Что ж… Гленн был готов, готов к избранию; он был готов первым полететь в космос, к чему его обязывали эти сияющие лица, этот почет и уважение.

Среди людей, смотревших на них этим особым взглядом, полным преданности, был Лео де Орси, юрист из Вашингтона. Уолтер Бонни — офицер НАСА по связям с общественностью, который устроил пресс-конференцию, — увидел, какое безумие овладело прессой, и заключил, что парням в их новой роли знаменитостей нужна профессиональная помощь. Он обратился к де Орси, который был специалистом по налогам. Гарри Трумэн однажды даже подумывал сделать его главой Международной таможенной службы. Де Орси представлял многих знаменитостей шоу-бизнеса, включая Артура Годфри, друга президента Эйзенхауэра. Итак, они всемером отправились на обед с де Орси в отдельном кабинете в «Кантри-клаб», недалеко от Вашингтона. Де Орси оказался приятным джентльменом с небольшим круглым животиком и в довольно крикливой одежде. У него было несколько угрюмое выражение лица, а вел он себя так, как и полагается человеку, близкому к Бонни. Он сказал, что готов представлять их интересы, и добавил:

— Я настаиваю лишь на двух условиях.

Ну вот, началось, подумал Гленн.

— Во-первых, — сказал де Орси, — я не приму гонорара. А во-вторых, не нужно возмещать мне расходы.

Он еще на мгновение задержал на лице угрюмое выражение, а потом улыбнулся. И все стало на свои места. Он был совершенно искренен. Ему доставляло огромную радость просто помогать им. Он не знал, чем им угодить. Так все и пошло с того вечера. Внимательность и щедрость Лео де Орси просто не знали границ.

Де Орси предложил продать авторские права на их биографии тому из издателей, кто предложит самую высокую цену. Бонни был уверен, что президент и НАСА это разрешат, потому что военные уже заключали подобные сделки после Второй мировой войны, в том числе и сам Эйзенхауэр. Для НАСА главным здесь могло стать то, что если они семеро продадут авторские права одной организации, то тем самым получат естественную защиту от бесконечных расспросов и докучливых приставаний остальных журналистов и смогут как следует сосредоточиться на подготовке.

И действительно, в НАСА и Белом доме одобрили идею, и де Орси начал торговаться с журналами, установив начальную цену в пятьсот тысяч долларов. Единственное серьезное предложение — пятьсот тысяч — поступило от журнала «Лайф», и де Орси заключил сделку. У «Лайфа» был отличный прецедент, который и подстегнул к принятию решения. Мало кто об этом помнил, но в свое время «Нью-Йорк Таймс» купила авторские права на биографию Чарльза Линдберга перед его знаменитым трансатлантическим перелетом в 1927 году. И от этого выиграли обе стороны. Купив исключительные авторские права, «Таймc» посвятила Линдбергу первых пять страниц в день перед полетом и шестнадцать — после его возвращения из Парижа. А все остальные крупные газеты просто не могли выдержать конкуренции. За авторские права на собственные биографии и биографии своих жен астронавты получали от «Лайфа» пятьсот тысяч долларов, которые делили между собой поровну. Каждая семья получала около двадцати четырех тысяч в год, а всего за три года, на которые был рассчитан проект «Меркурий», каждому полагалось примерно по семьдесят тысяч долларов.

Младшим офицерам, которые вместе с женами и детьми перебивались на пять-восемь тысяч долларов годового жалования (плюс две тысячи на квартплату и питание и чуть более полутора тысяч за дополнительные полеты), эта сумма поначалу казалась просто невообразимой. Конечно, они получат ее не сразу, но… Привилегии есть привилегии. Кадровый офицер и его семья мирились со многим, понимая, что, когда придет время привилегий, их можно будет получить и поделить. Это было частью неписаного договора. Сделка с «Лайфом» даже защищала их от возможности того, что их личные биографии станут уж слишком личными. Тексты, хотя и написанные журналистами «Лайфа», будут идти от первого лица, и под ними будут стоять их подписи: «Гас Гриссом», «Бетти Гриссом»… — к тому же любую фразу они могут выкинуть по своему усмотрению. То же право сохранится и за НАСА. Теперь ничто не мешало парням стать такими, какими они выглядели на первой пресс-конференции: семь верующих патриотов из небольших протестантских городков, семь хороших семьянинов с превосходной поддержкой на домашнем фронте.

Летом 1959 года дела с «Лайфом» и другими изданиями шли просто превосходно. Американцы, казалось, получали огромнейшее удовольствие от того, что астронавты перевернули обычные представления о волшебстве с ног на голову. Все считали — и пресса всячески это подчеркивала, — что семь астронавтов стали величайшими пилотами и самыми храбрыми людьми в Америке именно благодаря всем обстоятельствам своего прошлого: маленьким городкам, протестантским ценностям, крепким семьям и простой жизни. Генри Льюс, основатель «Лайфа» и босс из боссов, в отношениях с астронавтами не играл значительной роли — за исключением денежных вопросов, — но все же пришел взглянуть на своих мальчиков. Льюс был ярым пресвитерианином, а астронавты казались самим воплощением пресвитерианства. Но это не было все же «американским деревенским чудом». Моральный облик астронавта сформировал Джон Гленн на первой пресс-конференции. Остальные все время дипломатично помалкивали. Все — от Льюсов и Рестонов до прессы, этого вездесущего Викторианского Джентльмена, — видели в астронавтах семь кусков одного и того же пирога, пирога мамочки Джона Гленна, из здоровых деревень американской глубинки. Этот Джентльмен думал, что видит перед собой семерых Джонов Гленнов.

Из семерых героев ярче всего сиял свет Джона Гленна. А наименее заметным, очевидно, был Гордон Купер — худощавый, на вид простодушный, по-домашнему милый парень. Он родился в Шоуни, в штате Оклахома. У него был настоящий оклахомский тягучий говор. Кроме того, Купер был самым молодым из семерых — ему исполнилось тридцать два года. Он никогда не участвовал в боях, да и в Эдвардсе не показал ничего выдающегося как летчик-испытатель. Скотт Карпентер, правда, поднялся по гигантскому зиккурату не выше Гордона Купера, но с сожалением говорил о своем относительном недостатке опыта в реактивных полетах. Купера же все это ничуть не расстраивало, что и раздражало некоторых парней, особенно Гаса Гриссома и Дика Слейтона.

Гриссом и Слейтон стали близкими друзьями практически с первого же дня, как их отобрали в астронавты. Они были вылеплены из одного и того же теста. Слейтон вырос на ферме на западе Висконсина, неподалеку от городка Спарты и национального парка Элрой. Он был выше и крепче Гриссома, довольно симпатичный и достаточно умный, раз уж ему пришлось побывать в тундре. Когда речь заходила о полетах, он не стеснялся в выражении чувств, просто излучал уверенность, остроумие, обаяние и проницательность. Но в других ситуациях ему, как и Гриссому, не хватало терпения соблюдать приличные манеры и поддерживать пустой светский разговор; как и Гриссом, он начинал смотреть перед собой непроницаемым пустым взглядом, словно перед лицом его проплывала холодная северная протестантская туча первородного греха. Дик начал летать во Вторую мировую войну, когда военно-воздушные силы были еще частью армии. А в армии постоянно попадались люди, говорившие на армейском жаргоне — языке, в котором было около десятка существительных, пять глаголов и одно прилагательное, или причастие, или что-то еще. Всегда можно было услышать, как разговаривают двое славных парней из Валдосты или Оилвилла:

— Я ему говорю: если попробуешь меня нае…ть, я дам тебе пинка в твою гребаную задницу.

— Ни хрена!

— Так вот, меня нае…ли, и я дал ему пинка в гребаную задницу.

— Ну ты даешь!

— А теперь они мне говорят, что кинут мою задницу в е… тюрьму! Знаешь что? Они меня все же нае…ли!

— Хорошо сказано, Бобби.

Теперь, когда Дик внезапно стал знаменитостью, знавшие его люди приходили в ужас всякий раз, когда он оказывался возле микрофона. Они боялись, что он заговорит на армейском жаргоне во время телетрансляции и выжжет мозги половине населения США. По правде говоря, Дик действительно был резковат. Но в книге Гаса он был описан как превосходный парень. В Лэнгли они жили по соседству — через две двери, — оба ездили по выходным домой и обычно делали что-нибудь вместе: отправлялись на охоту или, одолжив на базе Т-33, совершали маршрутные полеты, сменяя друг друга за приборами. Порою они улетали в Калифорнию и возвращались обратно, за все время обменявшись от силы сорока фразами, но у обоих оставалось ощущение, что они вели оживленный и глубокий разговор.