Избавление пришло. Кто-то бережно снял с груди чугунную плиту, с живота и ног опали жгуты, пришла удивительная легкость, как в каком-то опьянении, а затем — подкатывающая к горлу тошнота. Машина победоносно плыла над землей, и турбина, отдыхая после напряженной работы, умиротворенно мурлыкала свою негромкую песню.

— Бери управление, — глуховатым будничным голосом приказал Бирюлин.

Преодолевая отвращение, чего ни разу до этого с ним не случалось, Зацепа неохотно подвигал рулями: истребитель, будто выбившись из сил, вяло качнул корпусом и пошел на снижение. После посадки Зацепа еще с минуту сидел в кабине, тупо глядя перед собой.

— Укатали сивку? — насмешливо спросил рыжеусый техник, взобравшись к летчику по стремянке.

«Посмотреть бы на тебя после такого ада», — подумал Зацепа, а сам ответил:

— Обыкновенная зона… Так приятно, что вылезать не хочется.

Покачиваясь, он спустился на бетонку.

Полковник Бирюлин стоял в стороне от самолета и как ни в чем не бывало покуривал папироску. Увидев позеленевшего Зацепу, спросил:

— Как самочувствие?

— Лошадиный спорт, — сознался Зацепа. — На то мы и истребители.

Широко и размашисто Бирюлин шел по рулежной дорожке, и Зацепа едва поспевал за ним сбоку. Ему казалось, что глаза полковника, утопавшие в сетке морщин, смеялись. На самом же деле они глядели строго, требовательно.

— Мастерство, сынок, не сразу дается. А ты — караул!

После этого полета Зацепу будто подменили. Вот ведь как обернулось дело! Считал себя почти сложившимся летчиком, а на поверку оказался слабаком. Служба в прежнем полку еще не дала ему ни опыта, ни выносливости. Эх, научиться бы летать, как полковник Бирюлин! Но как? С чего начинать? Не с физических ли упражнений, вырабатывая силу, выносливость? Да, спорт — основа всей летной работы. Если уж на то пошло, так каждый полет на пилотаж — это испытание всех физических сил.

Теперь по утрам, едва начинал трезвонить будильник, Зацепа бодро вскакивал и выбегал во двор. Он прыгал, приседал, носился как угорелый. Нагружать, нагружать себя! Укреплять мускулы, вырабатывать реакцию, волю! От каждого полета брать максимум!

Полк будоражило. Повсюду, где бы ни находились люди — в штабе, в учебных классах, на аэродроме, — только и было разговоров, что о новых сверхзвуковых истребителях-бомбардировщиках.

Несколько таких красавцев — высоких, длиннотелых, с мощными, резко отброшенными назад крыльями — уже стояло на самом почетном месте, у командно-диспетчерского пункта. Но не только своей внешностью отличались они от маленьких неказистых «мигарьков». Скорость — сверхзвуковая! А какой потолок! А вооружение!.. Есть, есть перед чем преклониться. Однако с проторенной дорожки уходить не хотелось. МиГ-17 хоть и устарел несколько, зато надежный, в свое время первоклассным истребителем считался. В управлении легок, летчики не нахвалятся им, они давно перешли с ним на «ты», знают конструкцию самолета как свои пять пальцев и верят в его безотказность. А как поведет себя новый?

В классах учебной базы — приземистых каменных домиках на краю аэродрома — шла напряженная учеба. Преподавали доморощенные профессора: старший инженер полка майор Грядунов, инженер полка по электроспецоборудованию, молчаливый и угрюмый капитан Квашнин и щеголеватый, однако отлично знающий свое дело молодой выпускник академии старший лейтенант Юрьев. Все они переучивались на авиационном заводе и теперь передавали свои знания всему летно-техническому составу полка.

Летчиков поражала сложность конструкции. При одном взгляде на стенды иных бросало в дрожь: такую машину ни в жизнь не изучишь!

— Машина сложная, — соглашался майор Грядунов. — Тут уж настраивать себя на легкую прогулку не приходится. Но знали бы вы, как в свое время мы с поршневой техники на реактивную переходили! Пожалуй, похлеще было…

Напряженная работа кипела и в штабе. За то время, пока Бирюлин со своими заместителями и командирами эскадрилий переучивался на авиазаводе, в полку накопилась уйма неотложных дел, и теперь надо было разобраться с приказами, директивами, бюллетенями, составить программу переучивания летного состава, согласовать ее с вышестоящим штабом и отослать генералу Барвинскому, который интересуется каждым их шагом.

Бирюлин даже посерел за эти дни. И план занятий пересмотреть надо, кое-где подкрутить, ужать сроки, и время зачетов наметить, и сведения о налете за третий квартал подать, и скоординировать плановые таблицы полетов… Слезно просил генерала, чтобы на время переучивания им скостили хоть часть учебных полетов на «мигах». «Боевая подготовка не должна прекращаться», — был ответ. «Ну, хоть боевое дежурство снимите!» — «А границы за вас охранять дядя будет?» Придется собственные резервы выискивать. А где они, эти резервы? Дорогу к дому забыл… А сегодня еще и заседание парткома…

Бирюлин заскочил к себе в кабинет, с шумом придвинул к раскрытому окну стул, тяжело опустился на него. «Хоть покурю спокойно», — подумал он. Но тут раздался телефонный звонок.

— Это полковник Бирюлин? — прозвучал незнакомый женский голос.

— Да!

— Владимир Иванович?

— Да!

— Здравствуйте, вот хорошо, что я застала вас на месте! — обрадованно заворковала женщина.

— Конкретней, пожалуйста, — прервал ее Бирюлин.

— У меня к вам просьба: не можете ли вы прислать нам офицера? Мы готовим утренник для первоклассников…

— Пришлю, — смягчился Бирюлин.

Едва успел положить трубку, распахнулась дверь.

— Разрешите войти?

Это был Зацепа.

— Вы когда-нибудь перед учениками выступали? — с места в карьер огорошил его Бирюлин.

— Никак нет, товарищ полковник.

— Ну, ничего, ничего, там полегче перегрузки.

— Но я не умею выступать!

— Я тоже раньше не командовал полком! Привыкайте!

— Но я…

— Вы свободны.

Снова телефонный звонок.

— Да! Слушаю!

— Владимир Иванович? — голос генерала. — Ты чего рычишь, как медведь? Нервы побереги для особого случая в полете. Как дела в твоем хозяйстве?

— Страда в разгаре.

— Когда «ласточки» полетят?

— В конце недели устрою говорильню, виноват, зачеты, а там потихоньку начнем.

— Добро, высылай мне программу и очередность переучивания. Как-нибудь подскочу к вам, ты уж запланируй мне парочку прогулок на «ласточке». С теорией я в основном покончил, осталось на практике узнать, какова эта «ласточка» в воздухе.

Бирюлин облегченно вздохнул: думал, за опоздание с отчетом выговор сделает, ан нет. Значит, генерал тоже решил на новом самолете полетать? Ох и горяч! Придется сроки поджать, откладывать начало полетов на новых машинах дальше уж некуда. Принять зачеты — и тренажи, тренажи!.. Пускай летчики привыкают к машине и не пугаются обилия приборов. А то ведь даже он, Бирюлин, как заглянул впервые в кабину самолета — мурашки по коже: сколько там их понатискано! Раньше, кроме ручки, педалей, рычага газа и четырех-пяти приборов, в кабине ничего-то и не было. Теперь же со счета собьешься — сотни… Правда, приборы, рычаги и выключатели располагаются в определенной последовательности, но, чтобы все это запомнить, необходимо, конечно, не раз посидеть в кабине и тренироваться, тренироваться…

Когда у Бирюлина выдавалась свободная минутка, он любил побеседовать с пилотами, этому же учил и своих командиров эскадрилий. Бирюлин так расхваливал сверхзвуковой истребитель-бомбардировщик, будто собирался продавать его; охотно делился радостью первого полета, рассказывал об особенностях на взлете и посадке, давал практические советы. То же самое делали и другие командиры, которые уже полетали на новой машине. Скудный, правда, еще опыт…

Полетов ждали нетерпеливо, как ждут редкого праздника, который должен прийти на смену напряженным будням. И праздник наступил.

Как на параде, стояли ракетоподобные, с хищным силуэтом истребители-бомбардировщики. Залиты топливом баки, заправлены кислородные системы. Все готово к полетам.