— Пусть боги помогут в твоих поисках, фенеху.

Смутная догадка толкнула Астарта вслед за ними.

Грабители пирамид приняли Астарта за коллегу — поэтому помогли ему освободиться от саисских стражников-маджаев, с которыми у них были давние счеты. Впрочем, и маджаи приняли одинокого бродягу-чужестранца за грабителя.

Астарт рассказал немного о себе, и египтяне долго колебались, прежде чем привели его в одну из лачуг, прильнувшую к белокаменной мемфисской стене. Женщина разожгла огонь в мелком очаге посреди глиняного пола. Мужчины выпили пива, закусили жареной рыбой и пресными лепешками. Не сказав ни слова, помолились каждый про себя и повалились на охапки пшеничной соломы. Хозяева и гость мгновенно уснули, только женщина продолжала стряпать на весь завтрашний день. Поднялись затемно. На Астарта взвалили мешок с чем-то увесистым и бренчавшим. Каждый нес свою поклажу.

Шли долго. Городские стены давно растаяли в предрассветном сумраке. Потянулись вязкие песчаные сугробы. Женщина шла последней и заравнивала следы пучком ивовых веток. Астарту давно хотелось остановиться и попросить глоток воды. Но они шли по-прежнему молча и быстро.

Восток посерел. Прохлада приятно освежала разгоряченные тела. Наконец, преодолев остаток какой-то стены, когда-то очень высокой, остановились. Впереди смутно темнела расплывчатая громада не то храма, не то усыпальницы. И тут Астарта захватило величественное зрелище: еще невидимое солнце озарило верхушку гигантской пирамиды, господствующей над всем мемфисским некрополем, над всей долиной. Словно облитый золотом, храм повис в густом сумрачном мареве высоко над землей, поражая таинственностью и красотой.

Спутники Астарта тоже смотрели, запрокинув головы. Издали донесся последний шакалий вопль, и утро стремительно ринулось на землю.

В утренних лучах ступенчатая пирамида выглядела не столь таинственно, но не менее грандиозно. Белокаменная облицовка давно была расхищена, и время сгладило все углы и ребра степеней. Песок целыми слоями покоился везде, где можно было задержаться. В некотором удалении от пирамиды дремали величественные развалины построек, похожих на храмовые. У южной стены ограды можно было рассмотреть верхушки засыпанных колонн и два сохранившихся пилона — все, что осталось от некогда парадной колоннады входа в храм.

После завтрака, который в точности повторил вчерашний ужин, пожилой египтянин протянул Астарту стопку перевязанных веревкой кожаных мешков.

— Чья? — Астарт показал кивком на пирамиду.

— Джосера, — коротко ответил грабитель, и все отправились к южной стене ограды.

"Джосера, — подумал Астарт, — Ахтой скончается, когда узнает".

Финикиец не раз слышал из уст Ахтоя о великом мудреце Имхотепе, ставшем богом. Астарт знал, что гробница фараона Джосера — творение Имхотепа, первое в истории Египта монументальное сооружение из камня. До Имхотепа гробницы строились из необожженного кирпича и были до того примитивны, что арабы впоследствии назвали их мастабами, то есть скамьями, за внешнее сходство.

Ступенчатая пирамида Джосера — мать всех египетских пирамид, свидетельство грандиозного переворота в строительстве и архитектуре. Царский визирь Имхотеп, создав ее, удостоился обожествления. Видимо, этот вельможа ломал не только рамки канонов архитектуры: после его смерти каждый писец Египта, приступая к работе, совершал возлияния в его честь, виднейшие мудрецы Мемфиса, Фив, Саиса любили в своих глубокомысленных спорах ссылаться на изречения Имхотепа, и, наконец, ему воздавал молитву каждый лекарь-египтянин, приступающий к лечению. Греки отождествляли его со своим богом медицины Эскулапом.

— Пора за дело, — сказал старший египтянин и нырнул в скрытую в развалинах яму.

Поколения грабителей бились над разгадкой тайны пирамиды и не могли ничего поделать: Имхотеп надежно спрятал вход в пирамиду и саму усыпальницу с мумией в ее чреве. Лет триста до Астарта кому-то удалось разыскать шахту под южной стеной ограды. Грабители торжествовали, но увы! — после многомесячного неимоверного труда (шахта была по обыкновению забита щебнем) они извлекли… лишь канопы с внутренностями фараона.

Новые приятели финикийца непонятно из каких соображений пробивали вход в пирамиду тоже с юга. Может, они шли по следам предшественников, не завершивших работу, может, руководствовались словами оракулов, недостатка в которых в древности не ощущалось.

— Тащи! — молодой египтянин, блестя от пота, подал мех, наполненный скальной породой.

Женщина помахала рукой:

— Сюда!

Астарт поднатужился и взвалил на себя мех.

— Быстрей! — крикнул ему вслед египтянин.

Женщина зарывала в песок содержимое мехов, и западный ветер, жалкий собрат свирепого хамсина, уничтожал все следы.

— Как тебя зовут? — спросил Астарт, принимая очередной мех.

— Не все ли равно? — ответил египтянин. — И твое имя нам не нужно. У грабителей пирамид нет имен.

Когда солнце достигло зенита, сели в тени чудом уцелевшей крыши. Обед не отличался от ужина и завтрака.

Затем породу долбил молодой египтянин, распластавшись в узкой норе, наполняя мешки и выталкивая их в яму, откуда их волоком перетаскивал вконец обессиленный пожилой египтянин. Вскоре и Астарт взялся за бурав и долото. В кромешной тьме, как во время пылевой бури, не хватало воздуха для легких. Жара изнуряла. Финикиец выдохся в первую же минуту. Ему казалось: вот-вот потолок обрушится под немыслимой тяжестью и раздавит его, как ящерицу. Хотелось стремглав выскочить из этой могилы и дышать, дышать… Но Астарт исступленно вгрызался в камень, прогоняя страх мыслями о Бубастисской тюрьме, которая, может быть, уже слышит крик его сына. Как любой азиат, он верил, что у него будет именно сын.

Ночью, не разжигая огня, поужинали. Финикийца уже мутило от жареной рыбы и прокисшего вина.

— Еще сорок дней рыть будем, — сказал пожилой египтянин.

Засыпая, Астарт слышал шорохи песчинок о камень и близкий хохот гиен.

"Какие беды оторвали этих людей от сохи и бросили в объятия злого Сета?" — размышлял Астарт в недолгие минуты отдыха. Нарушить покой мертвого фараона — великое святотатства для египтянина. Астарт пришел к выводу, что судьба безжалостна к ним, ибо одна только жажда наживы не смогла бы заставить правоверных египтян рыться под пирамидой. Какая-то трагедия изменила их образ жизни, заставила отвергнуть привычные устои.

Наконец грабители достигли центрального колодца, высеченного в скале под пирамидой и засыпанного щебнем и строительным мусором. Измученные, но счастливые близостью победы они умножили свои силы. Женщина работала наравне с мужчинами и готовила еду, поражая своим молчаливым упорством. Астарта изумляла самоотверженность этих людей, не щадивших ни себя, ни друг друга. Все они принесли в жертву для достижения цели. К финикийцу относились как к члену их семьи. (Астарт понял, что все они в каком-то родстве.) И, как член их семьи, он ощущал налет трагичности в немногословных фразах, скупых жестах и взглядах.

Работа продвигалась успешно. Вскоре квадратная шахта на несколько локтей вниз от норы была очищена от щебня. Обнажилась массивная гранитная плита. Взволнованные грабители молчали, столпившись на дне шахты. Над их головами угрожающе нависла многометровая толща слежавшегося щебня. Камни изредка сыпались вниз, колебля пламя свечи.

— Фенеху, женщина и я пойдем в Мемфис, — необычно громко прозвучал в звенящей тишине голос пожилого, — ты останешься. Наверх не вылазь. И бойся змей: они идут в гробницу вслед за человеком.

Молодой египтянин кивнул. Астарт представил его одного в самом сердце пирамиды, и по коже поползли мурашки.

На рассвете следующего дня они вернулись из Мемфиса, гоня перед собой двух ослов, нагруженных крепкими кольями и волосяными веревками, — всем необходимым для поднятия плиты. Молодого египтянина на дне шахты не оказалось. На гранитной плите — груды осыпавшегося щебня. Астарт поднял повыше факел и увидел черную квадратную дыру в стене шахты. Перед их уходом то место было забито щебнем. Приглядевшись, он различил вторую такую же дыру, затем третью.