Ну, и кто после этого усидит в укрытии? Кто из нас тогда не стянул с себя куртки, выставляя напоказ всему миру свой тельник?

Ломанулись мы тогда лихо! Духи, видимо, совсем обалдев от такого зрелища, замялись, что дало нам шанс прорваться почти к самому кишлаку. Только когда мы были почти у дувалов, вновь лупанули из всех стволов. Да куда там. Смяли мы их. Напрочь.

Не без потерь. Напоролись наши братишки на пулемёты. Завалили подступы к ним своими телами, как тот Александр Матросов. Да кто ж во время боя считает потери? Есть цель. Есть враг. Надо уничтожить!

Вдруг вижу, споткнулся впереди меня Пестик. Здоровенный хохол. Между прочим, фамилия-имя его Павло Тычина. Во как! Только почему-то прилепилось к нему Пестик. Рост под два метра, ручищи как чайники, размер обуви под пятидесятый. Короче, ещё тот Пестик!

Упал Пестик ничком, разбросал руки в стороны, автомат выронил, а ногами сучит, вроде как дальше бежать собирается. Значит, жив! Подскочил я к нему, тяну на себя, а он тяжеленный, в «лифчике» магазинов автоматных немеряно, да и гранат порядочно. Вылущил я Пестика из разгрузки, тяну к себе на плечи. Никак! Хоть бы помог кто. Только все уже вперёд проскочили. Давят духов в кишлаке. Еле взвалил Пестика на плечи.

Тут вторая проблема – два автомата на земле и разгрузка раненого. Встал на колени. Боюсь Пестика на землю уронить, потом ведь не удастся поднять снова. Подобрал добро наше, поднялся в полный рост, аж в глазах померкло, и бодренько зашагал в сторону боя. Благо, стрельба уже сместилась к перевалу, туда, где окраина кишлака.

Неудобно, тяжело, чёрт возьми, такого мужика переть, всё время соскальзывает с плеч. Вот уже и носками ботинок волочится по земле. А ботинки у Пестика исторические. Почему исторические? Так ведь история была замечательная.

Когда молодых привезли самолётом из Ашхабада, построили, посчитали, ржали всем полком. Сами посудите, было ведь над чем. Во-первых, хэбэшка у всех была одного размера. Пятьдесят четвёртого. Это и тем досталось, у кого от природы метр с кепкой. Видок тот ещё! Штаны по щиколотку, рукава по локоть, на животе куртка не сходится, треугольник тельняшки под брючным ремнём заканчивается.

Но и это еще полбеды. Все в ботинках, один Пестик – в кедах. А ноги у него как ласты. Команда была: «Равняйсь! Смирно!» Все, конечно, носочки подравняли, на грудь четвёртого, вроде бы вылупились, а сами через плечи за спины поглядывают и краснеют от сдерживаемого хохота. Потом не выдержали, заржали. Так и было с чего! Наш командир роты, майор Петрович, даже не цыкнул ни на кого: сам хохотал. Не думайте ничего такого – никакого панибратства. Фамилия у него такая. Была. Погиб потому что Петрович…

Так вот. Ржали-то почему. Из-за строя каблуков далеко выдавались пятки истоптанных кед Пестика.

– Ну, ты – пингвин! – восхитился Петрович.

В общем, пока молодых натаскивали к местным условиям, через месяц прислали ботинки для Тычины. Заказные. Сшитые в военном ателье.

Чувствую я, что Пестик своими замечательными ботинками чиркает по земле. Ну, думаю, сейчас к стеночке прислонимся, сползём как-нибудь и передохнём. Там уж пусть санитары им занимаются, а я дальше погребу. Бой-то ещё не закончился.

Дотащились до полуразвалившегося сарая. Сил на то, чтобы дать очередь в тёмный зев уцелевшей двери или бросить гранату, уже нет. Ладно, будем надеяться, что десантура хорошо здесь прошлась. Только собрался повернуться к стеночке, как страшный удар в спину опрокинул в пыль.

Потом что-то смутное помнится. Кто-то меня тащит, выдирает из руки автоматы и разгрузку, льют воду на голову, в нос тыкают нашатырём и сквозь ватную заглушку шепчут:

– Да живой он, живой. Видишь, кровь не его. А Пестика уносите туда, к убитым. «Вертушки скоро будут…».

А Лёвка видел всё тогда. Они шли за нами следом с другой стороны кишлака.

– Вижу я, Игорёха, как ты взвалил хохла на плечи. Прёшь как бульдозер. Вокруг вас туча пылищи поднялась. Он сполз у тебя с плеч, ногами по земле волочится. Стрельба. Молотим по духам, несёмся за твоей ротой. Потом вижу, ты к дувалам подобрался. Тут-то вам в спину и стрельнул душара из «бура». Силища-то у ее пули ого какая! Думал, всё, не увижу больше тебя.

Потом уже, когда в «вертушку» убитых грузили, хохла узнал, а тебя – нет. Пошёл искать. Смотрю, ты у колодца умываешься, льют тебе на спину из кожаного ведра воду, а на спине синячище с тарелку и кровоподтеки…

Теперь, после рассказа Лёвы, дружка моего боевого, стал я понимать, отчего спину ломит на сырую погоду, да и тяжести поднимать могу покряхтывая. Вот уж подарочек, так подарочек получил ко дню ВДВ!

Ладно, хорош отдыхать. Последнюю рюмашку – и побежал. А куда деваться? Дела!

Наблюдали вы когда – нибудь, как мальчишки рисуют войну, или играют «в солдатики»? О! Это достойное зрелище! А озвучивание событий?!

Та –да –да – дах, та –да –да-дах, – идет в атаку пехота! Джух, джух. Джух, джух, – палят из башенных орудий танки! М-м-м-м-м-жю-ю-ю-ю-тра-та-та-та, – спикировал, стреляя по наземным целям боевой самолет.

Впрочем, тут у каждого свои варианты.

Родители обычно исподтишка наблюдают за игрой мальчишек, подталкивая друг-друга локтями и беззвучно давясь от смеха, приглашая деда с бабушкой порадоваться тому, как увлечены и как смешно играют дети. А дети не замечают ничего вокруг, с головой уходя в смоделированный ими мир.

Подполковнику Шуткову, работнику районного военкомата, выпало дежурить очень неудачно – на девятое мая. Понятно, кому же охота работать, когда все уже сели за столы, уже подняли не одну стопочку. А в военкоматской тишине приходится скучно отвечать на звонки, пить чай и разгадывать сканворды.

Поэтому, когда позвонила жена, сказала, что вечером будут гости, попросила зайти в магазин и купить всякого к праздничному столу, Шутков повеселел. До передачи дежурства другому офицеру оставалось всего то минут сорок пять, а значит, уже через два часа и он, Шутков поднимет рюмочку за Победу, за здоровье друзей как и он отслуживших в Афгане которые сейчас идут к нему, за память тех, кто никогда за праздничный стол уже не присядет.

Сдача-заступление на дежурство прошли по всей форме, по-военному четко и быстро. Сменяющий офицер отлично понимал настроение и состояние Шуткова, и комично-завистливо вздыхая занялся своими обязанностями. Уже совсем было собрался уходить Шутков, как затрещал телефон у дежурного.

– Товарищ подполковник. Вас.

Звонил стариннейший приятель, которому тоже не повезло с дежурством. Он приглашал Шуткова буквально на минутку заскочить к нему на работу, пропустить по рюмахе в честь праздничка.

Приятель работал главным врачом неподалеку расположенной психиатрической больницы, никогда в армии не служил, и поэтому очень почтительно относился к военнослужащим. Кроме того, вы понимаете?… Работник военкомата такого ранга, как Шутков, и главврач такого непростого заведения… Они просто должны поддерживать приятельские отношения. Ну, знаете, ты – мне, я – тебе…

Отказаться было неловко, и Шутков выйдя из здания военкомата направился в недавно построенный гастроном, который стоял на полпути к больнице скорбных главою. Порадовался про себя тому, что в новой России продукты, слава Богу, не проблема. Достаточно безлюдно было в магазине. Люди готовились к празднику заранее и все приготовления закончили давно. Шутков, одетый ради праздника в парадную форму, со всеми своими наградами на груди, пятидесятилетний, крепкий, с седыми висками красавец производил на женщин сильное впечатление.

Улыбаясь продавщицам, принимая и раздавая праздничные поздравления, походил по отделам туда, сюда. Накупил на два объемных пакета разной вкуснятины, пару блоков сигарет.

Зная отлично о скудности бюджетного обеспечения прикупил и салями и соленых огурчиков, и сыру и даже хлеба, чтобы не есть невкусный, почему-то всегда отсыревший больничный.