Многое, что говорили про эти сборища. Вскоре в народе стали его называть культом Четырнадцати Мучеников. И хотя каждый открыто осуждал и поносил его, хоть раз, да ходил на тайные службы в дом священнослужителя, и пел с другими хвалу Четырнадцати Мученикам и проклятия Армии Нечистого.
Про это узнали старейшины, и предприняли решительные меры, так как они опасались, что данные предосудительные службы могут разъярить неизвестное воинство, которое до сих пор вело себя мирно и сдержанно, и вызвать большое насилие. Гонцы передавали шепотом всем горожанам, что отныне магистратный совет лишает священнослужителя его духовного сана и выводит из числа городского управления. Более он не священнослужитель, а обыкновенный человек. Ему строго предписывается прекратить всякие проповеди и службы в своем доме, а каждому горожанину отныне запрещалось посещать дом бывшего священнослужителя под страхом изгнания.
Был назначен новый священнослужитель, - некогда этот человек был помощником старого священнослужителя, но потом вступил с ним в какие-то разногласия и был лишен поста. Теперь же недоверие к нему со стороны бывшего священнослужителя стало только показателем его добродетелей и рассудительности. Новый священнослужитель начал убеждать людей, что самое главное - это смирение и полная покорность существующим властям, а также искреннее бескорыстное гостеприимство и дружелюбие к неизвестному воинству; недруг его, бывший священнослужитель, был объявлен вероотступником и преступником, а его службы заклеймились как "безбожные оргии".
Бывший священнослужитель не признал своего преемника и отказался передать ему священное писание и ритуальные одежды. Тогда в дом бывшего священнослужителя пришли несколько стражников, ведомые новым преподобным отцом. Хоть стражники были безоружными, но настроились решительно. Бывший священнослужитель был схвачен и силой уведен в неизвестное направление. Однако странное дело: как не старались стражники, в доме преступника они не нашли священного писания и ритуальных одежд, хотя и перерыли весь дом.
В городе пополз слух, что бывший священнослужитель, не желая передавать должность и сан назначенному преемнику, уничтожил книгу и ритуальные одежды. Другие говорили, что он просто зарыл их в укромном месте. Никто не знал, куда делся бывший священнослужитель и что с ним сталось. Вокруг его дома несколько дней стражники копали землю, словно что-то искали, - новый священнослужитель говорил, что они просто ищут незаконно накопленные средства, но мало кто ему верил.
Через несколько дней после исчезновения старого священнослужителя, его преемник объявил людям, что священное писание и ритуальные одежды нашлись чудесным образом. Но когда стали люди встречать нового священнослужителя на улице и просить его совершить похоронные или свадебные ритуалы, он все больше отговаривался большой занятостью. В его руках никто никогда не видел священного писания, а его одежда была чем-то похожа на ритуальную, но весьма отдаленно. Похороны и свадьбы перестали происходить, как это было раньше.
К новому священнослужителю мало кто испытывал истинную симпатию, но открыто его почитали в таком качестве, и слушали его речи. Говорил он мало и косноязычно, и все больше о смирении и покорности к установленным властям. Не смотря на исчезновение бывшего священнослужителя, культ Четырнадцати Мучеников сохранился и его тайные последователи были уверены, что истинный священнослужитель, - так они называли отстраненного от должности, - удалился за помощью и именно он приведет войско для освобождения города. Осторожные смеялись над такими нелепицами и язвительно называли таких людей "братством Четырнадцати Мучеников". Сначала это было лишь обидное прозвище, но потом осуждаемые сами стали называться Братством и во главе их стал некий человек, называющий себя "наместником Истинного Священнослужителя". Недоверие между людьми выросло: все подозревали друг друга - одни везде видели сумасбродных и опасных фанатиков, угрожающих спокойной жизни, другие - тайных доносчиков.
Однажды храм, который был уже давно заперт, загорелся. Но так как было запрещено открыто производить какие-либо организованные действия и сборища не допускались, он сгорел дотла. В этом происшествии увидели поджог, устроенный якобы "Братством Четырнадцати Мучеников". На следующий день после пожара группа безоружных стражников, - хотя некоторые уверяли, что видели у них в руках тяжелые палки и бечевку, - врывалась в дома жителей, заподозренных в причастности к запрещенному культу Четырнадцати Мучеников. Тот, у кого в доме обнаруживались изображения "мучеников", обвинялся в поджоге храма и уводился в неизвестном направлении.
Через день обеспокоенные горожане стали спрашивать нового священнослужителя: что сталось с обвиненными в поджоге? Он удивлялся и говорил, что никакого отношения к аресту возможных поджигателей не имеет и потому не знает, где они. "О ком вы говорите? - удивленно переспрашивал новый священнослужитель, - Разве это был поджог?.. Нет, вы ошибаетесь, это случился простой пожар и подозревать своего ближнего в поджоге - возмутительный грех!" Люди не знали, что и думать: действительно ли это был поджог?..
Прошло два года. Люди совсем избегали тех мест, где живут иноземцы. А те горожане, что жили неподалеку, клялись и божились, что днем пришлых людей совсем не видно. Видимо, чтобы не досаждать населению города, они выходят только по ночам. "Они - ночные жители, - уверенно говорили другие, - Они прибыли из далекой страны, где жизнь протекает в ночное время, а днем предаются отдыху..."
Никто уже не мог сказать с уверенностью, как выглядят пришельцы. Стали рассказывать, что они необычайно большого роста, свирепы, что речь их громогласна и поражает своей свирепостью простого человека на месте. Говорили, что они наделены огромной силой и их оружие может разрушать дома и целые кварталы. И поджог храма, оказывается, был ничем иным как демонстрацией силы этого оружия, - неизвестное воинство разъярилось от бездумных проповедей бывшего священнослужителя и потому разрушило храм до основания. И даже новый священнослужитель, стал все чаще появляться на пепелище и оттуда обращался к гражданам: "Смотрите, к чему приводит непротивление установленным властям! Это может случиться с каждым, кто питает какое-либо недружелюбие или чувство злобной ненависти к неизвестному воинству!" И люди опасливо молились, чтобы с их домами не приключилось того же...
На третий год от Пришествия умер магистр ключей и печатей.
Но так как было запрещено собираться народу, должность главы магистратного совета получил магистр права. На четвертый год магистр права тяжело заболел и умер. Новым магистром права, а также магистром ключей и печатей стал магистр торговли, который однако умер в том же году. Многие поговаривали, что умер он по непонятной причине. Должности магистров ключей и печатей, права и торговли взял на себя толстый магистр имуществ. Однако никто не видел, чтобы он что-то делал.
Он редко выходил из своего дома и большей частью посылал гонцов, чтобы убеждать народ быть покорным установленной власти, не выказывать какого-либо недовольства по отношению к неизвестному воинству и не нарушать запреты, временно наложенные магистратным советом. И хотя никакого магистратного совета уже не было, - часть его членов поумирала, часть куда-то запропастилась, объявления, производимые гонцами, делались от имени "нашего магистратного совета".
Находились такие, что осуждали такое положение вещей, когда нет законно избранной власти, а от ее имени говорит один человек. Но когда их спрашивали, не хотят ли они организовать городское собрание, и избрать на нем новый совет, они пугались и отнекивались. "Что вы, - говорили не на шутку испугавшиеся люди, - как можно организовать такое собрание? Ведь это нарушение запретов, наложенных магистратным советом! Это может обернуться совсем плохо! .." Они качали головами и быстро уходили от насмешливых взоров.
В городе ничего не изменялось. Но внимательный видел, что изменилось многое и не в лучшую сторону. Улицы засорялись: теперь они были запруднены всяким мусором, грязью, сворами бездомных псов. Дома постепенно разрушались от ветхости, сырости и ветра, - многие из них кричали по ночам обваливающимися крышами и ломающимися деревянными косяками, которые давно прогнили. Стены зарастали лишайником и цепким плющом, а кое-где покрылись целыми зарослями дикого винограда. Никакой видимой работы в городе не велось. Люди большую часть времени отсиживались по своим домам: им было не уютно в тихом и обветшавшем городе. Еще они боялись подозрений со стороны соседей. Все старались вставать только после рассвета - когда солнце встает высоко и день уже явственен. Ложиться стали рано: как только намечался закат, горожане поспешно закрывались в своих домах. Они боялись встретиться с неизвестным воинством, которое, как теперь было известно, управляет городом в ночное время.