- Надо, - подтвердил Елисеев.

- И самоотверженный поступок Катрикадзе нельзя не отметить.

- Совершенно верно, - согласился замполит.

- Выходит, его надо одновременно и наказать и поощрить?

- Если подходить к делу формально - да.

- А мы не имеем права отнестись к этому формально. Так ведь? - спросил Матвей.

Елисеев рассмеялся:

- Вы что, Матвей Николаевич, интересуетесь моим мнением? А я хочу сначала выслушать ваше.

- Я думаю, что дело тут не просто в наказании или поощрении. Но ни то ни другое сейчас применять нельзя.

- Верно. Так как же поступить с Катрикадзе?

- Надо подумать.

- Давайте вместе и подумаем. - Елисеев вышел из-за стола и сел рядом с Матвеем. - Чем особенно вреден поступок Катрикадзе? Тем, что он подрывает у нас с вами доверие к другим матросам. Сегодня обман Катрикадзе раскрылся. Этот случай, безусловно, насторожит всех офицеров. И может случиться так, что у кого-то из матросов действительно случится несчастье. Что будем делать? Опять посылать запрос в военкомат? А нам ответят через неделю. Представляете, какое настроение будет у матроса в течение этой недели? А дальше: отпустим мы матроса в отпуск, приедет он домой, а мать уже похоронили. Горько ему станет? Очень. И эта горечь останется на всю жизнь. Ну а о том, как дальше пойдет у матроса служба, говорить не приходится. Значит, что же получается? Кому больше всего навредил Катрикадзе? Своим товарищам. По служебной линии мы его, разумеется, накажем. А вот что делать с ним как с комсомольцем, пусть они решают сами. Я думаю, что такие, как Бодров, решат правильно.

- Значит, вы предлагаете обсудить это на собрании?

- Да, надо, чтобы его хорошенько пропесочили. Но чтобы и не отпугнули от коллектива.

Елисеев встал и прошелся по каюте. Стрешнев, наблюдая за ним, молчал. Он уже догадывался, что замполиту уже известно о разговоре с Дубровским, наверное, и телеграмму Елисеев показал не случайно именно сейчас. Интересно, что он скажет?

Однако Елисеев не торопился. Он еще несколько раз прошелся по каюте, сел за стол и выжидательно посмотрел на Стрешнева. Но тот молчал, и Елисеев заговорил сам:

- Мне импонирует ваша непримиримость и прямота. Пожалуй, горячность тоже. Не люблю слишком осторожных и подозрительно благоразумных. Этим иногда прикрывается трусость. Однако сами по себе осторожность и благоразумие не такие уж плохие качества, вам они, во всяком случае, не повредили бы. Будьте сдержаннее. Но упаси вас бог отступиться от принципов. Вы меня поняли?

- Да, спасибо.

- И не считайте, что сегодня вы попусту бились лбом об стену.

Матвей покраснел, вспомнив, что после разговора с Дубровским у него действительно было ощущение бесполезности этого разговора. "Но как Елисеев догадался об этом?" - недоумевал он.

* * *

Алексея еще не было. К огорчению Матвея, и Люси не было. Сима что-то шила. Она поднялась навстречу Матвею.

- Проходите, раздевайтесь. Алеша скоро должен прийти. Что это у вас с ногой?

- Так, пустяки.

- Садитесь вот сюда. Вы не возражаете, если я буду шить?

- Что вы, пожалуйста!

Сима снова взялась за шитье. Матвей увидел, что она шьет детскую распашонку.

- Кому это вы? - спросил он.

Сима улыбнулась:

- Алешке.

- Нет, серьезно?

- А я серьезно и говорю: нашему сыну Алешке.

- Ну? Это же здорово! А когда он?..

- Долго еще ждать, - вздохнула Сима. - В июне.

- Не так уж долго.

- Это - со стороны. А нам кажется, что очень долго. Вот женитесь узнаете.

Стремительно вбежала Люся.

- Собирайтесь, идем на концерт! - еще с порога крикнула она, размахивая билетами. - Здравствуйте, Матвей! А где Алексей?

- Еще не пришел.

- Опоздает - пусть пеняет на себя. Едва удалось достать билеты. Да одевайтесь же!

- Что здесь за шум и что тому причиной? - спросил Алексей, входя в комнату. - О, здесь, я вижу, все спешат куда-то.

- Поздравляю тебя с наградой! - пожимая руку Алексею, сказал Матвей.

- Спасибо, я тебя тоже поздравляю. Молодец! Как твоя нога?

- Хожу. А ты откуда знаешь?

- В газете прочитал.

- Где?

Газеты приходили в Синеморск вечером, и Матвей еще не успел просмотреть их.

- А ты не видел? Вот, смотри. - Алексей вытащил из кармана газету, развернул. На первой полосе под крупно набранным заголовком "За жизнь товарища" были помещены фотографии всех, кто отдал Афонину кожу и кровь. Первой была фотография Матвея, снятого в парадной форме. Наверное, эту фотографию взяли из его личного дела.

Люся, вырвав у Алексея газету, пробежала текст и с усмешкой спросила:

- Значит, "растяжение"?

Начали расспрашивать о подробностях, но Матвей напомнил:

- Мы опоздаем на концерт...

Мороз расстелил на ночь по улицам белые холодные простыни, и они крахмально похрустывали под ногами. Люся взяла Матвея под руку, поежилась:

- Холодно.

- Зима здесь всегда такая?

- Нет, морозы случаются редко. Чаще всего бывают дожди и туманы.

- Обычный приморский климат.

- Морозы все-таки лучше, чем сырость. Со снегом как-то уютнее. Я бы запретила в городах убирать его с улиц. А то никакого ощущения зимы.

- А я думал, вы любите только тепло.

Люся рассмеялась. Потом вдруг серьезно спросила:

- Вы и в самом деле так обо мне думаете?

- Примерно.

- Мне абсолютно безразлично, что вы обо мне думаете.

- Неправда.

- Нет, правда!

Их догнали Алексей и Сима.

- О чем спор? - спросила Сима.

- Так, о погоде, - уклончиво ответила Люся.

- Абсолютно неизбежная тема при первом знакомстве, - заметил Алексей. Мы с Симой тоже с этого начинали.

- Верно, верно, - подтвердила Сима.

- Что вы этим хотите сказать? - насторожилась Люся.

- Когда молодой человек начинает говорить с девушкой о погоде, назидательно поднял палец Алексей, - это может привести или к мелодраме со счастливым концом или к несчастью: если девушка красива, это грозит стихийным бедствием.

- А ну вас, - отмахнулась Люся. - Вы мне надоели, Алексей. Вечно вы что-то изрекаете. Вот именно - не говорите, а изрекаете.

- Я требую сатисфакции! - Алексей бросил к ногам Люси перчатку и стал в позу фехтовальщика.

- Послушайте, мы опаздываем, - взмолилась Сима.

До начала концерта оставалась одна минута, они уже не успевали.

Контролер, поворчав для порядка, все же впустил их в зал. Свои места им пришлось разыскивать в полумраке. На них зашикали. Матвей наткнулся больной ногой на стул и еле доковылял до своего места. Должно быть, тонкая кожица, затянувшая рану, лопнула: Матвей почувствовал, как теплая струйка крови потекла по ноге. Он обхватил руками ногу, пытаясь остановить кровотечение, но это не помогло.

- Что с вами? - встревоженно спросила Люся.

- Я, пожалуй, выйду. У меня, кажется, открылась рана.

- Подождите. - Люся что-то шепнула Симе и поднялась. - Обопритесь на мое плечо!

- Я сам. Вы оставайтесь.

Но Люся взяла его руку, положила себе на плечо, и они пошли к выходу. На них опять зашикали, а сидевшая в последнем ряду женщина пристыдила:

- Если уж напился, так сидел бы дома. И как только не стыдно. А еще офицер!

Оставив Матвея в вестибюле, Люся куда-то убежала и вскоре подъехала на такси. Она помогла Матвею сесть в машину и сказала шоферу:

- В госпиталь, пожалуйста.

- Что вы! - запротестовал Матвей. - Из-за такого пустяка в госпиталь. Я сам перевяжу, надо только купить в аптеке бинт.

Но машина уже мчалась по заснеженной улице к госпиталю.

Дежурный врач, осмотрев бедро, заметил:

- Надо было еще дня три-четыре полежать. Рано вы встали.

Люся ждала в такси.

- Ну что? - спросила она.

- Я же говорил, что пустяки.

- Я знаю, что это не смертельно. Но если уж вы "растянули" ногу, так будьте добры выполнять предписания врачей. Садитесь, я отвезу вас в гавань.