусора.

Минут за десять до перерыва у второй смены Миша пошел в диспетчерскую.

- Оля, - попросил он девушку, сидевшую в окошечке, - мне нужны позавчерашние заказы-наряды. Они еще у тебя?

- Посмотри в этой папке, - подала она ему красную папку. - Зачем тебе?

- Хочу кое-что проверить, я делал одну машину, помпу и шкив менял, говоря это, Миша листал бумаги. Наконец нашел то, что искал, на замусоленной клочок бумаги переписал фамилию и адрес прапорщика, регистрационный номер, номер двигателя. Затем ушел в столовую.

С перерыва он вернулся пораньше, в цехе было пусто, электрик Вова торчал еще в столовой, допивая чернильного цвета компот.

Миша заглянул в белую "семерку", увидел пустое гнездо на месте замка, пошарил в мусорном ящике, достал старый замок, выброшенный электриком, вогнал в него ключ зажигания со связки, забытой прапорщиком, отпер железную дверцу своей секции, где держал инструменты, кое-какие запчасти, положил на полочку замок, вместе с ключом, бумажку, на которую делал выписки, снова запер дверцу и опять поднял капот "семерки", посмотрел на номер двигателя. В это время вернулся электрик Вова.

- Ты чего? - спросил он, увидев Мишу под капотом.

- Да, так, полюбопытствовал, - сказал Миша, опуская крышку. Странно...

- Что? - спросил Вова.

- Да так, ничего...

Но Миша не видел, как напряженно, со злым прищуром наблюдает за его действиями сквозь стеклянную стену Виксне. "Что-то он больно интересуется машиной, - подумал Виксне, - то туда, то сюда сунется. С чего бы? Своя работа стоит, а он тут суетится".

Думал в это время и Миша. Любой слесарь узнает машину, которую ремонтировал даже неделю назад, это профессионально устойчивая память, как у стоматолога, узнающего зуб, который он начал лечить пациенту неделю назад, хотя за это время перед его глазами прошли десятки зубов других больных. Миша только проверял себя. И не ошибся; та же дыра прожога на чехле у подголовника, тот же погнутый фартук, тот же новенький шкив и помпа, какие он поставил позавчера, наконец, ключ от машины прапорщика был "родным" для замка, только что снятого Вовой. И, самое главное, номер двигателя совпадал с номером, указанным в заказе-наряде, который он только что проверил в диспетчерской. Что же не совпадало? Всего лишь регистрационные знаки спереди и сзади. У прапорщика были астраханские. Сейчас они были иные...

Часа через два какой-то хмырь привез наконец новый замок. Поставить его заняло у Вовы немного времени. К вящему облегчению обоих Виксне щедро расплатился с электриком Вовой, тот услужливо выкатил ему "семерку" за пределы станции.

Виксне закурил, сунул копию заказа-наряда в кармашек светозащитного козырька, пальцы его нащупали шариковую ручку и какую-то бумагу. Он вытащил ее, зажег свет в салоне, развернул. Это была копия заказа-наряда. Прочитав его, Виксне понял главное: "семерку", в которой он сейчас сидел, позавчера делали на этой СТО: меняли помпу и шкив! Теперь Виксне понял, почему тот слесарь-механик в берете так вертелся возле машины, заглядывал то туда, то сюда. Ход размышлений Виксне сейчас был почти такой, как у Миши, не доставало Виксне лишь одной-двух деталей: он не знал о погнутом фартуке и о том, что у Миши имелись ключи к старому замку "семерки". Дыру прожога в чехле Виксне увидел сразу, когда угоняли "семерку", слесарь не мог ее не запомнить, если заметил, когда ремонтировал машину. И если что заподозрил, то наверняка сличит номера: и двигателя, и регистрационные, это несложно: поднять наряды-заказы... Плохо дело... Может настучать в ГАИ, тогда из города выбираться будет рискованно, можно напороться...

Отъехав немного, Виксне остановился у телефона-автомата, позвонил в Матвеевскую. Трубку там даже не взяли, а мгновенно сорвали:

- Кто?!

- Чего орешь, не дергайся, это я. Не звонили?

- Нет... Я не думал, что это ты. Как дела?

- Как легла, так и дала, да кое-что и забрала.

- Проблемы?

- Быстро выскакивай, хватай любые колеса, езжай к Киевскому вокзалу, пройдись по набережной Шевченко, это два шага, там магазин "Филателия", я где-нибудь рядом приткнусь, буду тебя ждать.

- А если позвонят?

- Делай, что говорю! - Виксне повесил трубку.

Вторая смена заканчивала работу в девять. Миша запер рабочую одежду и инструменты в железный шкафчик, натянул куртку и пошел к выходу, его уже ждал тоже закончивший смену мойщик Рубен. Было холодно, подмораживало, прохожих почти не видать, схлынул дневной поток машин, время, когда возвратившись с работы, пообедав-поужинав, люди сидели по квартирам, никого не тянуло на улицу, в неуютную ноябрьскую темень. Ехать Мише и Рубену было в разные стороны, автобусные остановки их были почти напротив друг друга.

- Будь здоров, до завтра! - сказал Рубен и побежал через дорогу.

- До завтра! - ответил Миша...

В этот вечер Миша Брустин не вернулся домой с работы.

Остывала в кастрюле картошка, сваренная Борисом Сергеевичем к приходу Миши. На столе прибор, масло на блюдце, в селедочнице лоснились жиром ломти леща, одного из подаренных Мише прапорщиком, сохла на тарелке докторская колбаса.

В двенадцатом часу ночи Борис Сергеевич Брустин, поволновавшись, пытался себя успокоить: "Поехал в какую-нибудь компанию, может на чьи-то именины... Или к женщине..." Такое случалось, но всегда Миша звонил: "Папа, ужинай сам, я сегодня не приду, заночую у приятеля, там маленький сабантуй". Борис Сергеевич сегодня даже обиделся, почему Миша не предупредил, что ночевать не приедет... За ужин он сел один, есть уже перехотелось, лениво жевал, отдавшись своим невеселым стариковским думам, одиноким, как и он сам...

Они вернулись в Матвеевскую в начале второго ночи. Квартира, в которой они жили, находилась в стареньком двухэтажном флигеле, за ним в тупичке был захламленный двор с полуразрушенным домом, его снесли, и вот уже год, как сюда никто не заглядывал, снесли и забыли, а возможно, и место было таким, что ни у кого не вызывало интереса, строить здесь что-либо, видимо передумали. В этом отчужденном дворе почти без риска они и поставили "семерку".

Вернулись замерзшие, мрачные, голодные. Сели ужинать. Ели молча. Каждый о чем-то думал, и каждый понимал, что дума-то у них общая.