– Не сейчас, Роберт. Здесь так чудесно, чтобы думать о неприятностях, несмотря на то, что я не согласна, что Харрис – неприятность. Пойдем обратно, Роберт?

Наполовину шагая, наполовину скользя, они спустились с холма и с трудом шли вдоль береговой линии, шлепая по мокрому песку.

Некоторое время они молчали, пока Роберт не заговорил:

– Ох, я только хочу сказать еще одну вещь и затем… ты права, что здесь не место и не время для проблем…но либо наша Эмили – обычный подросток с обычными проблемами, или есть что-то еще? Недавно, когда мы были вместе, у меня возникло ощущение, что я ее раздражаю. – И когда Линн сразу не ответила, он сказал мечтательно: – Мне хочется, чтобы ты была правдива, если тебе что-либо известно.

Она заколебалась:

– Она думает, что ты не всегда откровенен с ней и ограждаешь ее.

– Ограждаю? От чего?

– Ох, мелочи. Всякие мелочи. Например, она говорит… когда она упомянула о Кериде некоторое время тому назад, ты был в бешенстве. Ты кричал на нее. Ты не хотел ничего ей рассказывать.

Он запротестовал.

– Разумеется, я не хотел. Почему ей нужно было знать? Это моя замечательная тетя! Интересно, почему она не проговорилась о моем сыне. Тогда появились бы сотни вопросов, правда? Хорошо, моя совесть чиста. Я правильно относился к нему, но он не является частью моей жизни. Банк сообщил мне, что он живет в Европе. Я даже не знаю, в какой стране. Я его больше не поддерживаю. Он уже взрослый. Он полностью отделился. В наши дни в этом нет ничего необычного, когда семьи расселились по всему земному шару. – Перестав возбужденно ходить, он стоял спокойно, глядя на воду. – Почему мы говорим об этих глупостях, между прочим?

– Ты спросил об Эмили.

– Ах, да, я спросил. Хорошо, есть еще что-нибудь? «Я прошла часть пути, и могла бы также пройти весь путь», – сказала она про себя. И устремив глаза на Роберта, она спокойно произнесла:

– Эмили думает, что ты причинил мне зло в ту ночь.

Он глубоко вздохнул, и она видела, как ее слова потрясли его.

– А что ты сказала? Ты… объяснила?

Она ответила спокойно, все еще глядя на него:

– Я сказала ей, что это было сущей нелепостью. Что я удивлена, что у нее могла даже возникнуть такая мысль.

Роберт опустил голову. В эту минуту они оба страдали. Как странно, подумала Линн, стоять здесь, в потоке солнечного света, в центре оживленной жизни, среди детей на надувных матрасах и плескающихся в волнах отдыхающих, кричащих и смеющихся, и вести такую сложную беседу. Ни один человек, кто сейчас их видит, не может, вероятно, предположить об этом.

Ей стало жаль мужа, который стоял с опущенной головой, и она коснулась его руки.

– Хватит, Роберт. Я еще не завтракала и голодна. Есть место на террасе, где я могла бы выпить чашку кофе с булочкой?

В ответ он благодарно улыбнулся:

– Конечно, я обследовал все помещения и все укромные уголки. Здесь есть милое местечко со столом под зонтиком в тени около бассейна. Пойдем туда. А после этого поплаваем. А после этого, – сказал он, поправляясь, – по расписанию на сегодняшний полдень есть поездка на рыбалку, короткое путешествие на один из островов на катамаране. Или, может быть, мы пустимся завтра в однодневное путешествие с аквалангами? Или тебе бы хотелось потренироваться на водных лыжах? Я просмотрел все расписание сегодня утром.

Она должна была улыбнуться. Это так похоже на Роберта – организовать все, рассчитать каждую минуту.

– Сначала поплаваем, затем будем делать все по порядку. Помни, ты сказал, что нам нужно расслабиться.

– Хорошо. Ты права.

В полдень они вернулись, смеясь над собой после первой тренировки на водных лыжах, и сели в тени около бассейна.

Несколько молодых пар болтало за соседними столиками.

– Молодожены, большинство из них, – заметил Роберт. – Ты можешь быть невестой. Ты нисколько не отличаешься от них.

– Теперь невесты стали старше.

– Ты немного загорела, – заметил он.

– Несмотря на средство от загара и шляпу с большими полями? Я приеду домой красная как рак. Ах, ладно, раз уж на то пошло, я могу и поправиться. Я хочу мороженое.

Она видела, когда ела мороженое, что он наблюдает за ней, что он радуется ее радости. Она съела мороженое с удовольствием, думая, что они только и делают что удовлетворяют физические потребности! Дышат свежим воздухом, отдыхают и как постепенно исчезают все их неприятности. По стене ползла зеленая ящерица. Прокрадываясь между столами, черные дрозды подбирали упавшие крошки. На стол прыгнула крошечная желтая птичка и остановилась на краю, а затем на своих хрупких, слабых ножках прискакала к тарелке с мороженым, где от него осталась маленькая растаявшая лужица.

Линн сидела совсем тихо, наблюдая за птичкой, клюющей остатки мороженого. Она чувствовала, что Роберт наблюдал за ней с той же самой нежностью, с которой она смотрела на птичку.

– Она восхитительна, – сказала Линн. – Этот маленький мозг, возможно, не больше половины горошины.

– Это ты восхитительна, – сказал он ей.

Пожилая пара, сидевшая рядом за столом, нечаянно услышала его слова, так как мужчина, перехватив взгляд Роберта, улыбнулся и кивнул.

– Мы видели вас обоих на водных лыжах, – сказал он с сильным немецким акцентом.

– Ох, мы оба выглядели ужасно, – ответил Роберт. – Мы катались в первый раз.

– Но вы очень храбрые. Со своей женой… – Он поднял серые брови с выражением ложной печали. – Мы слишком стары, чтобы учиться чему-либо новому.

Так завязался разговор. Они представились друг другу и вкратце описали свои биографические данные. Хуммели были из Штуттгарта; он банкир, отчасти удалившийся от дел, но только отчасти; они много путешествовали, в основном в последнее время по Восточной Европе, где произошло так много удивительных перемен. Это первое их путешествие на Карибское море было в основном для удовольствия, отметить пятидесятилетнюю годовщину их свадьбы. Позже, дома, они соберут гостей – семью и друзей, но сначала они хотели провести это время вдвоем.

– А этот день именно сегодня? – спросил Роберт.

– Сегодня именно этот день, – признался герр Хуммель, а его жена, дородная женщина, с прекрасными белыми волосами, зачесанными наверх, не применяющая ничего, чтобы скрыть свой возраст, закивала и улыбнулась.

– Здесь так прекрасно, – сказала она. – Обычно за солнцем мы отправляемся на Ривьеру, но там ничего похожего на здешние места. Эти странные прекрасные цветы… – И она показала рукой на аллею, обсаженную цветами, растущими кучками, которые выглядели как красные бусинки, каждая размером с булавочную головку. – Как называются эти цветы?

– Иксора, – ответил Роберт.

– Ах, вы знаток цветов? – спросила миссис Хуммель.

– Не совсем, – засмеялся Роберт. – Я просто случайно сегодня утром проходил мимо них по дороге на завтрак и увидел табличку с этим названием.

– Он все запоминает, – сказала Линн.

– Итак, у вас, – заметил мистер Хуммель, – память подобна… как это слово? Подобна фотоаппарату, знаете ли.

– Фотографическая память, – сказала Линн. – Да, у него такая память.

– Быть может, – сказал мистер Хуммель, – вы скажете мне, если я зашел слишком далеко, бесцеремонно злоупотребляю вашим временем, – может быть, вы выпьете с нами шампанского сегодня вечером? Завтра мы уезжаем. Может быть, вы пообедаете с нами, закажем столик на четверых?

– Ну что ж, это было бы очень приятно, – ответил Роберт радушно.

Когда они остались одни, Линн спросила с любопытством:

– Почему ты согласился обедать с ними?

– Ну, он банкир со связями в новых республиках. Никогда не вредно получить информацию и связи, если есть такая возможность. Кроме того, они приятные люди, и ты видишь, что они чувствуют себя немного одинокими.

Она была удивлена. Даже в отпуске его разум был с «Джи-эй-эй».

– Сегодня вечером надо нарядиться, – сказал он. – Я читал об этом в бюллетене в холле. Танцы и представление.