— Эй ты, подь сюда!

Вздрогнул человек от окрика, сжался весь, вскочил и в лес бросился.

— Эй! Не балуй!.. Сто-ой!..

— Ну, пальни в него!

Петляя между деревьями, дальше-дальше бежал он, и тут сзади громыхнуло…

Петр Максимович Горбунов недовольно расхаживал из угла в угол по кабинету. Ожидаемый приезд хозяина графа Полье очень был некстати: намыв золота в последние дни резко снизился. Еще тут немчишки эти… Привезли приказ хозяина — в промываемых песках самоцветные камни искать!..

Четыре года назад Горбунова, как одного из лучших специалистов по золоту и знатока самоцветных камней, рекомендовал графу Полье сам начальник уральских горных заводов генерал Глинка. Графу потребовался специалист, чтоб провести разведку россыпей и установить, есть ли смысл открывать частный промысел. Он положил Горбунову приличное жалованье, и тот согласился.

Петр Максимович слышал, что в двадцати верстах от Бисерского завода, в вотчине этого вельможи, на речушке Полуденке, стражники поймали какого-то беглого, который мыл в ее песках золото. Первые пробы в присутствии самого графа дали ошеломляющие, не виданные еще до той поры результаты — столько россыпного золота оказалось в песках, что ахали и с завистью качали головами золотые тузы не только в Екатеринбурге. Прииск открывали под колокольный звон, при больших гостях, по всем правилам. Хозяин расщедрился до того, что народу выставил бочку водки. И назвали прииск Крестовоздвиженским по имени расположенной поблизости деревушки, что была заложена самим графом Строгановым. К промывке золота сразу же согнали крестьян этой и других близлежащих селений.

С той поры и хозяйствует на Крестовоздвиженском золотом промысле смотритель прииска Горбунов, ежемесячно посылая хозяину в Петербург докладные, отчеты, а в Екатеринбургскую государственную казну сдает золото… А оттуда уж хозяевам идут денежки…

Петр Максимович подошел к столу, набил табаком трубочку, раскурил ее, снова зашагал из угла в угол. Коренастый, плотно сбитый, он походил на крестьянина. Бородка — «в скобочку». Горбунов вышел из крепостных, но образован, получает такое жалованье, которое вполне позволяет ему жить на широкую ногу, но он предпочитает даже по делам в Екатеринбург ездить без особого шика. Сейчас на нем крестьянского покроя рубашка, хотя и из тонкого заграничного полотна, черные шаровары заправлены в жесткие сапоги на толстой подошве. Стук их каблуков по выскобленным до желтизны половицам через распахнутые окна и двери конторы слышен на улице. В окна виден разметнувшийся по обоим берегам реки прииск с грудами песка, работающими людьми и лошадьми.

Мысли смотрителя далеки от всего этого.

…Везет же графу! За четыре года, по самым скромным подсчетам, прииск дал Полье около десяти миллионов рублей! При таких-то доходах раскатывай по заграницам, устраивай на всю столицу балы. Так нет, жадность одолевает, в каждом письме граф требует увеличения добычи золота! Мало того, весной этого года он, Горбунов, обнаружил новую россыпь — и всего-то в четырех верстах от этого прииска, на правом берегу Полуденки. А россыпь-то оказалась какой! Такого не снилось даже и смотрителю самому: золото гнездовое, на глубине каких-то четырех-пяти аршин[1] от поверхности. Добывать его начали сразу же — черпали лопатами вместе с песком! От двадцати пяти до пятидесяти трех золотников[2] намывается с каждой сотни пудов[3] промываемого песку! Где еще такое можно увидеть?

Вспомнив, как усердствовал он, Горбунов, перед графом в порыве нахлынувшей радости, какого-то ослепления в ту пору, Петр Максимович устыдился себя, швырнул на стол потухшую трубку, скрипнул зубами, рванул на вороте рубашки пуговицы, крикнул через плечо в сторону раскрытой двери:

— Тишка!

И тут же мгновенно, словно стоял за дверями и ждал вызова, из соседней комнаты выскочил писарь.

— Что надоть, Петро Максимыч?

— Квасу холодного, и поживей!

У, холуи… Недолюбливает Горбунов конторских служащих за их угодничество и лакейское презрение к простому народу.

— Вот, Петро Максимыч, извольте, прямо из погреба! — небольшого роста, поджарый, с жиденькими волосенками на голове и тощей, словно мочальной, бородкой, Тишка угодливо согнулся перед Горбуновым.

— Поставь на стол и иди! — «Ну чисто церковный дьячок!» — Нет, постой! — Петр Максимович взглянул на настенный барометр. — Передай кучеру, чтоб запрягал.

— Да куда ж вы? Грозе быть! — удивился Тишка.

— Не твое дело. Иди!

«Вот так же и я перед графом…» — подумал Горбунов, сняв крышку и поднося жбан[4] к губам…

Обнаружив новое месторождение золота, Петр Максимович незамедлительно уведомил о сем хозяина и тут же предложил привлечь к разработке новых песков крепостных крестьян из деревни Калининской и заодно из других, с ней соседствующих. Попутно он воспрошал дозволения наречь этот прииск в честь хозяина его — Адольфовским. Специальный курьер из столицы привез ответ: «…Хвалю за усердие и сообразительность. Действуйте, руководствуясь своим опытом и познаниями. Повелеваю организовать одновременно повторную промывку песков на обоих приисках, ибо специалисты считают таковое зело выгодным. В июне месяце приеду сам…»

Но вместо «самого» на завод приехали два инженера-немца. Они-то и рассказали Горбунову, что по приглашению Всероссийского императора Николая в столицу прибыли три берлинских профессора во главе со знаменитым ученым-минералогом Гумбольдтом. А этот-де барон превеликий спец не только по драгоценным камням, но и по алмазам, и что-де на приеме его императрицей Александрою Федоровной он заявил, что Россия должна непременно иметь в недрах своих земель алмазные россыпи, о чем свидетельствует аналогия хребта Уральского с алмазоносной местностью в Бразилии…

Эти же немцы сообщили Горбунову о том, что будто после встречи и бесед с герром профессором граф Полье увлекся минералогией, нанял хотя еще и молодого, но весьма разбирающегося в камнях немчика и что поехали они сопровождать экспедицию из ученых немцев тех через Нижний Новгород на Казань-город, а уж после того соизволит граф заявиться сюда собственной персоною…

Такие сообщения расстроили Горбунова. Надеясь, что граф распорядился о повторной промывке песков не подумавши, Горбунов тут же отписал ему, что такое дело немыслимо: где возьмешь людей и какой резон, коли и так люди стараются, на оба промысла все подключены! И что повторный промыв делают в тех случаях, когда оскудела россыпь и ее в пору закрывать… Ответ был гневный и категоричный: привлечь к повторной промывке песков всех без исключения, определив на подвоз песков малолетних и к посильному делу — брюхатых баб…

Петр Максимович — человек нанятый, и перечить в таком деле хозяину у него нету прав. А насчет камней — воля барская, пусть потешится!

Не одиножды он показывал этому графу бестолковому вымываемые из песков хрусталь, кварцы, колчедан, толковал ему предостаточно о непригодности их как в поделочном, так и в ограночном ремесле! Ну, встречаются еще уваровит с аширитом, так ведь качество никудышное! И неужели он, Петр Горбунов, проработавший на золоте и камнях уже столько лет, обучившийся минералогии у известных екатеринбургских мастеров, разбирается в камнях хуже Гумбольдта?! Верно, слыхал о человеке том, но, может, тот и великий спец по чужим местам, а на Урале-то он не бывал, и ему ль судить прежде времени об аналогии?

Обидно за себя стало смотрителю. Но что поделаешь? Может, где и найдут алмазы, но не здесь же на приисках…

И всем работающим на приисках Горбунов велел выбирать из промываемых песков блестящие, разноцветные, как прозрачные, так и темные камни, галечник и предъявлять оные в конце дня ему на обозрение. А уж он и порешит — выбрасывать ли их в отвал или складывать в специальный ларь для хранения, что поставлены в балаганах надзирателей того и иного прииска…