Однако Равиль отдавал себе отчет в том, что эта вольняга кругом права. Более того, он почувствовал невольное уважение – девушка вела себя так, как только мог мечтать любой воин Клана Нефритового Сокола.
Равиль Прайд ощутил, как по спине у него побежали здоровенные мурашки – он понял, что Диана находится буквально в одном шаге от того, чтобы получить родовое имя.
После томительной паузы он смог наконец произнести:
– Хорошо. В конце концов, эти Соколиные Пещеры привлекают внимание практически одних только вольнорожденных, так что если они и будут разрушены, то ничего страшного не случится.
Однако эта жалкая попытка уязвить Диану вызвала у девушки лишь презрительную улыбку.
Грелев докладывал Равилю о том, что по Айронхолд-Сити прокатилась волна протестов по поводу выбора места финального поединка за родовое имя. Люди были очень сердиты на Диану.
– Практически никто не возражал бы против того, чтобы вольнорождеиная соискательница свернула себе шею на пути к своей цели, – говорил Грелев, как всегда, размеренно и четко, и, как всегда, Равиля мороз продрал от его манеры вещать.
– Мне казалось, что уже один факт, что она вольнорожденная, должен вызывать возмущение, – буркнул он.
– И это тоже, – согласился Грелев.
Закончив доклад, он не спеша удалился, оставив Равиля наедине с его невеселыми мыслями.
Да, девчонка оказалась куда более прыткой, чем я предполагал. Какое упорство, какая уверенность в себе! Все-таки у нее есть масса качеств, присущих не просто войну, а войну достойному. Не заметил я этого вовремя, проглядел. И все же… если она и впрямь завоюет родовое имя, не знаю, как я переживу это.
И тут в голове у расстроенного донельзя Равиля начал созревать мрачный план…
Хотя у Джоанны язык заплетался все сильнее, речь ее оставалась пока понятной.
– Вы видели реакцию Дианы на мои слова по поводу этого Лейфа?.. Она знает его, они встречались раньше, и Диана считает его… как бы это сказать… порядочным парнем. Мне это очень не нравится.
Жеребец кивнул:
– Я с вами согласен. Чем меньше знаешь о своем противнике, тем лучше.
– Если Диана будет видеть в этом Лейфе друга, то вполне возможно, что в решающий момент у нее дрогнет рука, она не сможет нанести удар и просто проиграет!
– Ну, – сказал Жеребец, – если Диана и впрямь рассчитывает получить родовое имя, то ей следует вести себя так, как это подобает настоящему воину – со всеми вытекающими последствиями.
Джоанна досадливо поморщилась:
– Да хватит уже ваших книжностей…
– Это не книжности, а мой собственный опыт. Я считаю, что воин всегда должен оставаться воином, то есть он будет убивать при любых обстоятельствах. Если бы, к примеру, Эйден Прайд встал у меня на пути и препятствовал исполнению долга, я убил бы его, вот и все!
– А не громко ли сказано, Жеребец? Если Диана стала спасать этого недоумка, которого не только не знала толком, а вообще подверглась его оскорблениям, что она будет делать с Лейфом, при взгляде на которого у нее, похоже, все тает внутри? Ее чувства и эмоции ее же и погубят!
– Не могу согласиться. Эти самые чувства и эмоции – ее лучшее оружие. Вспомните ее отца – никогда не мог жить спокойно.
– Да уж, – задумчиво сказала Джоанна. – На кого-кого, а на отца она точно похожа.
Она вылила в себя остатки коктейля и поморщилась.
– Что-то я совсем заговорилась. Утомили вы меня, Жеребец. Общаться с вами – все равно что драться с тремя роботами сразу. Все, я иду спать.
Спихнув с кровати кучу каких-то посторонних предметов, она ткнулась лицом в подушку и мгновенно уснула.
Жеребец осторожно укрыл ее одеялом.
Пора и мне на боковую. Завтра Диана либо докажет всем, что она настоящий воин, либо продемонстрирует, что она – только вольняга, недостойная родового имени. Интересно, а что сегодня сказал бы Эйден? Об отцовских чувствах говорить не будем, он узнал о существовании Дианы за несколько минут до своей гибели. Зато мне кажется, что она понравилась бы Эйдену как воин. Да, он понимал вольнорожденных как никто из вернорожденных… и все же внутри себя он всегда оставался вернорожденным. Что ж, мне трудно понять все это. Лучше уж вернуться к естественному неприятию вернорожденных… Страваг, пора идти в люльку.
Придя к себе в номер, Жеребец воспроизвел Джоаннино падение на кровать, хотя его постель была аккуратнее, с простынями и одеялами, заправленными по-военному.