Девушки, увидев Ивана, стягивающего джинсы, подумали невесть что и ускорили шаг. Мужчина остановился, поскольку заметил, что голая нога Ивана в крови и, отчего-то засомневавшись, спросил:
– С вами все в порядке? Вам нужна помощь?
Иван покачал головой и ответил:
– Нет. Спасибо. Справлюсь сам.
Мужчина пожал плечами и пошел дальше, правда, все время оглядывался.
От бабульки, как выяснилось, так просто оказалось не отвязаться.
– Ох, милок, – всплеснула она руками, поставив свой пакет на асфальт, – где ж тебя так?
Иван сразу понял, что прогнать ее не удастся, поскольку она намеривалась отдохнуть от своего тяжеленного пакета, а свойственная всем московским бабкам любознательность давала ей к этому железный повод.
Поэтому он, продолжая бинтовать ногу, ответил срывающимся голосом.
– На Казанском сейчас кучу народа постреляли. Я еще легко отделался. Там трупы – десятками. Народу – толпа. С автоматов били...
Последние слова он договаривал уже вслед устремившейся к вокзалу старухе, которая подхватив свой тяжелый пакет, развила рекордную для себя скорость.
Иван усмехнулся. Он закончил с ногой, натянул окровавленные джинсы, причесался и захромал вверх по Каланчевской. Дойдя до первого коммерческого ларька, купил джинсы, зашел за ларек и морщась от боли в простреленной ноге переоделся. Свернув свои джинсы, он сунул их в какую-то щель под ларьком и пошел потихоньку дальше. Теперь он мог привлечь внимание только тем, что немного хромал на левую ногу, да на локте у него была свежая царапина – задел осколком стекла, когда вылетал через окно.
Через двадцать минут он добрался до Красных ворот и спустился в метро. Доехав до Кировской, перешел на Тургеневскую, сел в вагон и вздохнул с облегчением. Теперь можно было отдохнуть до самой Октябрьской.
Глава VIII.
Илья был на площади, когда увидел, что от Казанского люди рванули, как тараканы от дихлофоса.
«Наконец-то», – процедил он сквозь зубы и по верху побежал к Казанскому вокзалу, навстречу выскакивавшим из него пассажирам. За ним бежали еще какие-то люди. Кажется, в милицейской форме.
Когда он пересек площадь, вокзал был уже заперт толпой народа. Внутрь проникнуть было невозможно. Илья влился в группу, которая моталась вокруг вокзала, руководимая острым любопытством. Илья вполне разделял их стремление проникнуть в суть происходящего внутри вокзала. Его, прежде всего, интересовали два вопроса – убит ли Иван и кто из его людей остался жив.
Честно говоря, он совсем бы не так спланировал встречу с Иваном. Но разве он мог что-нибудь сделать! Во-первых, менты, того гляди, Ивана перехватят. А живым им его давать нельзя. Кто его знает, насколько он разговорчив окажется. Волей-неволей приходится вставать рядом с ними, следить за ситуацией. Нам-то он и мертвый подойдет.
А кроме того, разве с этим разбродом в первой десятке, кого-нибудь что-нибудь можно заставить сделать так, как ты хочешь? Их легче начать расстреливать за невыполнение приказа Председателя СК в боевой обстановке. Но Илья знал, что расстрелять он успеет одного, – того, кто первый попадется. А дальше начнут расстреливать его. Чтобы потом вновь устроить выборы Председателя...
«В результате, лезут сами, – ворчал про себя Илья. – Кто во что горазд, тот так свой огород и городит, а все, что я могу – следить, что б только друг с другом не связывались.»
Вокзал начал потихоньку освобождаться от толпы. Люди выбирались из здания вокзала и попадали, как тут же отметил Илья, в кольцо милиционеров, которых неожиданно появилось около сотни. Они перекрыли все немногочисленные выходы из здания и, выпуская народ, обыскивали его на предмет оружия, проверяли документы и задерживали всех, у кого документов не оказывалось.
Илья видел, как проверяли Четвертого, но мало за него беспокоился. Не дурак же тот в конце концов, чтобы лезть в руки милиции с пистолетом! Как ни дорого личное оружие во время игры, но жизнь дороже...
Четвертого милиционеры проверили и отпустили, как и всех остальных. Пистолета у него не оказалось, а документы с московской пропиской были в порядке.
Четвертый присоединился к толпе зевак. Илья тут же подошел к нему, дернул за руку, вопросительно посмотрел. Тот молча пожал плечами. Илья сплюнул, выматерился. Стали ждать дальше, уже вдвоем.
Примчались машины скорой помощи, целой стаей. Приехало двенадцать машин, их подогнали вплотную к выбитому Иваном окну в кассовый зал и через него стали выносить на носилках тела и грузить в машины неотложки. Когда двенадцать носилок вынесли, окно вновь перекрыли омоновцы. Насколько Илье удалось рассмотреть издалека, ни Ивана, ни кого-либо из своих, он среди раненых не увидел. Илья приказал Четвертому подогнать поближе свои жигули-девятку, завести и ждать его наготове.
Где-то через час вокзал был очищен от переполнявшего его народа. Никто из киллерской первой десятки больше из него не вышел.
Милиция принялась за толпу, скопившуюся около вокзала, расчищая место для проезда милицейских машин, в которые погрузили тех, у кого документов не оказалось. Таких оказалось больше сотни. Но их погрузили и увезли очень быстро. Милиция, видно, уже вошла в ритм, и действовала быстро и эффективно.
Подошли еще пять машин медицинской спецпомощи. В них погрузили еще четырнадцать носилок с телами накрытыми брезентом. Илья не знал, сколько среди них его людей, но был уверен, они там есть.
Наконец, Илья дождался того, из-за чего торчал перед вокзалом, рискуя привлечь к себе внимание. Через плотный коридор милиционеров из дверей вокзала вывели человека в наручниках.
Это был не Иван. Это был Десятый. Следом за ним показался еще один. На этот раз – Шестой. Больше Илья дожидаться не стал.
Мент у машины что-то замешкался с дверцей и Шестой с Десятым «застряли» перед нею, как мишени в тире. Снять две цели с угловой разницей в прицеле в двадцать секунд для Ильи труда не составляло. Он два раза нажал курок, с удовлетворением отметил, как завалился на спину Десятый и осел на колени Шестой, как вслед за этим попадали и раскатились в разные стороны милиционеры. Что будет дальше, он дожидаться не стал, бросился к машине, стоявшей метрах в пяти от него, прыгнул на сидение рядом с Четвертым и их девятка резво взяла с места восемьдесят. Они вылетели на Новокировский и через двадцать секунд, свернув направо в скверик, быстро пересели в «ауди», по Южному переулку добрались до Каланчевской и вновь спустились на Комсомольскую площадь.
Дорогу им преградила милицейская «канерейка». «Ауди» резко затормозила, Четвертый открыл дверку, высунулся наружу.
– В чем дело, начальник?
Милиционер без объяснений помахал им палкой – поворачивай, мол, обратно. Четвертый не стал спорить, развернул машину, по Каланчевской они выбрались на Садовое кольцо и растворились в потоке машин.
Два часа, в течении которых Казанский вокзал оставался парализованным, отняли у Никитина столько сил, что хватило бы на два года.
Когда началась стрельба в кассовом зале, единственное, что его интересовало, – обнаружен ли Иван? Никитин знал, что его люди стрелять, практически, не имеют права – в многолюдном вокзале это было просто невозможно. Стрелять они будут только в исключительном случае и лишь для того, чтобы подавить огонь преступников. По крайней мере, так оно будет выглядеть в сводке, как бы оно не случилось там на самом деле.
Если же кто-то из его людей и срежет пару-другую ни в чем не повинных россиян, Никитин не будет наказывать его слишком строго, если, конечно, кроме них он замочит и Ивана. Издержки производства! Всегда можно списать на беспредел бандитов. Но вот если Ивана среди убитых не окажется... Чего ради он тогда рискует своим местом, чего ради допустил проведение массового терракта? Именно такая формулировка появится в сегодняшних полночных сводках.
Поэтому, когда раздались выстрелы, Никитин и Герасимов не рванулись в кассовый зал, чтобы присутствовать на месте лично. Они прекрасно знали, что сейчас же начнется паника, люди будут натыкаться друг на друга и блокируют все проходы. У них и без того было достаточно людей, расположенных почти на каждом квадратном метре площади вокзала.