В этот раз пронесло: «Москвич», не притормаживая, миновал переезд, в темноте, видно, не заметил грузовиков. Не сбавляя скорости, переехал железную дорогу и через минуту красные огоньки задних фар исчезли в мраке ночи.

Иван Павлович чуть не перекрестился, но все же подумал: а вдруг проклятый шофер что-то разглядел и заподозрил неладное… А впрочем, что можно было предпринять? Не продырявить же таратайку из автоматов – в полутора-двух километрах отсюда хутор или животноводческая ферма, услышат выстрелы, поднимут тревогу…

Ну, проехал «Москвич», скатертью ему дорога, пусть водитель благодарит Бога, что не остановился…

– Быстрее, хлопцы, – скомандовал.

Да никого, собственно, и не надо было подгонять: все понимали – времени в обрез. Действовали слаженно, уже приспособились к обстановке: один подавал из контейнеров картонные ящики, остальные бегом преодолевали расстояние до «Газона», Коляда принимал там груз, укладывал аккуратно, впритык, чтобы ящиков поместилось как можно больше и ничего не повредилось в дороге.

Через час «Газон» забили до предела. Все контейнеры с видеотехникой, компьютерами и принтерами были опорожнены, все пребывали в отличном расположении духа, уже забыли о «Москвиче», а всегда улыбчивый и щедрый на острое словцо Олег Сидоренко начал даже рассказывать анекдоты.

Иван Павлович не возражал: юмор подбадривает…

А время подпирало – должны были еще разгрузить машины в Михайловке и Кандаловке.

Перегрузка стиральных машин заняла примерно еще час. Иван Павлович изумлялся: «Вятку», которую ему самому никогда не поднять, тот же Сидоренко переносил, шутя и играя – вот что значит сила и тренировка. Луганский поймал себя на мысли, что гордится собственным умением подобрать и сплотить такой коллектив! Во-первых, один в одного – каждый здоровьем так и пышет, во-вторых, единомышленники: в случае необходимости спокойно возьмутся за автоматы.

Наконец почистили все контейнеры. Иван Павлович в последний раз прошелся вдоль эшелона – не торопясь и подсвечивая фонариком. Убедился – все в порядке, и дал команду: по коням.

Снова разделились на пятерки. Коляда со Стеценко, Сидоренко и Шинкаруком в «Самаре», остальные хлопцы – в грузовиках. Компьютеры и видеомагнитофоны Иван Павлович решил пристроить у Михайленко. Сарай у него рядом с домом, кирпичный, просторный, с железными дверьми, окна зарешечены, да и на самого хозяина положиться можно. Как-никак, а председатель колхоза, в деревне перед ним всякий шапку снимает и никому в голову не придет пошуровать у него в сарае. Самое же главное: забор вокруг усадьбы высокий, с плотно пригнанными досками, вряд ли кто-то засечет их, когда станут разгружать «Газон».

Да и сам Василий Григорьевич – человек солидный, когда узнал, что Луганский от Петра Петровича, усмехнулся в усы, демонстрируя уважение. Видно, был обязан Яровому, а чем именно – Иван Павлович понял, попав в зал, так называл свою самую просторную комнату Михайленко. На ковре, покрывавшем всю стену, висел цветной портрет председателя колхоза, и золотая звезда Героя Социалистического Труда украшала его грудь. Без санкции первых секретарей обкомов у нас таких звезд не давали, сообразил Иван Павлович. Вот тут-то и разгадка: протолкнул Яровой Василия Григорьевича к высокому званию, точно протолкнул, ведь село среднее, ничем особенно не приметное, урожаи, наверно, тоже не такие уж отменные, а у председателя к тому же в гараже новенькая «Волга», не служебная, собственная, не иначе, как и к этому Яровой руку приложил.

Они добрались до Михайловки в третьем часу ночи. Председатель поднялся с постели молча, ни о чем не расспрашивая, открыл ворота и также молча наблюдал, как разгружали «Газон». Когда хлопцы управились с этим, Иван Павлович на всякий случай напомнил хозяину:

– Семьдесят шесть ящиков… Тот и глазом не повел.

– Никуда не денутся.

– Сами понимаете, Василий Григорьевич, Петр Петрович на днях их заберет. Или, может, мне поручит.

– Позвоните. Чтобы я был на месте.

И все: коротко и ясно. Приятно иметь дело с таким человеком.

Из дома Михайленко Иван Павлович позвонил в Кандаловку. Ответили сразу, словно Родзянко ждал у аппарата.

– Все в порядке, – сообщил. – Машина уже тут и хлопцы разгружают.

У Ивана Павловича отлегло от сердца. Наконец все кончилось. Только теперь почувствовал, как весь день у него были натянуты нервы. Хоть и болтали черт знает что, анекдоты рассказывали, шутили, смеялись, а нервы все равно были на грани срыва.

И лишь теперь можно расслабиться. Попросил у хозяина:

– У вас, уважаемый, бутылочка найдется?

– О чем разговор!

Луганский налил всем по полстакана: выпили за первый удачный день.

Особняк Ярового поражал комфортом. Построил он его еще в благословенные времена, когда все склонялось перед ним, когда был. Первым поистине с большой буквы – жаль, только в области. Но, в конце концов, это не так уж огорчало Ярового: от большого корабля и требуется больше, да и, если разобраться как следует, пребывание на самой большой высоте не так уж и привлекательно, он был некоронованным королем на своей территории, хозяином и повелителем, – достаточно было пальцем шевельнуть, чтобы несметная армия чиновников, партийных секретарей, разных там писателей, художников и прочей интеллигенции встала по стойке смирно и выполнила любое его требование.

Тогда же Яровой и построил двухэтажный особняк неподалеку от Киева на речке Козинке. Не совсем законно, однако получил разрешение на самом высоком уровне, а кто тогда мог попереть против этого уровня?

Из области машинами привезли кирпич, лес, оцинкованное железо, бут для фундамента и прочие мелочи, начиная от импортной сантехники и кончая заготовленными самыми квалифицированными мастерами дубовыми оконными рамами и дверьми. А лестницу с первого этажа на второй Яровой заказал из мореного дуба, нашел в Киеве умельца-художника, виртуоза по дереву, наградил его участком земли для дачи на Десне, и тот сотворил поистине резное чудо – и за бесценок.

На втором этаже Яровой соорудил террасу. Выходила она прямо на Козинку, будто нависала над ней, отсюда открывался вид на бескрайние приднепровские луга, теперь их, правда, отгородили дамбой, а раньше они заливались и сплошь заростали клевером, иван-чаем, луговые цветы одуряюще пахли, а после первого укоса густой аромат зубровки доносился из-за реки, зависая над особняком.

Яровой сидел в качалке и с интересом рассматривал своего собеседника, словно видел его впервые. Качалка под тучным телом Ярового прогнулась и при малейшем движении поскрипывала, он пытался удержать равновесие и не только потому, что разговор требовал умственного напряжения и особой взвешенности, – гнусный скрип под ним отвлекал и раздражал, да и само покачивание расслабляло, в то время, как ситуация вынуждала его принимать и неординарные решения.

«Удивительный тип этот Винник, – думал Яровой, – внешне – прости, Господи, шибздик какой-то, все в нем несолидно: вертлявый, голова на тонкой шее, словно одуванчик, дунешь – облетит, оголив череп. А умница, не было случая, чтобы посоветовал что-то не в жилу. Голова!..»

Яровой представил себе оголенную яйцеобразную голову Винника и не удержался от усмешки. Отрезал кусок шоколадного торта, посоветовав Виннику:

– Угощайтесь, Альберт Юрьевич, для меня, например, нет ничего вкуснее шоколадного торта. А еще, если запивать его холодной «фантой»!..

– А вы – гурман.

– Гурман – не гурман, а сладости уважаю. Потому и тут лишнее… – погладил живот.

– Не гневите Бога, – возражающе покачал головой Винник, и Яровой снова зримо представил себе, как облетели с нее парашютики одуванчика. – Вы мужчина в соку. Во всяком случае, энергии вам не занимать. Однако, выкладывайте уж, зачем вызвали.

– Родилась идея…

– И все у вас – гениальные!

– Эта, по крайней мере, сулит кучу денег. Теперь шальные деньги просто под ногами валяются.