Ближе всех ко мне лежал мужчина с многочисленными колотыми ранами, большинство из которых находилось у него на спине. Он умер совсем недавно, кровь даже не успела свернуться. По-видимому, в него было выпущено сразу несколько стрел, которые затем бережливые убийцы выдернули из его тела для повторного использования. Неподалеку валялись тела его жены и двух детей, у всех троих было перерезано горло. Женщина, вряд ли старше двадцати лет, лежала совершенно обнаженной.

Все их добро победители унесли с собой. Повозка была совершенно пуста. Исчезли и волы, тащившие ее. Их следы отчетливо просматривались на почве. Для убийц злополучной семьи вьючные животные стоили куда больше человеческой жизни. Хотя я не обнаружил в повозке и следов воды, я сразу убедился в том, что, вопреки первоначальному решению, не смогу воспользоваться кровью несчастных жертв даже ради собственного спасения.

Подняв голову, я заметил, что стервятники все еще продолжают кружить надо мной, молчаливо наблюдая. Если бы у меня были силы и лопата, я бы похоронил несчастных. Но у меня не было ни того, ни другого. Стервятники выиграли. Я повернулся спиной к месту недавней трагедии, предоставив могильщикам пустыни наслаждаться их ужасным пиршеством.

Казалось, день никогда не кончится. Жара стала совершенно невыносимой. Я шел уже много часов, но столб дыма, на мой взгляд, был ничуть не ближе, чем в тот момент, когда я впервые заметил его. Несмотря на безнадежность моего положения, ситуация, в которой я оказался, представлялась мне совершенно абсурдной, чуть ли не анекдотичной. Без сомнения, я находился здесь по воле Ормузда. По-видимому, нечто чрезвычайно важное должно произойти в этом забытом Богом месте в самое ближайшее время. Нечто такое, что могло изменить всю историю человечества. Скорее всего Ариман готовился предпринять новую попытку разорвать связь пространства и времени и уничтожить континуум. Но похоже, что мне суждено умереть от жажды прежде, чем я сумею приступить к осуществлению моей миссии.

И тут я увидел их.

Пять или шесть всадников медленно двигались по поросшей чахлым кустарником равнине, примерно в миле впереди меня. Таких низких и тощих лошадей мне еще не доводилось видеть. Под стать животным были и их хозяева, низкорослые, жилистые, в остроконечных металлических шлемах. Каждый из них имел длинное, тонкое копье, кривую саблю и лук, притороченный к седлу.

Они заметили меня почти в тот же момент, когда я увидел их, и, развернув лошадей, с дикими криками понеслись в мою сторону. Подскакав поближе, они придержали своих коней, понимая, что полуголый, пеший и безоружный человек не имеет шансов убежать от них. Теперь, когда они оказались совсем близко от меня, я сумел лучше рассмотреть их лица восточного типа, с высокими скулами и узкими раскосыми глазами.

"Типичные обитатели степей Центральной Азии, - подумал я. - Монголы или предки современных турок, обитавших некогда вблизи озера Байкал".

Шестерка всадников остановилась ярдах в двадцати, разглядывая меня с не меньшим любопытством, чем я сам изучал их самих. Один из них, очевидно предводитель, произнес несколько слов, обращаясь к своим товарищам, и, к своему удивлению, я обнаружил, что понимаю их язык. Ормузд позаботился обо всем.

- Он не похож на остальных.

- Может быть, он раб из другого племени, взятый в плен? - высказал предположение второй всадник.

- Никогда не видел никого похожего на него. Обрати внимание на его рост и цвет кожи... розовая, словно у новорожденного поросенка.

- Может быть, нам следует отвести его к орхону, - предложил третий всадник. - Глядишь, он вознаградит нас за столь необычного пленника.

- Ты хочешь сказать, выродка?

- Да нет, он вполне похож на человека, если не считать цвета его кожи.

- Готов поспорить, что кровь у него красная.

С этими словами один из всадников, находившийся справа от предводителя, ударил пятками по бокам своей клячи, заставляя ее перейти в галоп, и, сделав небольшой круг, помчался в мою сторону, нацелив копье в мое сердце. Его товарищи продолжали спокойно сидеть в седлах, довольно улыбаясь в предвкушении нового развлечения. Возможно, моя кожа и правда напомнила им шкуру молодого поросенка, но из этого не следовало, что я соглашусь позволить одному из дикарей спокойно прирезать меня.

Не двигаясь, я ожидал приближения всадника, мобилизовав все силы, еще остававшиеся в моем измученном теле. Волна адреналина прокатилась по моим сосудам, мгновенно приведя мышцы в состояние боевой готовности. Я мог видеть малейшие движения наездника и его лошади, словно на киноленте, запущенной с замедленной скоростью. Широко открытые, испуганные глаза лошади, ее трепещущие ноздри, вдыхавшие незнакомый запах, острие копья, направленное в мою сторону. Полуоткрытый рот кочевника, лицо, искаженное гримасой жестокости. Когда он оказался в нескольких шагах от меня, я, словно заправский тореадор, сделал моментальный шаг в сторону и, ухватившись рукой за середину древка копья, рванул его на себя. Сила моего рывка была настолько велика, что оба, и всадник, и его лошадь, одновременно грохнулись на землю, подняв вокруг себя облако пыли. У меня в руках остался обломок копья фута в три длиной.

Когда пыль несколько рассеялась, я заметил, что лошадь успела вскочить на ноги и отбежала на несколько ярдов в сторону, волоча по земле брошенные поводья. Не принимавшие участия в поединке кочевники проводили ее взглядами и, лишь убедившись, что с ней не случилось ничего дурного, обратили внимание на своего поверженного товарища. Он пострадал куда больше своего "пони". Его левая рука, очевидно, была сломана у плеча, но тем не менее, не обращая внимания на боль, он выхватил свою кривую саблю и снова набросился на меня. Я легко парировал его удар древком копья, хотя при этом и лишился своего единственного оружия, перерубленного всего лишь в нескольких дюймах от моей кисти. Не ожидая нового выпада, я нанес своему противнику удар ногой в солнечное сплетение, заставив его согнуться пополам и опуститься на землю. Отбросив в сторону бесполезный обломок копья, я вырвал саблю из его руки и, оставив его валяться на земле, отошел в сторону.