Цзи кивала головой, не в силах вымолвить ни слова. Проведя несколько лет в этом городе, она знала, что служанкам здесь действительно платят но три юаня в месяц. Против обычая ничего не возразишь!

Когда она уехала, Небесного дара переложили в постель госпожи Ню, и с тех пор он начал отдаляться от Цзи. Он и сам не мог сказать, как они относились друг к другу. Бывшая кормилица всегда немного недолюбливала его. Она помнила, что Небесный дар чуть младше ее сына, и, видя, как он растет, очень страдала: ведь ее сын уже никогда не вырастет! Небесный дар вначале ничего не понимал, но постепенно заметил, что Цзи смотрит на него как-то не так, и стал избегать ее. Впрочем, иногда она была для него полезна. Если он чувствовал себя голодным, а со стола брать что-либо не смел, он тайком приходил в кухню к Цзи. Тут ему было уже не до се взглядов, потому что она всегда давала ему какой-нибудь кусок:

— Ешь, паршивец! Пока не проголодаешься, не зайдешь! Небесному дару не оставалось ничего другого, как сначала ублаготворить свое тело, а потом уже душу. Постепенно он разделил всех обитателей дома на мужчин и женщин и усвоил, что с женщинами шутки плохи.

С возрастом он все больше ощущал разницу между мужчинами и женщинами и недолюбливал женщин. Когда ему было года четыре, госпожа Ню стала брать его на всякие праздники к родным и знакомым. Перед выходом он получал целую порцию приказов и наставлений: ив говорить, что он голоден, не есть лишнего, не шуметь, не цапках» платье.

— А как здороваться? Ну-ка, покажи. Как поздравляют? Говори, говори.

Потом его наряжали в парадную курточку с длинными рукавами, из которых выглядывали манжеты:

— Опусти руки. Теперь подними. Выше. Еще выше. Представь себе, что ты летишь!

Длинный халат, хоть и был подобран в поясе, все равно оставался таким длинным, что о него легко было споткнуться. На голове — дурацкая шапочка с красным помпоном, а летом — соломенная шляпа с плоским верхом, которая вечно крутилась. Наряженный таким образом, Небесный дар казался себе невообразимо длинным и походил не то на уменьшенного новобрачного, не то на недоразвитого начальника уезда. Он сам презирал себя в этом наряде и, выходя за ворота, старался не смотреть на Тигренка, так как точно знал, что тот в это время показывает ему язык.

В их доме почти все было испорчено женщинами, но в других домах женщин оказалось еще больше. Все они поджидали его и начинали дружно ахать:

— Ах, как ты вырос! Какая на тебе красивая курточка!.. Ему оставалось только молча смотреть на носки своих туфель и краснеть. Госпожа Ню подталкивала его сзади:

— Ну что ты такой бука, говори!

Он не знал, что сказать: глаза его наполнялись слезами. Потом кто-нибудь хлопал его по плоскому затылку — специально для того, чтобы сдвинуть шапку, — трепал за щеки, хватал за руки. И все эти надоедливые существа были женщинами.

Хотя внешне они таким образом проявляли свою симпатию, на самом деле совсем не любили его. Когда мама была рядом, сюсюкали с ним, но едва она исчезала, как Небесный дар терял для них всякий интерес. А если он начинал играть с ребенком одной из этих женщин, та немедленно уводила свое чадо в сторону с милой улыбкой и примерно такими словами:

— Еще поиграете попозже!

Это особенно расстраивало его, и он молча сидел в своей твердой нарядной курточке, напоминая воздушного змея, которого так и не запустили в воздух. Небесный дар не понимал, почему это происходит, но все же чувствовал — в свои четыре-пять лет, — что что-то тут не так, и тихонько ругался про себя.

Когда он возвращался домой, ему еще предстоял допрос:

— С кем ты играл?

— С Лысиком. По только мы начали играть, как мама Лысика его увела.

— Ай-я-яй-я-яй! — охала госпожа Ню, однако на ее лице ничего определенного не отражалось.

Когда Небесный дар шел в гости с отцом, подобных вещей не было. Отец ходил к родственникам и знакомым, в основном чтобы поесть, и еще но дороге советовался с сыном:

— Ты любишь фрикадельки? Хорошо, я положу тебе побольше. А после обеда куда пойдем? В город или в лавку сушеных фруктов старины Хэя?

У Хэя отец мог вздремнуть, а Небесный дар — вволю полакомиться изюмом и финиками, да еще поиграть с. приказчиками: прятаться у них за прилавком, отгадывать, на что будут похожи кольца дыма, которые они выпускают изо рта, и так далее. Мужчины никогда не задавали ему глупых вопросов. Кроме того, у Хэя была куча детишек. Они отнюдь не всегда сидели дома — особенно те, кто умел ходить, — но уж если сидели, то побыть среди них значило почувствовать себя почти императором. Эти ребята вечно бегали босиком, не знали никаких парадных курточек и обладали богатейшим опытом. Как мальчики, так и девочки одинаково хорошо были осведомлены, что водится во всех речушках и канавах за городом, умели ловить воробьев, стрекоз, раков, лягушек, сверчков… Их лица, шеи и спины блестели от загара и от грязи, которую они никогда не смывали; она сама смывалась потом или, засохнув, отваливалась.

Впервые поиграв с ними, Небесный дар сразу ощутил свое ничтожество и в то же время понял, насколько они симпатичны. Все они нарочно уступали ему и, когда, например, играли в жмурки и ловили его, давали ему лишь пять щелчков вместо полагающихся десяти. Правда, это были полновесные щелчки, но Небесный дар терпел и не плакал, ибо понимал, что щелкали они его честно, а от честных щелчков всегда больно. Они говорили ему, что парадная курточка — это не человеческая одежда: разве в ней побежишь за город ловить воробьев или раков?

Небесный дар не мог ничего возразить и только с ненавистью думал о матери, а когда ссылался на нее, они находили свой ответ: Мать? Так она же не умеет быстро бегать. Только захочет шлепнуть тебя, ты давай деру, и она не догонит! — А если потом есть не даст?

— Ну и не ешь. Еще сама пристанет к тебе с едой. А если не пристанет?

— Стащи какую-нибудь пампушку и набей брюхо! Только слушая все эти разговоры, Небесный дар начинал понимать, как ему стать мужчиной. Когда они возвращались от Хэев, он первым делом спрашивал отца, нельзя ли ему по дороге сиять курточку. Отец не возражал. А дома Небесный дар снимал даже туфли с носками и пробовал ходить босиком. Проверку он начинал с кормилицы, заглядывая на кухню.

— Ты что, пащенок, шлепка захотел?

«Шлепка? — думал Небесный дар. — Я умею бегать». И как ни в чем не бывало мчался в комнату матери, высоко задрав нос в знак полной независимости.

— Ишь чему научился! — гремел первый гром. — Кто тебе разрешил ходить босиком?

Небесный дар притворялся глухим, принимая бой.

— Я тебе говорю. Немедленно надень туфли с носками!

— Но хочу!

Мать белела от изумления:

— Тогда… тогда… я не дам тебе есть!

— А я стащу какую-нибудь пампушку и набью себе брюхо! — кричал по инерции Небесный дар, но уже чувствовал, что ему не хватает опыта. Поражение неизбежно, и стать мужчиной не так легко.

В конце концов ему приходилось надеть и носки, и туфли, признать свой грех и получить еду. Еда эта казалась почти безвкусной, но ничего не поделаешь: с мамой нужно обращаться осторожно. Да и желудок его предал, не поддержал вовремя!

Никто с ним больше не играл. Ворота крепко заперты, а во дворе одни взрослые. Тигренок хоть и хороший, но тоже не ребенок. Небесный дар часто видел детишек Хэя, — к сожалению, только во сне.

Ему оставалось лишь искать приключений во дворе. Комната Тигренка была у ворот, и он часто приходил туда играть, особенно когда мама спала днем или отсутствовала. Рядом с этой комнатой стояла сторожка, всегда закрытая. Тигренок поднимал его и сквозь дыры в оконной бумаге показывал сторожку — там было темно и таинственно. Здесь хранились отходы торговой деятельности господина Ню: старые вывески, остатки товаров, всякие счета… Небесный дар немного боялся этой сторожки и в то же время мечтал проникнуть туда, но пока тщетно. Напротив сторожки была стенка с дверью, а за ней — двор с тремя флигелями. Перед одним из них росла айва, дававшая некоторый материал для игр. Однажды с нее упали два маленьких зеленых плода, Небесный дар подобрал их и играл с ними целых три часа. Между этим и другим флигелем был кривой проход, который, с точки зрения Небесного дара, представлял большую стратегическую важность. Через него носили воду, уголь, ходила бывшая кормилица, потому что она жила рядом с кухней и угольной кладовой. Небесный дар часто прятался за кучей угля и неожиданно кричал на проходивших, а они подпрыгивали от страха. Но однажды Цзи из-за этого выронила из рук чайные чашки, так что развлечение пришлось прекратить.