Но жизнь его в США была нелегкой. Ведь «Георг» жил по прежнему на нелегальном положении, без документов, а значит не мог найти работу. Попытки Центра легализовать его не удались. Он был немцем — «враждебным иностранцем», сбежавшим от иммиграционных властей, а следовательно подлежал аресту и суду.

«Георг» должен был чем-то заниматься, даже для того, чтобы не привлечь внимание соседей. И тогда он придумал себе специальность журналиста-писателя, посещал библиотеку. Купил пишущую машинку, стучал на ней. Это в какой-то степени создавало ему «лицо» для соседей по квартире.

Когда мы оба прилично изучили английский язык, встречались, он как мог затягивал наши беседы. После отъезда резидента, «Георг» остался один во враждебном и опасном окружении. И наши редкие встречи стали для него единственной отдушиной.

Наконец Центр дал ответ по поводу легализации «Георга». Ему предлагали «сдаться» иммиграционным властям и написать ходатайство о предоставлении политического убежища. Мол, у «Георга» было несколько фотографий и документов, подтверждающих его борьбу с фашизмом в Германии и участие в боевых действиях в Испании.

К счастью, это не был приказ, а лишь «предложение» и нам удалось убедить Центр, что это делать нельзя. «Георга» без всяких рассуждений о политическом убежище, обвинили бы в бегстве от суда и посадили в тюрьму на длительный срок.

Казалось давно назрела необходимость отзывать «Георга» в СССР, но Москва молчала.

Часто возвращаясь в мыслях к тем годам я думаю: «В нашей работе нередко возникают острые проблемы и их надо решать. Не бояться принимать решения — иначе — катастрофа». Этой катастрофы только чудом удалось избежать «Георгу».

В середине 1943 года немцы высадили из подводной лодки невдалеке от Нью-Йорка две группы диверсантов. Об этом зашумела пресса. Как выяснилось позже, это были лишь слухи, но они обострили обстановку.

Возникла реальная опасность и для «Георга». Ведь он был немцем. И к нему вскоре наведались агенты ФБР. Его срочно пришлось выводить из Нью-Йорка, устраивать на ферму к одному из друзей. Наконец, удалось добиться от Центра разрешение на отправку «Георга» в СССР.

Его отправили через западное побережье на нашем пароходе из Сан-Франциско. Так он прибыл в Москву».

«У радиста (оперативный псевдоним «Цветов») возникли трудности с эксплуатацией радиостанции, которая, якобы уже была собрана. Мне поручили встретиться с ним.

«Цветову» было не больше двадцати пяти, — молодой, здоровый, красивый. Он закончил институт иностранных языков в Москве, позже прошел спецподготовку и его направили радистом в Нью-Йорк. Устроился работать слесарем по ремонту электробытовых приборов.

Жил он в центре города, в Бруклине. Устроен по тем временам был не плохо, имел хорошие документы еврея, бежавшего от фашистов из Австрии.

При встрече он рассказал, что построил радиопередатчик, но кое-что не доделал, и потому требуется моя помощь.

Двухэтажный дом «Цветова» находился на маленькой, боковой улице.

«Сегодня я один дома, — встретил меня «Цветов», — хозяева уехали в Нью-Йорк на целый месяц».

Без задержек приступили к делу. Выяснилось, что радиостанцию он хочет разместить на чердаке. Мы подняли туда силовой трансформатор и забрались сами… О, ужас! Чердак действительно напоминал декорации фильма ужасов, где действуют ученые-маньяки. Здесь стояли различные ящики, опутанные проводами, аппаратура — старый приемник «Ховард», макеты, собранные на листах фанеры — передатчик, катушка, больше похожая на змеевик от самогонного аппарата, металлические коробки конденсаторов.

«Цветов» включил рубильник и нажал на ключ. Лампы осветили чердак ярким светом. Он с гордостью сказал, что сделал все в точности, как его учили в Москве.

Изобретение «Цветова» произвело на меня тяжелое впечатление. Передатчик питался напряжением 3 тысячи вольт. А это значило лишь то, что при неосторожном касании ключа, он мог выполнить роль «электрического стула» с вероятным летальным исходом. Кроме этого появление такой радиостанции-»динозавра» в эфире не могло не привлечь внимание радиоконтрольной службы США, со всеми вытекающими последствиями.

По возвращении обо всем доложил начальству. Получил указание не мешать «Цветову» и его резиденту убедиться самим в непригодности станции.

И вот первый сеанс «Цветова». Мой прогноз оправдался — тон передатчика был безобразным, частота прыгала, позывные трудно разобрать. Центр его не услышал. Был и положительный момент, после сеанса «Цветов» остался жив.

Вскоре ему приказали прекратить работу, но мне следовало не терять с ним связь.

Шла война и он резонно проявил недовольство: просил или дать работу или отправить домой.

А тут еще произошел довольно опасный инцидент.

Обычно мы с «Цветовым» встречались в немноголюдных местах, шли в бар или в кафе. После тщательной проверки я ставил свой автомобиль, шел на встречу точно рассчитав время.

В тот раз мы решили встретиться в молочной столовой, где-то в районе 20-х улиц, где находились меховые и кожаные мастерские. Здесь днем трудился многочисленный еврейский рабочий класс, а вечером улицы пустовали. Но столовая обычно работала.

Прибыв точно в назначенное время, я решил, что встречусь с «Цветовым» около столовой, или уже внутри. Однако увидел, что столовая закрыта, а навстречу мне быстро идет «Цветов». Он прошел мимо меня, а за ним не отставая спешил какой-то человек средних лет. Вскоре оба повернули за угол.

Возвратившись и доложив, я получил выволочку от начальства, хотя по сути ни в чем не был виноват.

Оказалось, что в тот день был еврейский праздник и столовая не работала. «Цветов» пришел раньше срока и стал совершать прогулки по кварталу ожидая меня. Он ходил мимо столовой не один раз, чем вызвал подозрение сторожа. Тот решил проверить и бросился вслед «Цветову». «Цветов» заметив преследование, разумеется, меня «не признал». Он пошел к станции метро, сторож его больше не преследовал.

Через некоторое время произошло серьезное происшествие с руководителем «Цветова» и чтобы не подвергать опасности радиста отозвали в Москву.

Сейчас он живет в Москве, успешно работает в области языковедения. Не так давно он признался мне: «Теперь, пожалуй, я бы не согласился повторить путешествие в США».

«Уже шла война, когда я встретился с третьим радистом (псевдоним «Филин»). На вид ему было лет 60. Еще до революции он эмигрировал в США. Здесь вкусил все «прелести» американского образа жизни, тяжело работал. После революции вернулся на родину, в Россию, окончил институт и стал инженером-электриком.

И вот он снова в Америке. Теперь в соответствии с легендой «Филин» стал владельцем пятиэтажного «односемейного» дома. Правда дом был старый, запущенный, требовал ремонта, и жильцы все разбежались.

Мы встретились недалеко от его дома, и он проводил меня к себе. «Филин» предлагал установить рацию в одном из чуланов на первом этаже.

Он показал мне приемник и рассказал, как собирается делать передатчик. Но пока у него не было ни деталей, ни ламп. Будучи инженером «Филин» собрал бы передатчик и сам, но я сказал, что аппарат уже готов, надо только найти ящик или чемодан для его перевозки и хранения.

Договорились о программе связи с Москвой. Не помню, с первого или второго раза «Филин» связался с Центром и передал телеграмму.

Однако через некоторое время поступило распоряжение о полном прекращении работ по радиосвязи.

Что ж прекращение, так прекращение и «Филин» добивался скорейшего вывоза из его дома аппаратуры. Центру он объяснял это присутствием жильцов. Хотя в доме не было ни одного жильца.

В декабре 1942 года Центр дал добро на вывоз аппаратуры. С большим трудом это удалось сделать. А последняя поездка и вовсе оказалась неудачной.

Я пожалел, что новый приемник «Super-Pro» пропадает без блока питания и поехал к «Филину» забрать его. Погода была скверная, шел дождь, на дорогах гололед. Мы погрузили блок питания. «Филин» попросил подвезти его из Бруклина в Манхеттен.