ПУТИ, КОТОРЫЕ ВЫБИРАЕМ

Во время нашей встречи с Леонидом Митрофановичем Манжосом, начальником Алейской ГАИ, в кабинет вошел Павел Васильевич Чефонов - старший "roc".

- Родионов ждет.

- Пусть заходит.

Рослый, хорошо сложенный паренек вошел в кабинет не то, чтобы стеснительно, но как-то не совсем уверенно. Я наклонился к Михаилу Викторовичу и угадал, почти наверняка: "Новобранец?"

Разговор, который, видимо, являлся заключением предшествовавшей беседы, был кратким и определенным, хотя и устанавливал дальнейший жизненный путь человека.

- Хорошо подумал? - Взгляд у Манжоса цепкий и требовательный. - У нас работа - не сахар... "Гражданин, пройдемте" - зто не для ГАИ.

- Еще до демобилизации вес продумал.

Дальше разговор принял чисто служебное направление, из которого мне запомнилось рассуждение Анатолия: "Раз есть среднее образование, надо идти к высшему. Иначе - не логично... Вот насчет института еще не решил. Во всяком случае что-то по профилю".

Ушел оформляться на работу в ГАИ вчерашний солдат, комсомолец, уроженец Алейска Анатолий Родионов. Для него вопрос "кем быть?" решен, оказывается, еще в армии Работать в автоинспекции, получить специальное образование по профилю. Так ему хотелось и такая у него полная возможность.

Ушел Родионов, ушел и Чефонов. Закрылась за ними дверь и разговор наш, шедший до перебива в русле, вдруг затормозился. Спросил я что-то у Михаила Викторовича, он ответил невпопад и вдруг, будто перекликнувшись мысленно с Манжосом, сказал о коротким смешком:

- Вот так, Леонид Митрофанович, все у человека соответственно желанию. Сам пришел, сам выбрал.

А что, может, в этом и наша доля заложена? Доля тех, которые не выбирали?

И опять молчание. То ли грустноватое, то ли чуть приподнятое...

Оно мне очень понятно, это молчание двоих, немолодых уже людей, майора и подполковника милиции. Различны их пути в автоинспекцию: один - бывший тракторист, шофер, механик; другой - инженер, партийный работник. Ни тот ни другой и в мыслях не держали, что придется им надевать милицейскую форму. Но... Одного вызвал секретарь райкома партии, другого - секретарь крайкома. Им не предлагали все взвесить и хорошенько подумать, им обрисовали обстановку и сказали: "Надо!"

Было это в те годы, когда партия укрепляла органы внутренних дел. Как трудились эти люди на новых постах - хорошо или плохо - не им судить. Только одно показательно: если полтора-два десятка лет тому назад в милицию шли работать неохотно, да и общеобразовательны;! уровень приходивших был невысок, то ныне авторитет людей, охраняющих общественный порядок, неизмеримо вырос, и среднее образование (как миним) м) - уже не желательно, а почти непременно для человека, который решил посвятить себя трудному делу.

Да, теперь выбирают. Причем взаимно. Те, которые хотят обосноваться в милицию - работу, а милиция - работников.

И людям, которые в свое время не выбирали, такую перемену, происшедшую при заинтересованном их участии, видеть лестно. Когда личность способствует изменениям к лучшему, стоит ли осуждать ее за то, что она ставит это себе в заслугу? Настоящая жизнь и состоит в том, чтобы человек завоевывал право на гордость.

Только при этом не надо путать понятия. На гордость, не на гордыню.

Вопрос Михаила Викторовича как бы пошатнул ту незримую переборку, которая придавала пашей предшествующей беседе характер несколько натянутый. Я спрашивал, мне отвечали. Без излишних подробностей, тем более - без эмоций. Черт его, этого писателя знает, пооткровенничаешь с ним, а он так разукрасит... Подобную настороженность я частенько примечал в людях, с которыми отношения уже миновали грань знакомства, но еще не подошли к приятельским. Исключения составляют, пожалуй, лишь знакомства железнодорожные.

Вовремя позволил себе Михаил Викторович толику лирики. Леонид Митрофанович отодвинул в сторону толстенный журнал, из КОЕГО на меня обрушивались достоверные данные, налег грудью на скрещенные по ребру столешницы руки и коротко подтвердил:

- А что! - и тут же ко мне: - Не знаю, интересно вам нет, а когда я в шестьдесят втором пришел инспектором дорнадзора, в районе всего около тысячи автомобилей было. Это - государственных, а личных вообще не было. Штук тридцать-сорок мотоциклов бегали по району... Асфальтированных дорог... ноль целых, ноль десятых километра. В самом Алейске чуть дождь грязь до ушей. А по трассе, особенно на Усть-Калманку, весной и осенью на тракторах только и проезжали. Нас, сотрудников ГАИ, несколько человек. Да и у тех работа только в сухую погоду... На линию едешь, а сам в небо смотришь. Мотоциклы были старенькие, запчастей днем с огнем не найдешь.

- Ну, теперь-то легче стало. Кругом - асфальт, бетон, да и транспорт не тот.

- Насчет транспорта, допустим, он у всех изменился... А насчет легче... Три года назад в районе было сто семьдесят два личных автомобиля. Сейчас более полутора тысяч. Да около шести тысяч мотоциклов. Осенью по району к десяти тысячам транспортных единиц подводит. За десять лет машинный парк вырос вдесятеро, а штат работников - меньше чем втрое.

- Для жалоб у тебя вроде и повода нет, - перебил Горошезский. Транспорта прибавляется, а аварийность стабилизирована.

- Сколько у вас за год аварий в среднем?

- От восьмидесяти до девяносто. Это - за последпне шесть лет.

- А жертв?

- Пятнадцать-шестнадцать.

- На фоне американских десятков тысяч...

- Мои пятнадцать трупов меня гораздо больше волнуют, чем сотни тысяч американских, японских или там египетских. Это меня жена успокаивает: "Чего ты, Леня, так переживаешь, ведь рано или поздно все равно человек бы умер. Вот и инфаркт себе нажил. (Сейчас, когда книга выходит в свет, Манжоса, увы, уже нет в живых. Второй инфаркт оказался роковым.) Поспокойней надо". А я не могу спокойней. Потому что смерть смерти рознь. Мы - гаранты дорожной безопасности. В этом смысл нашей работы.

Насчет асфальта... Он о двух концах, этот асфальт.

Когда человек едет по грунтовой, нет, нет, да остережется: где выбоина, где и трактор пробороздил. По асфальту же гонит без опаски. Скорость сама по себе дорожная провокация. Она так и подзуживает человека:

"Давай, давай!" Он и дает. За руль только сесть успел, па заднем стекле число "70" нарисовано, а он как шальной становится.

- Какой русский не любит быстрой езды...

- Нынешние легковые куда быстрей птиц. Самые стандартные могут сорок метров в секунду. Даже при обостренной реакции человек за секунду много не успеет. Тем более неопытный. Не так давно на новосибирской трассе случай был. Hа "Ладе" пятеро все что могли из техники жали. Бросило их на встречный "Запорожец"... Ну, которые на "Ладе", допустим. А в чем те виноваты? Ехали два пожилых человека, держались своей стороны, скорость не превышали...

- Вреден, значит, асфальт?

- Забываться не надо. А то ведь кое-кто от скорости, что от водки, хмелеет. Поглядит на придорожный красный кружок, где "80" обозначено, да и азарта ради прижмет железку. А карбюратору что, сколько ему конструктором смеси положено - всю примет. Превышение скорости да пьянка в основном нам аварийность и дают.

- На сегодняшнее число у тебя сколько? - интересуется Горошевский.

- Сорок девять аварий. Двадцать семь водителей - пьяные - Личников сколько?

- Двадцать шесть.

- Помнится, читал, что в какой-то стране пьяныч за рулем наказывают строго. Чуть ли не смертная казнь. - Я пытаюсь вспомнить - в Гондурасе, что ли...

- В Сальвадоре. Ну это, конечно, чересчур. Но ведь и у нас по головке не гладят. Штрафуем, прав лишаем, а как крайняя мера - уголовная ответственность.

- Даже если человек аварии не совершил?

- Пьяный всегда опасен. Не забывайте про сорок метров в секунду...

- Не забываю, не забываю. Но ведь не только пьяные, и лихачд аварии делают.

- Я и не говорю: только. В основном, говорю.