– Капитан Пикард. – Она двинулась ему навстречу, протянув руки. Медвяного цвета волосы были по обыкновению красиво уложены, карие лучистые глаза смотрели с ласковой приветливостью.

– Перин. – Он крепко, по-дружески, сжал её руки в своих.

– Приятно видеть Вас снова.

– Вас тоже. Как Сарек?

Лицо её слегка затуманилось. Они направились к выходу. Проявление её эмоций было подобно игре света и тени над изменчивой поверхностью моря. Живя среди вулканцев, она научилась контролировать себя, в поведении её всегда чувствовалась сдержанность; всё же её земная природа не была подавлена, она была лишь подчинена контролю. С первого же мига их знакомства она показалась Пикарду необыкновенной женщиной. Настолько, что он лишь изредка осмеливался думать о ней, всякий раз напоминая себе, что она жена Сарека. И до какой степени чувства эти являлись следствием мелдинга, он не был уверен.

– У Сарека бывают хорошие дни и плохие. Последнее время всё больше плохие.

Они вышли в коридор и направились к турболифту.

– Значит, болезнь прогрессирует?

– Это мучительная, смертельная болезнь. Сарек заслуживает умереть с честью. Вместо этого он погружается в безумие.

– Для Вас это должно быть очень тяжело. – При этих словах Пикарда Перрин резко повернула к нему голову. Он понял, что для неё явилось полной неожиданностью, что кто-то думает о её чувствах, её трудностях. Она отозвалась не сразу.

– Каждый день вместе с ним – это дар. Тяжело будет потерять его.

– Надеюсь, это произойдёт нескоро.

– Этого знать невозможно. Временами мне кажется, что он не доживёт до следующего утра, временами – что он проживёт ещё много лет.

Некоторое время они шли молча. Пикард ощущал её присутствие, неуловимый аромат цветов и свежести. Следующие слова вырвались у капитана неожиданно для него самого.

– Перрин, я не могу выразить, как я восхищаюсь Вашей стойкостью.

И снова он уловил краем глаза её взгляд, но продолжал смотреть прямо перед собой. Она ничего не ответила, и остаток пути прошёл в молчании.

Стоя у иллюминатора в конференц-зале, Перрин смотрела на тёмно-красный Вулкан. Она не впервые видела планету из космоса, но всякий раз восхищалась её величественной красотой. Созерцание её мира извне духовно очищало; изменение перспективы давало передышку от бремени, тяготившем её, когда она находилась на планете.

Бремени? Неужели она так подумала? Как могло это слово проникнуть в её мысли? Чувство вины овладело ею, когда она поняла, что болезнь Сарека стала бременем для неё. Он был её муж, она любила его больше всего на свете, была стольким обязана ему – она не должна думать о его ужасной болезни, как о бремени.

Это всё неожиданное сочувствие капитана Пикарда. Она не сомневалась, что именно оно пробудило в ней эти чувства. Его слова, понимание того, как ей тяжело, подействовали на эмоции, которые она так старательно сдерживала, и теперь эмоции эти грозили вырваться наружу. Что ж, пусть попробуют, и она загонит их назад, туда, где они должны находиться. В этом у неё был большой опыт.

– Перрин? – Голос Пикарда вернул её к действительности, и, обернувшись, она увидела, что он стоит перед ней с двумя дымящимися чашками чая. Улыбнувшись, она взяла чашку и глубоко вдохнула аромат.

– Чай с мятой – последний раз я пила его много лет назад. У вулканцев есть какой-то странный состав, который они называют мятой, но по вкусу Вы бы ни за что этого не сказали. – Она отпила глоток ароматной жидкости, снова повернулась к иллюминатору и стала смотреть на звёзды. Если бы только можно было стоять так часами, прихлёбывая чай, глядя на звёзды…

– Перрин, Вы знаете, что привело меня на Вулкан. – Пикард произнёс это мягко, и всё же его слова резанули её, как ножом. Она знала о цели его визита и не чувствовала ни малейшего желания говорить о ней. Перрин понимала, что от этого разговора не уйти, капитан не может позволить себе избежать его. Всё же ей так хотелось продолжать просто смотреть в иллюминатор, видеть Вулкан как огромный, окутанный дымкой шар – одну из бесчисленного множества планет…

– Я должен спросить Вас о Споке.

Она обернулась, чувствуя, как поднимается в душе волна горечи, грозя выйти из-под контроля.

– Он даже не простился со своим отцом, прежде чем уехать. – Она видела теплоту во взгляде Пикарда, чувствовала понимание её чувств, его старания облегчить ей этот разговор. Она была благодарна ему за это.

– Возможно ли, чтобы его похитили?

– Нет. Он очень тщательно устроил свои дела. Он планировал это заранее. – Мысленно возвращаясь к последним неделям перед исчезновением Спока, Перрин поняла, насколько тщательно он всё продумал. Он позаботился о своём имуществе, устроил свои служебные дела. И от этого его поступок заслуживал в её глазах ещё большего осуждения.

– У Вас есть какие-либо предположения, почему он мог покинуть Вулкан подобным образом?

Перрин пристально посмотрела на него. Кто вообще мог знать, почему Спок делает то или иное? Более замкнутого и скрытного человека она никогда не встречала. Сарек в сравнении с ним был разговорчивым и общительным. Она ответила, стараясь, чтобы голос её звучал бесстрастно:

– Капитан, что касается меня, он исчез уже давно.

Перехватив изумлённый взгляд Пикарда, она поняла, что ответ её прозвучал резче, чем ей хотелось.

Её отношения со Споком не заладились с самого начала. Она оказалась не готова к жизни среди вулканцев. Она считала, что достаточно хорошо знает их; в университете Скидмор штата Нью-Йорк у неё были друзья-вулканцы, и ей импонировала их сдержанность. Спокойствие её вулканских друзей уравновешивало её собственную впечатлительность, и это было, по её мнению, удачное сочетание.

Всё же она была совершенно не готова, что в жизни её появится Сарек. Молодая женщина-историк, она отправилась на Вулкан, чтобы стать его секретаршей. Она полюбила его с первой минуты, покорённая исходившей от него силой. То, что он проникся к ней ответным чувством, до сих пор казалось ей чудом.

Когда она выходила за Сарека, его сын Спок был раза в четыре старше её.

Она совершенно не представляла себе, что Спок думал о ней. Он был учтив, заботлив, почтителен. Упрекнуть его было не в чём. И всё же она подозревала, что он ненавидит её – настолько бесстрастным он всегда был в её присутствии.

Возможно, он не мог смириться с тем, что она заняла место его матери? Аманда умерла за много лет до этого, в глубокой старости – в сравнении с вулканским век землян так недолог. Каждый человек тяжело переживает потерю матери, и Перрин боялась, что горе Спока обернётся горечью по отношению к ней. Она даже пыталась поговорить с ним об этом, надеясь прояснить обстановку и установить отношения если не тёплые, то хотя бы приемлемые. Но Спок отгородился от неё, явно не желая обсуждать с ней столь личную тему – вежливо, разумеется, но непреклонно. После этого разговаривать с ним она уже не пыталась.

Она так и не определилась, какую роль могла бы играть по отношению к нему. «Мачеха» было нелепым по отношению к человеку, настолько старшему её самой. «Друг» было бы неплохо, но Спок делал это невозможным. В конце концов, она уже не могла бы сказать, кем они друг другу приходятся; она была просто женой Сарека.

Но исчезновение Спока пробудило в ней гнев. Ибо она видела, как это подействовало на Сарека.

Словно прочитав её мысли, Пикард сказал:

– Не будет ли с моей стороны нескромным спросить, что произошло между Вами и Споком?

Некоторое время она молча смотрела на него, борясь с обуревающими её чувствами, спрашивая себя, не лучше ли будет просто повернуться и уйти. В горле стоял комок, мешая дышать. Ещё немного – и она разрыдается.

– Не между Споком и мною. Между Споком и его отцом. Они спорили годами – но то было в семье. Но когда начались дебаты в связи с кардассианской войной, Спок подверг позицию Сарека критике – открыто. Он не проявил ни малейшей лояльности по отношению к своему отцу. – То было ужасное время, и теперь она переживала всё заново – Сарек безмолвно переносит боль, отказываясь осудить сына; собственный гнев против Спока…