Выходим из дома. Лева озирается по сторонам.
— Нам эти, засевшие в логове, помешать не смогут? — спрашивает он меня.
— Да они дня три носа не высунут и в эфир не выйдут в страхе, что их засекут, — вмешивается в наш разговор снова повеселевший Видалес.
Лева кивает. Он тоже так думает.
— Нужно еще, чтобы на полосе были люди… — подсказывает Видалес. — Иначе могут заподозрить неладное и не сядут.
Хорошая мысль. Лева дает команду парням, и те выводят пленников. Говорю Видалесу:
— Объясни своим, что они должны будут делать. И пусть не думают бежать. Все оцеплено, и любая попытка сорвать операцию — расстрел на месте, — немного блефую, но не хочу случайностей. Оцепления у нас, конечно, нет, да никто и не станет стрелять в рабочих, если они побегут…
Видалес понимающе кивает и быстро начинает объяснять рабочим, что от них требуется.
Засаду устраиваем у взлетки, в самом ее конце. По словам Видалеса, можно ожидать прибытия лишь одного самолета. С доном прилетит человек двадцать охранников. Встречать самолет на флажковой отмашке будет Николай.
Занимаем исходную позицию. Видалес пытался было улизнуть к хижинам, но Лева усаживает его рядом с собой за грудой поддонов, накрытой брезентом. Я залег под прицепом трактора, и мое положение достаточно выгодно для возможного боя. Защитой мне служат несколько сложенных одно на другое тракторных колес. С воздуха меня не увидят. Гляжу на стоящий чуть боком ко мне трактор и никак не могу понять, почему его вид вызывает у меня какие-то щемящие ностальгические чувства. Наконец врубаюсь: это же трактор «Беларусь»! Ха! Привет с родины. Правда, теперь Белоруссия — это не Россия, но все же. В Минске живут наши с Левой подруги. Нам, кстати, по возвращении отсюда как раз нужно заскочить в Минск — поручили Седой и Полынский одно дельце. Кто-то там им подгадил, нам предстоит разобраться, кого и как наказать из минчан.
Время тянется. Скоро уже начнет темнеть, и хотелось бы закончить операцию пораньше. Нам здорово повезло, что все так удачно складывается с этим доном — теперь не придется тащиться в Медельин…
Слышен нарастающий гул самолета. Слежу за рабочими. Те старательно делают вид, что заняты переброской груза от штабелей или в штабеля, хрен их поймешь.
Двухмоторный самолет мест на сорок пролетает низко над нами и идет на посадку. Николай выпуливается к полосе с флажками, чтобы показывать пилотам, куда подавать машину при заправке. Вида лес сказал, что здесь при встрече военный эскорт не в обычае, и это нас вполне устраивает.
Заход на посадку мне отсюда не виден. Наблюдаю за Николаем. Слышен надсадный гул винтов, когда пилоты самолета врубили двигатели на реверсе при торможении. Николай выходит на взлетку, показывая, куда рулить. Приготавливаю автомат к бою. Я поменял автоматическую винтовку на привычный «калаш», позаимствованный у убитого колумбийца. АК этот хоть и китайского производства, но мне с ним все же сподручней. Только снял с «эмки» и пересадил на «калаша» подствольник. У тех, кто атаковал нас в джунглях, подствольников не было, с этим нам опять-таки повезло. Самолет тормозит, останавливается и глушит винты. Дверь открывается, и вниз сползает легкий компактный трап. Из самолета спускаются вооруженные автоматами «узи» парни в светлых костюмах и рассредоточиваются возле самолета. Гвардия императора. Вижу, как Николай отходит за ряд бочек. Что в этих бочках? А вдруг горючее? Напрасно Николай выбрал их в качестве прикрытия.
Наконец в сопровождении шести телохрани-. телей появляется сам дон. Общая численность его людей теперь известна. Шестеро телохранителей и двенадцать охранников. Нормально.
Дон осматривается и подзывает одного из рабочих. Беру на мушку стоящих кучно с правой стороны от дона четверых парней. Дон о чем-то спрашивает рабочего, тот показывает рукой на се льву в сторону лаборатории. Дон кивает, и вся свита трогается от взлетки по дороге.
— Стоять на месте! Бросить оружие! — командует по-английски Лев из-за поддонов.
Действия охранников вызывают уважение: Лев еще не успел договорить, а те уже открыли шквальный огонь по полосе на звук его голоса. Телохранители заставили дона лечь на землю, а вот себя уберечь не успели, и я их быстро срезаю тремя короткими очередями.
Охранники огрызаются. Короткими очередями отстреливаем обороняющихся. Мои парни делают свою работу уверенно и экономно. Вспышка огня! Взрыв поднимает в воздух несколько бочек, за которыми укрылся Николай. Бля! Луплю по охранникам, не заботясь уже о том, чтобы взять дона живым. Бочки начинают детонировать, и вот уже вся правая сторона аэродрома охвачена пламенем. До самолета огонь не дотянет, но если загорится заправка, то дело дрянь. Придется еще здесь торчать, вызывая «борт».
Наконец все охранники успокоились, в смысле — перебили мы их довольно быстро.
— Николай! Ты где? — спрашиваю в микрофон.
— Коля! — слышу в наушниках голос Гены.
Коля не отзывается.
Выходим из укрытий и, на всякий случай держа под прицелом распростертые тела охранников, подходим к дону. Дон цел и невредим. Лева ставит его на ноги. Тот смотрит на нас зло и презрительно. Ну еще бы, дон! Чувствуется порода. Да и хрен с ним…
— Посмотри, если возможно, что там с Николаем… — киваю в направлении края поля, объятого огнем.
Гена тут же срывается с места.
— Валера, Саша, возьмите пилотов под охрану.
Парни бегут к самолету. Во время перестрелки пилоты вели себя благоразумно-, то есть не делали попыток взлететь, — и дураку ясно, что собьют, сожгут еще на рулежке.
— Бери его, пойдем… — говорю Льву, кивнув на дона, и направляюсь к рабочим.
Из-под брезента вылезает бледный Видалес. Выглядит он не лучшим образом — весь трясется.
— Передай рабочим, что они свободны и, если хотят, могут дождаться, когда мы соберёмся в обратный путь… — говорю ему.
Тот кивает, идет объявлять мои слова работягам. Их всего девять человек, и места в самолете хватит для всех.
— Что там, Гена?! — спрашиваю по рации, глядя на стену огня на краю поля.
— Хреново, В лад… Вижу чье-то тело. Но мне к нему не подобраться, огонь везде…
— Ясно… Найди что-нибудь, чем можно притушить этот костер. Тело нужно достать.
Возвращаюсь к хижинам, куда Лев увел пленного дона.
Лева завел дона в хижину, посадил на стул и пытается его разговорить.
— Что ты хочешь от него узнать? — интересуюсь у Льва на русском.
— Да хоть что-нибудь, — улыбается приятель. — Пленник все-таки. Мы из-за него здесь такую канитель устроили! Почему бы ему и не рассказать нам о чем-нибудь?
Усмехаюсь, проходя к спутниковой связи.
— Господа! Вы русские?! — чуть не подпрыгивает дон, обращаясь ко мне на английском.
— Русские, русские… — бурчу я, набирая код, чтобы выйти через французский спутник на наших шефов в Питере.
— Мы можем с вами договориться!.. Я знаю, кто вас прислал, и могу заплатить в тысячу раз больше… — с ходу пытается подкупить нас дон.
— И сколько же ты нам предложишь? Учти, мы уже получили за тебя миллион, — врет Лева.
Пока они там выясняют по деньгам, я соединяюсь с Полынским.
— Влад? — спрашивает шеф. Голос у него радостный. — Как вы там? Все в порядке?
— Порядок… Клиент у нас и предлагает море денег…
Полынский смеется:
— Он вам Колумбию в наместничество не отдает?
Пока жадничает… Что теперь? Полынский задумывается, замолкает на полминуты.
— В общем, так. Этот тип нам не нужен…
— Понял… — смотрю на дона. Он хоть и пытается откупиться, но держится с достоинством. Лева смотрит на меня. Киваю на дона.
— Идите прогуляйтесь… — говорю Льву на русском. — Только возвращайся один…
Лева кивает и стволом автомата показывает дону на выход. Тот все понял, встает и презрительно смотрит на нас.
— Вы еще об этом пожалеете… — говорит он и молча, почти торжественно выходит. Лева идет за ним.
Я снова возвращаюсь к Полынскому.
— Сейчас там все устроят… А как насчет местных владений? Оставить как есть или привести в порядок?