Каллиопа шла по залитому лучами солнца полю, и пыталась не вслушиваться в болтовню рыжеволосой девушки, что шла за ней следом. Ингрид стала первой смертной, которая попыталась пройти испытания и стать женой Генри. Если бы он проводил с ней больше пяти минут в день, то понял бы, почему Каллиопа убила эту болтушку.
— Тебе понравится! — сказала Ингрид, подхватив сидящего в высокой траве кролика, и прижала его к груди. — В полдень там все расцветает.
— Как и вчера? — спросила Каллиопа. — И позавчера? И поза-позавчера?
Ингрид просияла. — Разве это не чудесно? Ты видела бабочек?
— Да, видела. А еще оленя. Да и всё остальное, что ты запихнула в свою загробную жизнь.
Лицо Ингрид омрачила тень. — Жаль, что для тебя это глупости, но это моя загробная жизнь. Мне она нравится.
Каллиопе потребовалось приложить немало усилий, чтобы не закатить в ответ глаза. Если Ингрид расстроится, то это лишь усложнит положение. Такими темпами Каллиопа выберется отсюда только через кучу лет. — Ты права, — выдавила Каллиопа. — Просто я никогда не бывала здесь, мне всё незнакомо.
Ингрид расслабилась и пробежалась пальцами по шерсти кролика. — Это и понятно, — хихикнула девушка, от чего Каллиопа злостно стиснула зубы. — Ты ведь богиня, и не можешь умереть. В отличие от меня, — добавила Ингрид, идя вприпрыжку. — Хотя было не так страшно, как я думала.
Если бы эта дурочка хоть что-то понимала, то знала бы, что Каллиопа не просто богиня. Она была одной из первых шести членов совета до того, как у них появились дети, и ряды совета пополнились. До того, как ее муж решил, что верность ниже его достоинства. До того, как они начали раздавать бессмертие, словно оно было конфеткой. Она — дочь Титанов, и не просто богиня. Она королева.
Что бы совет и эта псовка Кейт ни решили, она не заслуживала такого наказания.
— Это хорошо, — ответила Каллиопа. — Глупо бояться смерти.
— Генри приходит время от времени, спрашивает хорошо ли мне здесь. Иногда нам удается побыть вместе почти целый день, — сказала Ингрид, а после с усмешкой добавила: — Ты никогда не рассказывала, кто же победил.
Каллиопа хотела возразить, что это вовсе не конкурс, но это было не так. То испытание было что ни на есть соревнованием, и Каллиопа постаралась выиграть в нем гораздо больше остальных. Она мастерски уничтожила всех своих противниц. Если бы Генри и Диана не вмешались, Кейт бы тоже пополнила их ряды.
Это она должна была стать победителем, и улыбка на лице Ингрид чувствовалась ей как соль на зияющей ране, на месте которой ранее стучало сердце. Сначала Каллиопа потеряла своего мужа, и когда девушке подумалось, что вот, нашелся тот, кто мог бы понять каково ей пришлось, и дать ей любовь, которую она так сильно желала, когда этот кто-то — Генри — не дал Каллиопе ни малейшего шанса. Потому Каллиопа потеряла все. Свою свободу, свое достоинство, каждую каплю уважения, за которое она боролась тысячелетиями, но хуже всего то, что она потеряла Генри.
Они были вместе — двое из первой шестерки — еще до рассвета человечества. Веками она наблюдала за ним, окутанным тайной и одиночеством, которое никто не мог развеять, пока не появилась Персефона. Но то, как она с ним поступила…
Если кто и заслуживал наказания, то Персефона. Все, чего Каллиопа всегда хотела, — это чтобы Генри был счастлив, она надеялась, что однажды он поймет, что единственный способ стать счастливым — быть вместе. Сколько бы ни потребовалось для этого времени, она уверит его в этом. И в конце концов, Кейт заплатит за то, что отняла драгоценные минуты их будущего.
— Каллиопа? — позвала Ингрид, и девушка отогнала свои мысли прочь. Слова скрылись в глубинах ее разума, но гнев и горечь остались.
— Кейт, — ответила Каллиопа, выплевывая это имя, будто оно было ядом. — Ее зовут Кейт. Она дочь Дианы.
Ингрид удивленно распахнула глаза. — Сестра Персефоны?
Каллиопа кивнула, и увидела, как позади Ингрид, где-то вдалеке, образовался странный туман. Казалось, он звал ее, но Каллиопа сопротивлялась желанию оторваться от Ингрид и пойти следом. Пока она отбывает свое наказание — проводит время с каждой, кого она убила, она не могла уйти, не предупредив Генри. Если Каллиопа намеренно нарушит приказ совета, то будет навсегда изгнана, а ее место в совете займет кто-то другой.
Каллиопа точно знала, кем будет этот человек, и поклялась себе, что, пока она богиня, Кейт не доберется до ее трона.
Каллиопа посмотрела на туман. — Ты когда-нибудь бывала там?
— Там? За деревьями? Да, но лишь изредка. Мне больше нравится тут, на лугу. Ты знала, что лепестки цветов на вкус как конфеты? Тебе стоит попробовать.
— Не люблю конфеты, — ответила Каллиопа, наблюдая за туманом. Она еще не видела ничего подобного ему в Подземном мире, и должно быть, он что-то значил. Возможно, это Генри так говорил ей, что пора наведать следующую девушку. Возможно, он понимал, насколько докучливой была эта Ингрид.
— Как же так? Все любят конфеты.
— Я не такая, как все, — возразила Каллиопа. — Оставайся здесь.
— Ты уходишь? Так не получится. Ты сначала должна заслужить мое прощение, а потом уже уходить, не забыла?
Каллиопа сжала челюсти. Конечно же она не забыла, но казалось, что эта девушка никогда не ее простит. Но даже если и простит, то Каллиопа сомневалась, что так поступит каждая убитая ею девушка. А это, согласно решению Кейт, будет означать, что она застрянет в Подземном мире на целую вечность. Каллиопа не могла столько ждать. — Если не хочешь, чтобы я пригвоздила твои ноги к земле, то стой там, где стоишь, — огрызнулась она.
— Ты можешь такое сделать?
Каллиопа не удосужилась ответить. Вместо этого она направилась к туману, подальше от Ингрид, которой, хотя бы, хватило любезности не пойти следом. Чем дальше она отдалялась от Ингрид, тем больше луг погружался во мрак, пока Каллиопа и вовсе не оказалась внутри скалы — настоящего облика Подземного мира, который не подстраивался под мертвую душу, способную повлиять на его вид.
Подойдя еще ближе к туману, она увидела, что это и не был туман. Каллиопу окружали тысяча искрящихся в воздухе усиков света. Девушка протянула пальцы, и, коснувшись странного свечения, поняла, почему он так манил ее. Наконец, после стольких десятилетий, Он проснулся.
Каллиопа улыбнулась, и поток силы, такой древний, что не имел даже имени, прошел через нее. Оставив Ингрид где-то там, в самом дальнем уголке памяти, девушка шагнула вперед, и гнев, который она так долго скрывала, наконец нашел свою волю.
— Здравствуй, Отец.