- Он куда сел? - спросил Костенко.

- В машину, - ответил шофер, - куда же еще…

- Это мы понимаем, нас ин-интересует место в машине.

- Рядом со мной сел.

- И на заднее сиденье не садился? - спросил Росляков. - Может быть, он выходил пить газированную воду или звонил по телефону, а потом сел на заднее сиденье? Вспомните, пожалуйста.

- Да нет, что я, болван, что ль? Он еще торопил меня всю дорогу, велел гнать, говорил, что сам за меня рубль орудовцу отдаст, если остановят.

- Он вам показывал пистолет, который нашел под сиденьем?

- Чего?! - взвился шофер. - Вы это, знаете, бросьте! Вы меня на пушку не берите! И ты давай не подмаргивай! Пистолет… Я никаких пистолетов в машине не вожу! Пистолет…

- Вы бы осторожнее подмаргивали, Назаренко, - сказал Росляков, - а то неудобно, видите, товарищ Теплов сердится на вас.

- С-спасибо, товарищ Теплов, - сказал Садчиков, - п-простите, что пришлось оторвать от работы.

- Вы мне отметьте, что я у вас по делам, - попросил Теплов, - а то завтра же на профсоюзном выговор дадут. Как милиция, так сразу думают - пьянка. А у меня катар, я этого вина проклятущего в рот не беру.

- «Ессентуки» надо пить, - посоветовал Костенко, - семнадцатый номер. Очень помогает.

Когда Теплов ушел, Садчиков сказал Чите:

- Н-ну, придумывай, Чита, новую версию, эта, видишь, отпала.

- Он врет! - сказал Чита. - Он нагло врет! Я отвожу его как свидетеля…

- Н-не торопись, - снова посоветовал Садчиков, - лучше придумай что-либо н-новенькое, мы вместе обсудим, так или не так. Может быть, ты нашел пистолет на улице, когда шел от Сударя к стоянке т-такси? Или, может быть, у Сударя в подъезде?

- Или, может, - подсказал Костенко, - у Сударя в квартире?

- Ладно, - сказал Росляков, - тогда давайте все спросим у Сударя. Вы где с ним уговорились встретиться?

- Я не уговаривался с ним встречаться.

- Снова врешь, - сказал Костенко. - Дома у него сейчас засада. Он вернется домой, потому что ему нужен помощник. Витька с вами теперь не ходит, ты - у нас. Он вернется домой и будет тебя ждать там. А там мы ждем его.

«Я же не хотел! - лихорадочно думал Чита. - Я так и знал, что влипнем! Я же не хотел идти с ним, когда он показал мне пистолет в первый раз. Они не поверят мне. Но я не хотел! Это он, сволочь, бериевское отродье, сатрап проклятый, заставил меня! А вдруг они ничего не знают? Сударь говорил, что надо молчать! А если сказать? Не все, а только самое легкое? Черт, как же быть? Как же мне быть, господи! Помоги мне! Мамочка! Что делать-то сейчас?»

- Сколько раз с вами воровал поэт?

- Он не воровал, - ответил Чита и сразу же понял, что уже начал помимо своей воли говорить. Он понял, что проговорился, он попался! Они взяли его врасплох этим вопросом, потому что он боялся только Сударя, а этого паренька он не думал бояться, он забыл о нем, как только попал в руки того, который затащил его в парадное.

- А касса? Он же с вами был в кассе, - быстро сказал Костенко.

Чита устало вытянул руки и потер пальцами колени. Он почувствовал, что пальцы перестали дрожать.

- Нет, - сказал он тихо, - там мы были вдвоем. Он просто шел сзади. Мы даже не поняли, как он за нами вошел. Он был пьяный. А про милиционера я ничего не знаю. И вообще больше ничего не было.

- Снова врешь, - жестко возразил Костенко, - мы уже вызвали людей из скупки и из домовой лавки. Ты заметный, они тебя сразу узнают. Шрам, да парень ты видный, хоть и очки нацепил для конспирации.

- Где вы должны были встретиться с Сударем? - повторил Росляков. - Давайте, давайте, нечего уж…

«Сударь все равно будет молчать. Он им ничего не скажет. Пусть сами берут, - быстро думал Чита. - Этого я им не скажу. А про то они все равно знают».

- Мы с ним не уговаривались о встрече, честное слово.

- К-какое? - удивился Садчиков.

- Честное слово, - повторил Чита. - Я уехал от него - и все.

«Мне никак нельзя говорить. Тогда будет два новых дела. Он должен грабить этих чертовых скрипачей. А я ничего не знаю. От всего откажусь. Меня первого взяли, мне и вера…»

- З-значит, поэт с вами не воровал?

- Нет.

- И в-вы с ним не говорили о том, что собираетесь брать кассу?

- Нет. Мы потом жалели, что он за нами увязался.

- На м-минуточку, С-слава, - позвал Садчиков Костенко, и они вышли из комнаты. Садчиков отошел к скамейке, сел, достал сигареты и улыбнулся.

- Я, знаешь, за Леньку рад, - сказал он, - он теперь у н-нас просто как свидетель пойдет. Давай писать протокол, и сразу ч-чтобы этот вопрос особо отметить, это для Леньки спасение…

- А как быть с Сударем?

- Он з-знает, где у них назначена встреча.

- Думаешь?

- У-убежден.

- Ну, извини…

- Да н-нет, ничего, - улыбнулся Садчиков. - Теперь т-так: про Сударя пока ни слова. Пройдет полчаса, он пообвыкнет, и тогда повторим в-вопрос еще раз, как считаешь?

- Хорошо. Пошли.

Когда распили половину бутылки, Прохор попросил:

- Вить, а Вить, ты сходил бы, из машины бензинчика мне отсосал - пятно замыть.

- Какое пятно?

- Веранду я красил. Масляное. Вот, на коленке - видишь?

- Потом принесу.

- Нет, Вить, сейчас. А то вонять будет. Чего те стоит-та?

- Въедливый ты, старикан. Давай разливай по последней…

- А ты пока сходи, ладно, Вить? Я во всем опрятность люблю.

- Ладно.

Виктор пошел к машине. Прохор достал из внутреннего кармана длинное шило, завернутое в тряпочку, развернул его и положил в свой старенький портфель, потом подошел к окну и внимательно следил за тем, будет ли Виктор останавливаться и разговаривать с кем-либо. Нет. Налил в пузырек из карбюратора бензина, пошел к подъезду. Ах, сволочь, с кем же ты остановился, а?

А Витька встретил Алика из соседнего подъезда.

- Здорово, - сказал Алик.

- Привет.

- Ну, как дела?

- Ничего. Сегодня за Любкой еду. А ты как?

- Тоже ничего. Продули мы позавчера «Химику».

- Эх вы, тюри…

- Сегодня в Тарасовке на загородном филиале стадиона со вторым «Спартаком» играем. В семь часов. Хочешь, приезжай.

- Я за Любкой еду.

- Игра будет - класс! Чего ты бензин несешь?

- Да приятелю, пятно отмыть на штанах, - сказал Витька и кивнул головой на свое окно.

Алик поднял голову и увидел Прохора. Прохор отпрянул от окна.

- Ну, пока, - сказал Алик.

- Пока. Ни пуха ни пера.

- Иди к черту…

- Вить, а Вить, с кем ты лясы свои натачивал?

- Приятель один.

- А я что, носорог? Меня зачем ему в окно показывал?

- Да я тебя и не показывал вовсе.

- А чего ж он глазел?

- Я сказал, что бензин несу, брюки себе почистить, вот и весь разговор.

- Архип Иванычу, небось сказал, несу. С Тарасовки, да?

- Ничего я про тебя не говорил. И чего ты пугливый такой? Прямо как лань.

- Лань - она очень красивых форм тварь. Давай пей за здоровье Любушки нашей. Ух, красавица, дай ей боженька хорошего сыночка! Пей!

Они чокнулись, и Витька выпил.

- Зря я захмеляюсь, - сказал он. - Не ровен час - милиция остановит. Я ж за Любкой сегодня еду…

- Я тебе говорил - не гони… Мусора, они только к тем с подозрением, кто гонит… А кто потихоньку да полегоньку, тот катает себе по городу и горя не знает…

Прохор вдруг замер и прислушался.

- Ты чего, Архип Иваныч? - удивился Виктор.

- Погоди…

- Да чего ты? Один я, один…

- Вроде бы, кто у машины балует, слышишь, дверь хлопнула?

Виктор сорвался с места и бросился к окну. Прохор кошачьим, тихим движением достал из портфеля шило, спрятал его за спину и пошел к Виктору, который смотрел во двор…

- Никого нет, - сказал он, не оборачиваясь, - померещилось, видать, вам, Архип Иваныч…

Прохор застонал и, падая вперед, ударил Виктора шилом под левую лопатку: этот удар был его коронным - он казнил сорок семь человек именно этим ударом. Это было двадцать лет назад, в Минске, после покушения на гаулейтера…