— Благодарю. Ты сегодня такой веселый, как никогда.

На лице Камчуга родилась улыбка. Он сделал небольшой глоток.

— Что в мире новенького? Я всю неделю не выходил из лаборатории.

— Новенького?

— Да, какие новые сплетни собрала ты за эту неделю?

— Вчера я слышала, что пропал старый Пелун.

— Тот, что из центральной селекторной?

— Да. Болтали, что его поймали те… — Она указала пальцем вверх. — Ну, из Двенадцатого антимира, и разобрали его на запчасти.

— Какие глупости, Ланетта! — презрительно поморщился Камчуг. — Антимиры… запчасти. Видать, опять напился боро и отсыпается, старый плут.

— Не знаю… так, краем уха слышала.

Камчуг залпом допил инканское, похлопал Ланетту по плечу.

— Сегодня чудесный денек, не правда ли?

— Сегодня ты очень странный… Что вы хотите? — спросила она человека, который подошел только что.

— Бокал эклектона и пирожное.

— Напиток, не достойный кибера, — громко рассмеялся Камчуг.

— А я не кибер, — тихо, но с раздражением ответил человек.

— Вот как, — удивился Камчуг. — Вы работаете в Центре? Я вас впервые вижу.

— Я вас — тоже. — Человек устало отхлебнул голубой напиток из бокала.

Ланетта наклонилась к Камчугу и испуганно прошептала:

— Что с тобой? Это же Антон Верес, заместитель заведующего лаборатории сердечных исследований.

— Вот как! — пренебрежительно взглянул на человека.

Камчуг и сам чувствовал, что его поведение недостаточно синхронизированно с импульсами центрального директа, но это его мало тревожило. Своему поведению он находил оправдание, казавшееся ему настолько весомым, что удивлялся — почему он не кричит на весь мир о тайне, которая открылась ему?

Камчуг неделю не выходил из лаборатории. Тихон Раст потребовал срочно обработать результаты эксперимента с новыми культурами алоренальных структур.

И вот сегодня, всего час назад… Камчуг хорошо запомнил это мгновение. Только он нажал регистр «фильтр дельта-ритма», не успев еще взглянуть на экран магнитомонитора, чтобы просмотреть записи датчиков, как пришло озарение. Поначалу он не мог ничего понять. Почувствовал лишь приятную истому, потом — радостное возбуждение. И вдруг понял, что он постиг великую тайну бытия. А может — тайну бессмертия? Те несколько слов, несколько формул, несколько многозначительных предположений, к которым столетиями стремились отдельные гении и целые исследовательские Центры, которым посвятил свою жизнь прославленный Николиан Бер, — известны сейчас только ему, биокиберу Камчугу. 7982 рабочих часа своей жизни посвятил биокибер Камчуг проблемам биологического долголетия — отдавал свои руки и знания бесконечным экспериментам профессора Тихона Раста, днями просиживал в информационных теленакопителях. И вот сегодня, как благодарность за усердие — его осенило.

— Предлагаю по стакану «Дипломата». — Оставьте меня.

— У вас неприятности или вы просто родились занудой?

Антон Верес долго молчал. После того, как допил эклектон, пересилив себя, спокойно спросил:

— Кто вы такой?

— Камчуг. Научный консультант Тихона Раста. Странно, что вы меня еще не знаете.

— Я не кибер, чтобы знать все. — Вот как! В вашем голосе не слышно уважения к киберам. А они, пожалуй, заслуживают его.

— Заслуживают, — равнодушно повторил Верес — Что вам от меня угодно?

— Ничего. Просто терпеть не могу кислые физиономии.

— Камчуг, что с тобой?! — истерично воскликнула Ланетта.

Кибер победно ухмылялся.

— Час тому назад я разгадал секрет бессмертия, Ланетта. Налей мне еще бокальчик.

Если бы Камчуг с самого начала был посдержанней и вел себя солиднее, его заявление не произвело бы такого впечатления. Нахальство вроде бы оправдывалось этим и потому усилило значение только что сказанных им слов. Во взгляде Камчуга было столько безумного блеска, радости, неподдельного торжества, что сказанное им показалось и Вересу и Ланетте откровением.

— Да-да, вы не ослышались.

Долго смотрели друг на друга.

— Так рассказывайте, — не удержался Антон Верес. — Вы убеждены, что проблема разрешена полностью?

— Абсолютно. Наш Центр можно разогнать, — радостно рассмеялся Камчуг. — Наша объединенная деятельность утратила свою целесообразность. Что такое проблема долголетия, если открыт секрет бессмертия?

— В чем ключ к пониманию этой проблемы? — Верес пришел в себя и уже без волнения в голосе спросил, солидно, как ученый ученого.

Камчуг тоже посерьезнел.

— Все оказалось элементарно просто. Определенный пересмотр законов Бакса…

— Вы можете уже высказать свою мысль в конкретных формулировках? — нетерпеливо оборвал его Верес.

— Да, безусловно, — обиженно сказал Камчуг, а потом воскликнул:

— Я неделю трудился в лаборатории. Я работал. И я открыл эту тайну Вселенной!!!

— Простите, — спокойно произнес Верес. — Рассказывайте.

— Определенный пересмотр законов Бакса. Слушайте. Материя вечна. Но не вечны клетки, молекулы и все сообщества, которые ее образуют. Почему так? — спросил сам себя и тут же важно ответил: — Они не вечны потому, что седьмая коррелятивная алель постоянно воспроизводит фактор кадарин. В этом и состоит основная функция седьмой коррелятивной алели. Если выделить ее из состава клеток, они будут жить вечно, постоянно находя новые резервы в продукции тыловых субстратов. Клетка и организм смогут самообновляться вечно.

— Позвольте, но так называемая седьмая коррелятивная алель существует лишь в нашем воображении, гипотетично. Как вы можете утверждать… Как ее можно выделить, изъять из состава клеток?

— Вы не можете, а я могу, — усмехнулся Камчуг. — Я неделю не выходил из лаборатории! — снова закричал он на все кафе. — Работал! А вы тут опрокидываете в глотки эклектоны и боро! А я рабо-ота-ал! Если продуцировать вокруг клетки или всего организма гравитационное поле выше 27 геров, седьмая коррелятивная алель распадается на элементарные составляющие и выводится ренальными структурами.

— Но кто же сможет продуцировать поле такой интенсивности? Это пока недостижимо. Ни одна экспериментальная установка не создала такого…

— Я могу продуцировать такое поле, — резко перебил его биокибер. — Я еще не знаю, за счет чего мне это удастся, но уверен — смогу продуцировать такое поле. Не забывайте, что я биокибер.

Громкий разговор привлек внимание присутствующих.

К стойке, словно случайно, приблизились несколько человек. Они разговаривали друг с другом, но прислушивались к словам Камчуга. Его хорошо знали в Центре. Он был толковый биокибер, трудолюбивый.

— А теперь вы должны сказать, почему так угрюмы сегодня, — улыбнулся Вересу Камчуг. — Я рассказал о причине своего возбуждения. А что опечалило вас? — В словах Камчуга сквозила пренебрежительная ирония.

Верес простил биокиберу его тон, пристально посмотрел в глаза и сказал:

— Идемте со мной. Если вы и вправду можете генерировать гравитационное поле такой интенсивности, если правда, что это поле разрушает седьмую коррелятивную алель, и если действительно от этой алели зависит долголетие клеток — тогда идемте со мной. Вы сможете мне помочь. И, главное, сможете меня убедить.

Камчуг с Вересом, а за ними все окружающие их люди, пошли наружным виадуком к третьему экспериментальному корпусу.

Когда подошли к 16-й барореторте, органокомплекс № 17/8 был практически нежизнеспособным. На экране монитора записывалась прямая линия. Ни один датчик эманационного поля не реагировал на внутренние излучения.

Под куполом 16-й барореторты не было ни малейших признаков жизни.

Остановились, окружив небольшим полукругом прозрачный купол. Камчуг торжественно открыл тяжелую пластиковую дверь и подошел к манипуляционному столу.

Смотрел перед собой напряженно и взволнованно.

Глаза его выпучились, он стал не похож сам на себя. Дотронулся ладонью до скользкого субстрата и сделал движение, которое невозможно объяснить, вроде бы принял позу ники. Он дрожал от возбуждения. Потом произвел несколько причудливых пассов над органокомплексом, какие-то волшебные движения, лишенные для окружающих всякого смысла.