на зверя [от вепря до медведя: в охоте на них ведь лайке равных нет].

Если кто не знал: без малого тысячу лет назад в самом знаменитом соборе Киева [и самом древнем в Восточной Европе] — Софийском, была сделана фреска, которая сегодня известна специалистам под названием «Охота на вепря». Находится она в нижней части южной башни Софийского собора и представляет из себя выразительную картинку с натуры — сцену охоты в Киевской Руси.

На фреске изображен раненый вепрь со стоящей дыбом щетиной на спине, который резко повернул голову в сторону… нет, не охотника, а сопровождающей его лайки.

В стремительном, атакующем броске собаки заключен — и очень точно передан художником, весь динамичный характер лайки

Это, подчеркнул художник, собака-боец, собака-защитник. И добытчик.

Можно только догадываться, сколь важна была лайка в жизни наших предков, создавших величественную Софию Киевскую, коль они посчитали необходимым увековечить [стопроцентно подходящее слово к нашему случаю] эту, по сути, безымянную собаку в храмовых росписях.

Айна идет на вепря

По рассказу хозяина широковского собачьего питомника Александра Могилевцева, лайки его покорили с того дня, как он однажды увидел их в работе — на охоте [Александр — охотник-любитель]. Затем была лайка, подаренная отцу на день рождения [отец Александра — тоже охотник].

Когда же та лайка выросла, стало понятно, что она ничегошеньки не умеет и не знает. На охоте всегда сзади была, не проявляя абсолютно никакого интереса к происходящему. А ведь лайка в полевых условиях не просто помогает хозяину, она берет на себя ведущую роль. Об этом знают все охотники, промышляющие в сопровождении лайки.

В то же время, лично для себя лайка не охотится — ей это неинтересно. Она работает исключительно на хозяина. А в случае опасности жертвует собой ради его спасения.

Вот такой характер у этой сообразительной безымяшки, которая… просто лает.

Поняв, что настоящую охотничью лайку нужно готовить по-настоящему, Александр Могилевцев и создал при отцовском фермерском хозяйстве питомник, в который и заселились лайки двух пород — западно-сибирские и русско-европейские.

— Я их не на продажу выращиваю, — сразу же уточнил Александр. — Исключительно для себя. Поэтому их в питомнике не очень много. А вот дарю их часто. Щенки, например, которые сегодня присутствуют в питомнике вместе со взрослыми собаками, уже подарены. Уже имеют хозяев.

— Ваши лайки имеют паспорта? В смысле, ихнюю родословную можно проследить, как это можно сделать по документам любой серьезной собаки?

— Конечно, можно! До четвертого поколения включительно. Мы выращиваем только чистопородных лаек, без прмесей. И готовим их так, как готовят лаек везде, где ими занимаются всерьез. И они показывают неплохие результаты на соревнованиях.

— Навыки охотничьи они где приобретают?

— Прямо здесь, в специальном вольере, оборудованном точно так же, как оборудованы такие вольеры на всех соревнованиях, в которых участвуют лайки.

…Когда 2,5-летняя лайка Айна вышла — по команде своего хозяина, на тренировочную охоту на вепря [это обычный состязательный номер любых соревнований], мне показалось, что кабан ее просто-напросто растопчет.

Но Айна оказалась и шустрой, и отнюдь не робкой.

Она работала, как я понял потом, точно так же, как работала лайка на тысячелетней давности фреске в Софийском соборе — в соответствии с динамичным характером, присущим представителям этой породы.

Перед нами была собака-боец, собака-защитник. И добытчик.

2017

Будущие охотники, фото Сергея Томко

Охота на вепря, фреска из Софии Киевской

КАК ОХОТНИК ВОЛЧИЦУ ЗУБАМИ ЗА НОС СХВАТИЛ

Волчица Динга на подворье у председателя Гуляйпольского районного общества охотников и рыболовов появилась… слепым детенышем размером с рукавичку. Такой привез ее домой в Гуляйполе председатель.

Ну, а на логово волчье, по словам Василия Францевича, охотника, между прочим, с 37-летним стажем, он набрел случайно. Мать будущей [в то время безымянной, естественно] Динги его выдала.

— Часов в семь утра, будучи на объезде, — рассказывает мой собеседник, — обнаружил хищницу на границе трех районов — Гуляйпольского, Ореховского и Новониколаевского. И крайне удивился: рано утром волчица никак не могла находиться в поле — после ночной охоты должна была залечь в логово. На следующий день снова оказался в тех местах и снова увидел семенящую вдоль очерета серую. Значит, понял, малышей кормит. Причем в одиночку.

— А если бы она в паре была?

— Никогда бы себя не выдала! Волки ведут скрытный образ жизни. И детей своих вдвоем кормят. К тому же, пара их семейная, как правило, на всю жизнь сохраняется — преданные друг другу звери. И волки, кстати, очень бережно относятся к волчицам. В этой связи вспомнилась история… Наши соседи, донетчане, как-то за волчьей стаей с вертолета охотились. И рассказывали после охоты, что четыре хищника почему-то пятого все время в очерет подталкивали — спрятать пытались. Оказалось, это они волчицу от железной винтокрылой птицы уберечь пытались. Мы, мол, ради тебя на смерть пойдем, а ты жить должна. Ты же продолжательница рода волчьего!

— Удивительно! Итак, когда вы принесли Дингу домой, она была размером с рукавичку…

— Совершенно так! Понимаете, весь выводок мы тогда уничтожили — это ж наша прямая обязанность, а на девятую слепую кроху рука у меня не поднялась. Вот и забрал ее к себе. А дома к кошке, которая только-только котят привела, подложил. Кошка у меня большая была, пушистая. И что б вы думали? За двое суток Динга настолько подросла на кошачьем молочке, что от приемной мамаши ее пришлось забрать. Та уже с ней управиться не могла: кусался степной слепыш, царапался — в бой рвался всякую минуту. А уж как кошка ее остепенить пыталась, как уговаривала по-своему! Но не нашли они с Дингой, видать, общего языка. Правда, потом, пока вместе жили, сколько во дворе встречались — не конфликтовали. Словно бы помнила волчица, кто ее в раннем детстве молочком потчевал.

— После разлучения с кормилицей много хлопот было с Дингой?

— Много — не то слово! Кормить же ее нужно было каждые два часа — и днем, и ночью. И молоко старался ей пожирнее добывать — козье, например.

— У вас до этого был опыт кормления-воспитания диких зверюг?

— Лисенка но кличке Микитка из соски выкормил. И прожил он у меня шесть лет. В озорного, но преданного зверя вырос.

— Неужели сбег, окрепнув и возмужав?

— Я домой лисичку однажды принес — псы се в поле изловили. Без ума от нее Микитка был! Но на двенадцатый день захворала новая обитательница моего двора и умерла. И Микитку, шустрого, веселого лиса, будто подменили. Ни на какие уговоры не реагируя, лег он на том самом месте, где его подружка лежать любила, и больше не поднялся. Ни к еде, ни к питью не прикоснулся.

— Что ж у вас, Василий Францевич, за истории в запасе такие жалостливые!

— Всякое повидать довелось… Вот и Дингу, когда она крепко на лапы стала, по-своему к жизни приучать начал. Приехали, скажем, на море. Волчица возле меня крутится. Пять минут. Потом отходить начинает. Еще и еще. Разгоняюсь тогда и прыгаю в море. Динга пулей к кромке воды летит и так пищит, так скулит — Боже ты мой! Ну, выхожу и объясняю ей: надумаешь снова тикать — снова в воду прыгну. И за семь лет не было случая, чтобы она по отношению ко мне агрессию проявила — укусила, допустим. Хотя случаи разные были… Года в два, наверное, Динга попробовала верх надо мной взять. Ну, если не верх, то выяснить решила, кто ж тут главнее на подворье. Я или она. А началось все, вроде бы, с шутки. Придя с работы, заигрался с ней как обычно. Она прыгает весело на меня, я ее за уши треплю, и в какой-то момент хватаю зубами за нос. Чтобы показать, кто тут старший. И сразу же мысль сознание обжигает: а как же мы расходиться будем? Миром-то не получится!