— Что мне нравится?

— Ничего, ничего, спи дальше.

— Слышишь, Худук, а чего ты набросился на бедного солдата, этого усатого Маркуса? — неожиданно спросил Ройчи.

Пауза. Слышно, как возится на соломе гоблин, обдумывая ответ. Тихонько сопит Рохля — его организм таки сжалился над друзьями и нашёл такое положение, при котором выдох работает не над бравурным маршем, а над колыбельной. Под окном никак не могли угомониться последние пьянчуги, обсуждающие сегодняшнее сражение между дикими и королевскими гвардейцами. Причём сам король, Элий третий в алых одеждах, с «дороженной» короной на голове самолично присутствовал здесь, пуская молнии в разгневавших его нарушителей спокойствия Агробара… (И то сказать: верно пиво наше не понравилось, мол, подавай, Бмин, чё-нито покрепче или капай крови человечьей в то, что есть… А Бмин говорит: «Нет»… Вот молодец, помню его голопузого, пасущего коров… Я его мамку топтал, а с батей за кружку пива морды друг другу крошили… А вырос-то как, поднялся… Ага, умудрился титул благородный тиснуть, вот молодец…) И был так страшен король в гневе, что даже дикие были менее страшные, и попадали они в ужасе, превратились в дым и улетели. И даже гвардейцы в страхе попрятались… Ага, прямо под столы…

Визгливый женский голос безжалостно прервал это заседание комиссии по «разбору полётов», и звуки оплеух стали жирной точкой в протоколе. Грозное поскуливание одного из участников затихло вдали, остальные, видно, тоже расползлись, либо, устрашённые — может это опять Элий третий? — поспешили уснуть… Очарование вечера (или ночи?) не желало отпускать его невольных участников.

— Кх, кх, — прокашлялся Худук. — Порой люди настолько забавны, что забываешь, сколько горя они принесли первым расам. Да и себе самим, между прочим. Вот ты, Ройчи говоришь, что надо с вами общаться словесно и дипломатично. Но даже мой, без ложной скромности, изощрённый драконий мозг, теряется перед вами. Потому что вы, молодая раса — раса лицемеров, в вас жестокости при всей напускной жалости, гораздо больше, чем у самых страшных, но прямолинейных тёмных. И действия ваши происходят как бы из-под тишка: если человек видит, что человек сильнее, то он отвлечёт его, обманет и ударит в спину, или раскажет такую сказку, что уже все кучей навалятся хоть на дракона, хоть на великана и порвут в клочья. Ещё и гордиться будут тем, что убили живое существо, — хриплый голос гоблина звучал неспешно и как-то безэмоционально, что, впрочем, не давало ослабнуть вниманию к нему. — И живёте вы, как в пасти дракона — дальше собственного носа не видите: работа — пиво — женщина, работа — пиво — по морде…

— Не утрируй, Худук, — мягко прервал человек.

— Хорошо, согласен, увлёкся, — как-то быстро согласился гоблин, было легко представить, как улыбается он в темноте. — По этой схеме, пожалуй, живут все расы. Возможно, кроме эльфов — те вместо пива нюхают цветочки…

— Худук, зачем так нагло врать? — укоризненно проговорил Листочек. — Дракон тебя не поймёт. Прошлый раз, когда мы выясняли этот вопрос, ты сдался, а я ещё продолжал общаться с гномом.

— Я был не в форме, — буркнул тёмный. — Завершаю свой монолог. Мне не понравилось, что какое-то чучело, которое его Единый наградил лопатами вместо рук, туловищем с две свиньи и разбавленным мочой пивом вместо мозгов имеет наглость цепляться к маленьким. В его голове, забитой голыми женскими ляжками и прочей бижутерией, очень легко появляется такая магическая цепочка: маленький — значит слабый, а слабого легко можно попинать. Типичная, кстати, человеческая реакция… Ну, ладно, ладно, гоблины — те ещё добрячки. Вот помню в детстве — прилетел дракон в лице бати…

— Не отвлекайся.

— Ну да. В общем, нечего маленьких обижать. Можно и без усов остаться! Вот такая мораль. Всё равно, что дракон без хвоста — не на чем и повеситься.

— Эх, надо было сваливать, когда мы победили! — в сердцах повысил голос гном. — Не спрашивать никакого разрешения, в общем бедламе за себя и…

— Верно, расслабились, — согласился эльф. — Сами же впёрлись в круг, подставились.

— Или ножичек тихонечко к заднице приставить этому набитому индюку, отрыжке великана.

— Спокойно. Размечтались: что было бы да кабы, — урезонил человек. — Маркиз изначально дал указание капитану следить за нами арбалетчикам. При любом исходе схватки наша участь была решена.

— Ты хочешь сказать, что пожелай мы, не могли бы уйти в подходящий момент? — прозвучавший скепсис в голосе Худука непонятно было, к чему отнести — то ли к словам человека, то ли к несложившимся действиям команды. — Да мы бы разнесли эту конюшню. Один Рохля бы справился, а мы подождали в повозке, — гоблин не на шутку разошёлся.

— Та-ак надо было-о сказать, — недовольно протянул сонный голос. — Я понял, что вы-ы этого хотите-е. Ведь на-ас обещали покорми-ить…

— Всё правильно, здоровяк, не проявляй инициативу и впредь, — поспешил вмешаться Ройчи. — Скажем: ломай, круши — делай, скажем: пылинки сдувай — дуй в обе щеки, но аккуратно. Но, — сделал паузу, — представьте, скольких из нас мы бы положили в этом прорыве. Это ведь не мужики с дрекольем и не сопливые новобранцы — это настоящие бывалые солдаты. А потом тех, кто остался, загоняли бы, как зайцев. Не-е, хорошо, что мы не рыпнулись. И потом, — снова пауза, более значительная, — мы не воюем, мы в отпуске, и все драки и мордобития нас не должны касаться, у нас иная цель, к которой все, — многозначительный взгляд в сторону Худука, — должны стремиться. А не непродуманными, импульсивными действиями, какими-то философскими обидами усложнять путь…

— Может мне надо было сапоги поцеловать этому дракону безмозглому…

— Может и надо было, — жёстко ответил человек, в его голосе прозвучала сталь, столь редкая в принципе, что окружающие невольно поёжились. — Мы не дети и не самовлюблённые павлины, упакованные в блестящие погремушки и носящие оружие, как символ властолюбия и жестокости, нам подобные честь и гордыня не по карману — ибо есть, что терять. Объясняю: ты мог всех нас подставить. Впрочем, это уже — не до конца по твоей вине всё же — произошло. Но продолжаю касательно твоего языка: стоило ли лизнуть вонючий сапог ради того, чтобы мирно разойтись?.. — он обвёл товарищей прищуренным взглядом. — Можно представить было это как военную хитрость — ведь виновнику позора всегда можно отомстить… Мы совершали в жизни — и в прошлой, и в настоящей совместной — поступки гораздо позорней и страшнее. Взять хотя бы ту же смерть — если собрать кровь убиенных нами, то это будут не ручейки — реки… — устало вздохнул и опустил голову. — На самом деле мы так и не научились прощать, и будь это хоть сам король, ему пришлось бы отвечать за свои неправедные по отношению к нам слова и действия. — Хмыкнул и посмотрел куда-то поверх голов. — А вообще, должен сказать, что мне нравится всё это. Может мы не самой удачной дорогой едем, может не вовремя — всегда проблематично отыскать стопроцентно безопасный путь, я пришёл к выводу, что таких не существует в природе — по крайней мере для таких, как мы — но… Но в данной конкретной ситуации есть три подозрительных факта, которые я никак не могу сложить в нечто логичное, либо такое хотя бы, чтобы оно не приносило мне беспокойства.

— Исчезли люди? — понимающе спросил гном.

— Да. Это первое. Возможно в их исчезновении поучавствовали уруки — с этим легко согласиться, ведь с ними был шаман. А для их — Худук, скажи, что не так? — колдовства требуется свежая кровь…

— Верно, — угрюмо бросил гоблин. Чувствовалось, что к братьям тёмным он испытывает более, чем неприязнь. — Чтоб им вечно гореть в заднице дракона. Для ритуала требуется жертва, и если приходит время, а рядом никого из… в общем, кого-то по-соседству нет, то валят своего. Причём отобранная жертва абсолютно безропотно, спокойно идёт под нож…

— Вот! — значительная пауза. — Зачем уменьшать количество боевого отряда, если совершенно безнаказанно вокруг бродят непуганные люди. Второе?

— Уруки? — спросил эльф.