— Укатали, — вздохнул Будко.

— А скоро тебе еще потуже ремешок затянуть придется.

— Что такое? — встревожился Будко.

— Генерал в отпуск гонит. Врачи нажаловались. Хотя какой может быть тут отпуск?

— А ты чего на меня-то кричишь?

— Знаю, и ты с ними заодно. Ну, смотри, комиссар!

Будко с невинным видом пожал плечами:

— Я тут ни при чем, — и, лукаво прищурившись, спросил: — Отпуск-то где проводить собираешься?

— Путевку дали в санаторий, в Судак.

— Отлично.

Будко был доволен: впервые за многие годы Бирюлин хотя и вынужденно, но все же едет отдыхать в санаторий. Спасибо генералу Барвинскому: употребил власть. А то работает на износ, так недолго и инфаркт получить.

Бирюлин действительно работал на износ. Чуть свет его можно было видеть или в казарме, или в солдатской столовой, или на аэродроме. Он любил молча посидеть в прокуренной насквозь комнате оперативного отдела, прозванной местными острословами кузницей плановых таблиц. Склонившись над столами, командиры эскадрилий «ковали» полеты. Казалось бы, что здесь особенного — наметить план предстоящих полетов? А для этого нужно знать каждого летчика: его психику, силу воли, степень подготовленности и мастерства. Нужно знать о нем все… Только учитывая все это, можно определить, какую дать ему нагрузку на летный день и справится ли он с заданием. И еще. Стартовое время ограничено шестью летными часами. Как максимально употребить каждую минуту, чтобы исключить простои на земле, как согласовать пребывание самолетов в пилотажных зонах и на полигоне? Все это планируется с расчетом на хорошую погоду и не годится, если будет облачность. А вдруг плохая погода? Тогда к полетам будут допущены только летчики высокого класса. Значит, необходимо заранее планировать несколько вариантов…

— Командир, контроль готовности проводить будем? — спросил Будко.

— Обязательно. Ты, Роман Григорьевич, иди в третью да погоняй там до седьмого пота Зацепу, чтоб знал, как пикировать в воздухе.

— Парень после собрания шелковым стал. Думаю, надолго запомнилась ему парилка.

— Не говори гоп! Он нам еще задаст мороки.

— А как у Блока? «И вечный бой! Покой нам только снится…»

— Да, бой… Конечно, как летчик Зацепа неплох. Врожденный летчик. Шелухи только у него многовато.

— А Фричинский? — замполит с интересом смотрел на полковника.

— Немного дубоват, зато хватка у него железная. Как странно: они как две половинки. Соединить — хороший бы человек получился. И все-таки ведущим надо ставить Фричинского.

…Вечером вся семья была в сборе. Бирюлин пришел домой рано. Дина сидела на кушетке, поджав ноги, и читала книгу. Увидев отца, удивленно вскинула брови:

— Ты уже со службы?

На ее голос из другой комнаты вышла Валентина Сергеевна. Она только что вернулась с работы и даже не успела переодеться.

— Что случилось?

— Ничего не случилось, — снимая тужурку, ответил Бирюлин. — А чего вы всполошились?

— Ну, так рано…

Бирюлин взял из рук дочери книгу, поинтересовался, что она читает.

— Динуся, достань-ка мой костюм. А ну, собирайтесь в кино!

От неожиданности у дочери выпала из рук книга.

— В кино-о? — недоуменно протянула Валентина Сергеевна и посмотрела на дочь. Та заплясала:

— Ура! Мама, быстрей собирайся, пока папа не передумал.

Она унеслась в спальню. И тут же вернулась с новехоньким темно-синим костюмом, пропахшим нафталином.

Бирюлин заколебался:

— Может, я лучше в военном, а?

— Ну уж нет. Уговор дороже денег. В военном ты сбежишь опять в казарму. Переодевайся!

Они вышли из дому праздничные, принаряженные. Бирюлин в середине, по правую руку — жена, по левую — дочь. Встречные офицеры, узнав своего командира, по привычке отдавали честь и удивленно оглядывались вслед, пожимая плечами. Они привыкли видеть его только на службе и только в форме и, по правде, считали его суховатым человеком. Бирюлин и сам об этом думал: засох совсем. Вот возьмет да махнет вместе с женой на Черное море, душу отмачивать. Стыдно сказать, до сих пор Черного моря не видывал. А там сейчас «бархатный» сезон!

— Валюша, а ты хочешь на Черное море?

Жена недоверчиво покосилась на него:

— Да что это с тобой сегодня происходит, Володя?

— Ничего особенного — в отпуск выгнали.

— Так ты… серьезно? А Дина?

— Это уж моя забота! — воскликнула дочь. — Езжайте, я без вас не пропаду!

Синоптик, низкорослый майор, успокаивал:

— Теплый фронт движется медленно, так что полетать еще можно.

Зацепа, слушая доклад синоптика, с невозмутимым видом водившего по карте остро заточенным карандашом, хмурился и поглядывал на него с такой неприязнью, будто тот был лично виноват в приближающемся циклоне.

Погода портилась, это было видно и без синоптика. Под стать погоде портилось и настроение лейтенанта. Только разлетались — и на тебе! — циклон… Была и другая причина удрученности. Перед рассветом он проснулся от острой боли в животе. Боль была такая, что он невольно вскрикнул. На соседней кровати заворочался Фричинский. Может, разбудить его? Или обойдется?

Кое-как дождался Зацепа утра, зарядку делать не стал — от резких движений боль усиливалась. Осторожно переставляя ноги, он побрел на аэродром. Полковому врачу решил пока ничего не говорить: скажешь — от полетов отстранит, а сегодня стрельбы на полигоне. В прошлый раз Зацепа едва не побил по стрельбе Фричинского: всего лишь на два попадания меньше было. И хотя фамилия друга опять красовалась в боевом листке, Зацепа был все же доволен своим результатом. Сегодня он обязательно должен утереть Фричинскому нос. Ишь, на соревнование вызвал! Зазнался, возомнил себя воздушным снайпером. Ну, погоди же!

Все эти дни Зацепа подолгу просиживал в кабине за прицелом, рисовал по памяти мишенную обстановку на полигоне, мысленно повторял свои действия при стрельбе. Должны же наконец его труды окупиться! А главное, он докопался, почему ему раньше так не везло. Открывая огонь, он, видно от излишнего усердия, даже ручку отдавал от себя, как бы помогая снарядам войти в мишень. Отсюда — большое рассеивание. А надо не дергать, не дергать ручку, а наоборот — аж дыхание затаить. И еще маленькая такая хитрость — сократить дистанцию открытия огня. Тут, правда, есть одна загвоздка — низкая высота вывода из пикирования получается. Но риск, как говорится, благородное дело. И он, Зацепа, должен взять реванш. И обязательно возьмет! Держись, Эд!

Вот только бы погода не подвела. И живот не ко времени разболелся. Что ж это такое? Ладно, как-нибудь выдержит, а врачу потом скажет, после полетов.

Из раздумий его вывел голос Митрохина:

— Лейтенант Зацепа, повторите, что я сказал.

Валентин растерянно покосился по сторонам, как бы ища поддержки.

— Извините, не расслышал, товарищ майор.

— У вас сегодня какой-то рассеянный вид. Может, вы нездоровы?

— Нет-нет, у меня все в порядке! — торопливо заверил Зацепа. — Я прекрасно отдохнул.

— Тогда прошу внимания.

Митрохин критически оглядел летчиков эскадрильи:

— Первое: на пикировании попадания не считать. Дал очередь — выводи. Второе: высота вывода должна быть не ниже безопасной. И третье: по окончании работы необходимо производить контрольный спуск, а не привозить домой снаряды. Вам ясно, Зацепа?

— Неужто я сам себе враг?

— Вы без трюкачества жить не можете, поэтому я специально для вас повторяю правила безопасности. В прошлые стрельбы вы допустили низкий вывод самолета над землей. Если подобное повторится — от полетов отстраню. Так и знайте. Разойдись!

Взлетели сигнальные ракеты. Зацепа обычно вскакивал в кабину с кошачьей ловкостью, одним махом. Тут уж медлительному Фричинскому он мог бы дать фору. Но сейчас Валентин, вопреки обыкновению, взбирался в кабину чересчур осторожно, стараясь не делать резких движений.