Поискав и не найдя Соломатина, Лиля повернула домой. Вскоре он догнал ее и пристроился в хвост. Появилась и вторая пара. Все вместе они вернулись на свой аэродром. Два летчика из шестерки погибли. Кулагин, который, видимо, не мог спастись, направил свой пылающий ЯК на немецкий бомбардировщик и таранил его, взорвавшись вместе с ним. Его ведомый был сбит «мессершмиттом», неожиданно выскочившим из облака.

На земле Лилю встретила Инна, которая помогла развернуть его на стоянку. Отстегивая Лиле лямки парашюта, она спросила:

— Трудно было? Смотри, вон сколько пробоин в крыле… Сейчас латать буду.

Лиля не ответила. Откинувшись на спинку сиденья, она молчала, закрыв глаза. Ей все казалось, что в наушниках звучит высокий, напряженный голос: «…Горю… Иду на таран! Прощайте!..»

Теперь, когда все было позади, ее охватило какое-то странное чувство, которое включало в себя слишком многое, чтобы его можно было объяснить. Еще не спало нервное напряжение боя, но уже пришла усталость, расслабленность, а радость победы смешалась с горечью потерь.

— Ты что, Лиля?

Встряхнувшись словно ото сна, она отозвалась:

— Знаешь, Профессор, сегодня я сбила два самолета: «юнкерс» и «мессер»…

— Что ты говоришь, Лиля! Ну, поздравляю тебя! От души — с большой победой, с первой!

— Да… Спасибо.

Инна с удивлением уставилась на свою летчицу.

— А что ж ты — не рада? В одном бою сразу двух сбила! Не с каждым так бывает…

— Рада…

— Гм… А где еще одна пара?

— Они не вернутся…

Войдя в автобус, который отвозил людей с аэродрома в поселок, Лиля прошла в самый его конец и забилась в уголок. Кто-то поздравил ее с победой, за ним стали поздравлять остальные, и на какое-то время Лиля забыла о Кулагине, о его гибели. Сегодня у нее был особенный день: она сбила двух фашистов!

Когда доехали до поселка и автобус остановился, Лиля в окошко сразу же увидела Катю, которая изо всех сил махала ей рукой и кричала:

— Лилька! Живая! Скорей выходи!

Катя буквально налетела на нее и сжала в своих объятиях, словно они не виделись много лет.

— Слышь, Лиль! А тут наговорили всякого — я прямо сама не своя ходила. Нет, думаю, не может быть! Чтоб Лилька… Ну рассказывай! — потребовала она.

— Подожди, Катя, потом.

— Так мне ж скоро на аэродром! Кто у вас не вернулся? А где Соломатин?

— Там остался, на КП. Он опять полетит сейчас.

— Говорят, двое не вернулись. Правда? Или врут? — допытывалась Катя.

— Да. Кулагин и Ткачук…

— Да что ты — неужели Кулагин? Как же это?.. Он же так классно летал!

— Угу.

— Просто не верится… Ну, а ты, ты-то как? — спросила Катя.

— Я? Я ничего… Две победы у меня.

— Постой-постой! Как? И ты молчишь? Как это две? Что, двух «фрицев» сразу? В одном бою?

— Угу.

— Вот это да! Счет у нас открыт — ура! Ну, вечером мы это отметим, слышь, Лилька, — отметим?

— Угу.

— Отлично! А теперь рассказывай подробно! Все-все рассказывай, с самого начала.

— Знаешь, Катя, — сказала Лиля задумчиво, — он погиб как герой. На таран пошел… Я сама слышала, как он прощался…

— Кто, Кулагин?

— Угу.

Вражеские бомбардировщики прилетели вечером, когда на землю опустились сумерки и в небе, только начавшем темнеть, показались первые звезды. Пара ЯКов, патрулировавшая в районе аэродрома, встретила девятку «юнкерсов» на подходе к аэродрому. На помощь этой паре сразу же поднялись еще несколько истребителей. Начался бой. Один «юнкерс» был сбит, остальные, связанные боем, беспорядочно бросили бомбы на летное поле и вокруг него, не причинив существенного ущерба, так как все самолеты были перерулены на запасной аэродром.

Для Лили и Кати наступило то время, о котором они мечтали: с честью выдержав все испытания, девушки стали теперь летать каждый день. Баранов включал их в график полетов наравне со всеми, не делая для них никакого исключения. Но если сначала он поступал так, желая показать девушкам, за какую нелегкую работу они взялись, а потом просто из-за того, что не хватало летчиков, то в конце концов он стал делать это потому, что обе они летали и дрались успешно.

Лиля продолжала летать в паре с командиром эскадрильи Соломатиным, а Катю Баранов первое время брал ведомой к себе, но чаще ей приходилось летать с Мармынюком, его заместителем.

Первое время для них было очень утомительно проводить два, три, а иногда и четыре боя в день, но постепенно обе втянулись в этот напряженный ритм работы и приноровились к нему. То, что Лиля и Катя учились у лучших летчиков полка, признанных асов, очень скоро дало свои результаты. С каждым полетом, с каждым боем у девушек прибавлялось боевого опыта, мастерства; и случалось, когда не хватало старых боевых летчиков, их ставили ведущими к молодым, которые время от времени прибывали в полк.

Лиля чувствовала себя счастливой: как летчик-истребитель она делала именно то, чего так добивалась. Ей приходилось выполнять различные задания — участвовать в воздушных боях, летать на штурмовку войск противника, сопровождать к цели и обратно свои бомбардировщики.

Но однажды ей поручили задание не совсем обычное…

Одетая к вылету, в комбинезоне и шлемофоне, Лиля прохаживалась у самолета, готовая по сигналу тревоги броситься в кабину и поднять в воздух свой ЯК. Уже не первый раз ее назначали ведущим пары. Ее ведомый, молодой летчик Трегубов, только недавно прибывший в полк после окончания летного училища, дежурил здесь же, неподалеку, сидя в самолете. Летчики второй дежурной пары еще не явились на аэродром — они ужинали, вернувшись с боевого задания.

Лиля поглядывала на запад, где над Волгой, над горящим Сталинградом висела огромная дымовая туча, и в эту темную тучу медленно погружался чуть сплюснутый красновато-бурый солнечный шар. Шестерка ЯКов, вылетевшая на перехват вражеских бомбардировщиков, еще не возвращалась.

— Профессор! — позвала Лиля. — Ты где? Куда ты делась?

— Здесь я.

Из-под самолета вылезла перепачканная маслом Инна.

— Пушку проверили?

— Работает нормально. Всю прочистили. Валя только что ушла — я отпустила ее поужинать.

— А мотор? Масло не течет?

— Исправили. Все в порядке.

Тщательно вытирая ветошью руки, Инна как бы между прочим спросила свою летчицу:

— Лиля, а ты видела, что Леша нарисовал на фюзеляже своего ЯКа?

— Нет. А что он нарисовал? — живо откликнулась Лиля, которую теперь интересовало все, что касалось Леши.

— Пойдем покажу.

Поколебавшись секунду, Лиля согласилась: самолет Соломатина стоял близко, по соседству.

— Ну, пойдем. И когда же это он успел? Утром ничего не было.

— Так то утром, а сейчас есть!

Возле ЯКа, на котором летал Леша, они остановились. На фюзеляже рядом со звездочками, обозначавшими сбитые самолеты, красовался пикирующий орел, нарисованный белой, совсем еще свежей краской. Постояв, Лиля пожала плечами, неопределенно фыркнула и, ничего не сказав, возвратилась к своему самолету.

— Ну как, понравилось? — спросила Инна. — Это Лешин техник намалевал. Он умеет. Его все просят, и он рисует: кому льва, кому тигра…

Инна искоса глянула на своего командира, продолжая вытирать масло с рук. Она была уверена, что Лиля тоже захочет что-нибудь изобразить, и теперь старалась угадать, что же она выберет: может быть, чайку? или пантеру? Но Лиля с равнодушным видом покусывала травинку, смотрела вдаль и молчала, словно все это ее ничуть не интересовало.

Тогда Инна, подождав немного, осторожно спросила, боясь, как бы Лиле не пришло в голову что-нибудь сногсшибательное, и желая подсказать ей ответ попроще:

— А тебе что нарисовать? Птицу или зверя? Ты скажи, я могу попросить… Он с удовольствием.

Наконец Лиля бросила небрежно:

— Нет… Мне, пожалуйста, розочку.

— Розочку?! Ну что ты, Лиля! Как-то несолидно…

В голосе Инны прозвучала обида за свой самолет.

— Розу, — повторила упрямо Лиля. — Красную. Это же мой любимый цветок, разве ты не знаешь?