По шести советским агентурным радиостанциям из восьми захваченных немецкая контрразведка продолжила работу с Центром от имени руководителей названных резидентур.

На этом прекратили свое существование резидентуры советской разведки. Они погибли в неравной борьбе с превосходящими силами противника».

Да, действительно, силы были неравные. Против «Красной капеллы» немцы бросили лучшие силы Главного управления имперской безопасности. И тем не менее у этой трагедии есть свои причины. Они до сих пор известны лишь очень узкому кругу специалистов.

Хотя, признаться, все послевоенные годы обстоятельства гибели крупнейшей в мире разведсети не давали покоя исследователям как у нас в стране, так и за рубежом. Многие из них сходились на том, что в основе провала лежали просчеты радиосвязи, непрофессионализм радистов европейских резидентур. Однако это были лишь гипотезы. Все материалы по организации радиосвязи были засекречены. Автору впервые удалось увидеть их, услышать свидетельства тех, кто находился на связи с радистами «Красной капеллы», кто сам создавал эту связь. Сегодня впервые за полвека есть возможность сравнить уже известные свидетельства руководителей и сотрудников нацистской разведки и архивные документы Главного разведывательного управления.

Вальтер Шелленберг в своей книге «Мемуары» при первом же упоминании «Красной капеллы» пишет «о создании активной сети радиосвязи». Далее он подчеркивает: «Ее радиосеть («Красной капеллы». — Авт.) охватывала всю территорию Европы, протянувшись от Норвегии через Швейцарию до Средиземного моря и от Атлантического океана до Балтики».

В обоих случаях шеф нацистской политической разведки говорит именно о радиосвязи. Это не случайно. Он рисует впечатляющую картину: советская радиосеть наброшена на всю Европу. Шелленберг — профессионал-разведчик, это признавали даже его враги как на родине, так и за рубежом. Так что мнению генерала вроде бы можно доверять.

Однако у него есть авторитетный оппонент — известный советский разведчик, резидент Леопольд Треппер. Он один из немногих, кому удалось уцелеть после разгрома «Красной капеллы». Треппер придерживался иного мнения. «…Мы вступили в войну, — писал разведчик, — не имея радиосвязи. И все эксперименты, проведенные в военное время, имели весьма тяжелые последствия…»

Вот такие две весьма парадоксальные точки зрения. Враг высоко отзывается о состоянии нашей нелегальной радиосвязи, а советский резидент, наоборот, дает ей беспощадную оценку.

Где истина? В чем разгадка многолетнего спора ветеранов разведки о причинах провала европейских резидентур ГРУ? Не просто ответить на эти вопросы. Но чтобы ответить, вернемся в предвоенные годы.

Мне пришлось беседовать с десятками ветеранов-разведчиков, которые не по книгам, а на собственной шкуре испытали грузы «сороковых-пороховых». Слушая их, я поразился, как мало мы знаем о тех годах, о предвоенной атмосфере, об условиях, в которых им приходилось работать.

В Германии и странах Европы нацистская пропаганда насаждала мнение о «всемогуществе всевидящего» гестапо. Проник этот миф и в Советский Союз. Зачастую провалы наших резидентур объясняли «всесилием» германской контрразведки и… недостатками в организации радиосвязи.

Действительно, агентурная радиосвязь была самой молодой и несовершенной отраслью разведки. Таким образом, решилась двуединая задача. С одной стороны, нередко, таким образом, скрывались истинные причины провалов, с другой — запугивались разведчики. Резидентуры боялись выходить на связь. Им всюду мерещилось «око» и «ухо» гестапо.

Вот как о том времени вспоминал один из сотрудников службы радиосвязи ГРУ, который в предвоенные годы занимался радиофикацией резидентур:

«Многие резидентуры оправдывали свой невыход на радиосвязь любыми причинами. Иногда даже шли на обман. Некоторые резиденты писали в Москву, что сами присутствовали на сеансах радиосвязи, слышали Центр, но Центр их не слышал.

В этих условиях активизировать нелегальные радиосвязи было весьма трудно».

И все-таки Разведуправление пыталось их активизировать. В конце 1940 года разведчик-радист Парийчук, оформленный Наркоматом иностранных дел как дипкурьер, вылетел самолетом в Кенигсберг, оттуда — в Берлин, потом в Прагу. Здесь был радист — наш платный агент. Это о нем резидент писал, что они слышат Москву, а она их нет.

Агент работал радиомастером и, судя по всему, обладал хорошей квалификацией. Деньги он получал регулярно, но выходить на связь с Центром боялся. Передатчик «Джек» и приемник «Сигнал» хранился в комнате, среди радиотехнического хлама. Парийчук был представлен радисту как представитель Центра, но связник умолчал, что гость из Москвы — специалист по радиоделу.

Словом, радист в присутствии Парийчука включил блок питания, стрелка прибора отклонилась. Покрутив ручку возбудителя, он включил приемник и быстро нашел Москву. Центр повторил вызов и перевел корреспондента на запасные частоты. Радист продолжал работать, не включая тумблер высокого напряжения. Естественно, его никто не слышал.

Радист нагло обманывал всех. Парийчук отстранил его и показал, в чем «ошибка».

Следующая встреча была в городе Брно. Позже Ф. Парийчук так расскажет о ней:

«Встреча должна состояться около двух часов ночи. Заранее весь маршрут был продуман. До минут учтено время движения местного транспорта. Из посольства выехали на машине перед сумерками. Примерно километрах в восьмидесяти от Праги остановили машину и пошли пешком на станцию, взяли билеты и уехали в Брно.

Прибыв в город, проверили, нет ли слежки, и пошли на встречу, а потом на квартиру.

Попытался отградуировать самодельный передатчик. «Хлопает» по всему диапазону.

В назначенное время начал сеанс радиосвязи. Центр я слышал хорошо. Долго пытался вступить в связь. Меня часто переводили на новые частоты. На одной из них Центр чудом нашел меня и сообщил о плохом тоне передатчика. Понял: на таком передатчике связь не наладить. Но главные неприятности были впереди. Когда уже свертывал аппаратуру, услышали стук в дверь — молчим. Стук повторился с новой силой. Ну, все, думаем, гестапо. В квартире нас четверо: я, связник, радист и его жена. Приготовились к худшему, вытащили оружие, заняли «огневые» точки.

Радист подошел к двери, сонным голосом спрашивает: «Кто там? Что вам нужно?»

«Уголь нужен?» — слышим приглушенный голос. Оказывается, было трудно с углем, днем его воровали, ночью — носили по квартирам, продавали.

Придя в себя, мы отказались даже от чая. Ушли, купили билеты, и в Прагу».

Были и другие встречи. Когда у радиста, подозреваемого в предательстве, приходилось изымать аппаратуру.

Потом поездка в Вену. Здесь, как вспоминает Парийчук, «ни с одним из агентов-радистов не была закончена подготовка и потому радистам аппаратура не передавалась».

Запомним, до войны оставалось немногим более полугода. А вот как тот же разведчик-радист оценивает действия агентов с началом Великой Отечественной войны:

«Не со всеми корреспондентами удавалось установить связь, некоторые из них были арестованы непосредственно перед началом войны, другие боялись начать работу, слушая крикливые сообщения радио о скором разгроме Красной Армии. Первый месяц войны агенты-радисты выжидали. Многие из них смотрели, куда перетянет чаша весов. А как известно, в первые месяцы войны она клонилась не в нашу пользу».

Вот она — горькая правда войны. Воистину никто не хотел умирать.

Но время брало свое. Прошел шок первых, трагических недель битвы с фашизмом. Из шести резидентур военной разведки только одна, «Паскаля», благодаря усилиям Иогана Венцеля, имела прямую связь с Москвой. Работали три линии агентурной радиосвязи. Остальные резидентуры молчали. Предстояло научить их «говорить».