- Вторую к-комнату откройте, - попросил он.

- Она открыта, - ответила Надя, - там сестра живет.

Во второй комнате никого не было. Потом Садчиков зашел в ванную комнату и на кухню. Там тоже было пусто. Он вернулся в комнату, улыбнулся, погрозил Наде пальцем и сказал:

- В-вот я вас хорошо п-помню, а вы меня забыли.

- Откуда же вы меня помните?

- А н-нас Костя знакомил.

- Где?

- Д-да здесь, около киоска.

- Может быть, - ответила Надя и пояснила парню: - Чего смотришь, это муж, Костя, он в ресторане сидел, помнишь?

- Назаренко, - подсказал Садчиков.

- Ну да, - повторила Надя. - Кот.

- В-вы еще долго будете д-дома? - спросил Садчиков. - Мы водопроводчика должны п-прислать…

- Ломать?

- Нет, - сказал управдом, - текущая профилактика, ничего не потревожим…

- Часа два еще пробудем, - посмотрев на своего приятеля, ответила Надя, - да, Сережа?

- Конечно.

- А тебе когда на стадион? Не опоздаешь?

- Нет, дорогая, - ответил парень, - не опоздаю…

- А К-кот где? - спросил Садчиков. - О-обещал позвонить - и пропал.

- Мы с ним поссорились, - ответила Надя, повернувшись к Сереже спиной, и сморщила лицо. Осторожно подмигнула Садчикову и выдохнула: - Разводиться будем.

- Ж-жаль, - сказал Садчиков, - он ведь хороший п-парень. Нужен он м-мне сейчас. Где найти - у-ума не приложу. Если он придет, то пусть сразу ко мне позвонит, ладно?

- Телефон знает?

- А я з-зайду через часок и оставлю.

Телефон-автомат был установлен в подъезде, так что Садчиков, быстро набрав номер милиции, мог видеть всех, кто пройдет мимо.

- Алло, - сказал он тихо, прикрыв рот ладонью, - это С-садчиков. Быстро машину с людьми ко мне на Пушкинскую. Возьмите ордер на обыск у п-прокурора. Да. Я в подъезде.

Садчиков вопросительно посмотрел на домоуправа.

- В четвертом, - подсказал тот, - въезд со двора.

- Четвертый, - повторил Садчиков, - въезд со д-двора. Жду.

Они ходили по улице Горького пятый час кряду.

- Леня, - сказал Росляков, - ты просто молодчина. Откуда ты только знаешь так много стихов? Неужели по школе?

- У нас Лев преподает с восьмого класса, он только нас ведет, мы поэтому литературу и любим… А другие классы ненавидят. Лев в учебники не заглядывает и нам не велит. Краткое содержание, язык, образ, кульминация - это же все чепуха…

- Да?

- Конечно. Читать надо побольше, тогда все будет ясно. Где образ, какое идейное содержание, в каком месте кульминация. А читают у нас ребята мало.

- Почему?

- Физика, космос. Это идет. А литература - так, времяпрепровождение. Несерьезно, говорят.

- А мы литературу любили. Смотри, как забавно: когда мы школу кончали, то почти все шли в гуманитарные вузы - на юридический, на истфак. Еще на журналистику многие пытались попасть.

- Я тоже мечтал…

- Почему «мечтал»? - спросил Костенко.

- Меня теперь туда на пушечный выстрел не подпустят.

- Да брось ты, как старуха, нудеть. Захочешь - подпустят. Важно захотеть. Это во всяком деле самое главное.

- Ты сейчас экзамены сдай, - посоветовал Костенко. - Тебе важно школу хорошо кончить…

- А я школу не люблю…

- Это почему же? - удивился Росляков.

- Я его понимаю. Школа прививает нелюбовь к литературе, - сердито буркнул Костенко. - Я Пушкина начал перечитывать уже в университете… А в школе нас мучили вопросами: «Каково социальное происхождение Татьяны Лариной?» и «Каковы главные отличительные черты «лишнего человека»?» Литература - это прекрасное, а про это именно забывают.

- Сейчас немного полегче, - сказал Ленька, - сейчас все-таки можно самому высказывать точку зрения… А раньше, говорят, надо было пересказывать, что писали в учебниках… И ничего своего… Лев Иванович ставит пятерку, если говоришь свое - пусть даже ошибаешься. А кто бубнит по учебнику, тем он больше четверки не ставит.

- Вообще школа сейчас ждет реформы, - заметил Костенко. - Кое-кто из моих друзей бранит кибернетику и счетно-вычислительные устройства, а ведь именно они будут определять будущее развитие прогресса. Через двадцать лет в седьмом классе на партах будут стоять маленькие счетные машины, ей-богу… Один мой дружок, математик, говорит, что в математике произошла революция: раньше надо было дать один ответ, в этом был смысл математики, а теперь высший смысл состоит в том, чтобы расчленить задачу на елико возможно большее количество вопросов, а потом эти вопросы засадить в счетную машину… А мы заставляем ребят зубрить формулы; мозг костенеет, инициативы нет…

- Кое-кто из твоих знакомых, - сказал Росляков, - видимо, бранит кибернетику с этической точки зрения, опасаясь ее самодовлеющего влияния на человечество…

- Потом доспорим, - вздохнул Костенко, - мой парень какие-то пассы делает, надо пойти посмотреть…

Он быстро пересек улицу Горького и спросил давешнего оперативника:

- Что случилось?

- Вспотел я, - ответил тот, - машу руками, чтоб тело проветрить…

- Большой ты человек…

- Испохабили планету, - сказал тот, - зима слякотная, весна - как в Африке, а летом дожди… Завтра вообще тридцать градусов ожидается.

- Во-во, - чертыхнулся Костенко, - а поедешь в отпуск, так калоши надо брать.

- Земля остывает, скоро все переменится. У меня дед говорит, что зима обернется летом, а весна - осенью.

- Прозорливый у тебя дед.

- Дед что надо. «В наше, - говорит, - время не соскучишься».

- На что это он, интересно, намекает?

Оперативник ответил:

- Он без умысла, что вы…

Костенко усмехнулся, весело оглядел оперативника и подмигнул ему.

- Нет, серьезно, - повторил тот, - просто дед с фантазией.

- Какая у деда может быть фантазия? У деда сплошной реализм должен быть. Давай воды выпьем, а то горло совсем пересохло. Сволочь, не идет до сих пор…

- Кто?

- Чита, кто…

Так и ходят они по улице. Говорят о пустяках, подшучивают друг над другом, а в голове только одна мысль: где он?

Внешне они спокойны, даже несколько расслабленны. А ведь под пиджаками не видно, как напряжены у них мышцы рук и спины; посторонний не знает, как устают глаза, потому что надо все время смотреть по сторонам и искать, и не просто искать, а так, чтобы непременно найти.

Прохор позвонил в гараж и попросил к телефону шофера Виктора Ганкина.

- Он сейчас на линии, - ответили ему, - позвоните через час.

- Не уйдет? Может, он вернется и сразу уйдет…

- Нет. Он до трех сегодня.

- Спасибо, - ответил Прохор, - вы ему передайте, пожалуйста, что к нему Архип Иванович через час перезвонит, ладно?

…Через неделю после свадьбы Виктор сделал хорошего «левака»: перевез за два часа три холодильника. «Москвичок» у него с кузовом, свеженький, всего тридцать тысяч набегал. Развал, правда, дрянной, левый передний скат здорово жрет. Да черт с ним, со скатом. Тридцать рублей в кармане. Любке на платье. В «Пассаже» продают. Импортное, с красными цветами по сиреневому фону. Кошмар!

Женившись, он в рот не брал водки. Раньше-то пил много. И не водку, а политурку. Она дешевая, водичкой разбавишь - и ничего, пить можно. В нюх, правда, шибает. И рыгается потом плохо, прямо керосином рыгается, спички не подноси. А как Любку встретил, так перестал пить. Ребята говорят, что от политурки с мужским делом вроде плохо. А Любка девка что надо, за ней глаз да глаз. А водочки - это, пожалуй, можно. Чекушку с удачи. Она ж не политура, ее в магазине государство продает. И с закуской. В последний раз, чего там…

Орудовец, задержавший Ганкина по ерундовому поводу, не хотел даже сначала его штрафовать. А потом отправил на проверку, дуть в трубочку этого самого Раппопорта. Чтоб сдох этот Раппопорт с его трубочкой… Права отняли. И все. Разнорабочим сколько в месяц получишь? Два раза двор подметешь - и весь труд. Деньга - соответственно.