Ты спокойно прошла мимо меня, вытянувшись по струнке, придав своей походке важный вид, но, в то же время, проплывая мимо — ох уж это странное сочетание мужского и женского. Ты осматриваешь мой дом. Картину Ван Гога «Звёздная ночь» на стене, портрет Сарджента с изображением моей тёзки, белый кожаный диван, тёмный деревянный пол, высокие потолки, открытые опорные балки, пересекающие армстронг, сделанный из того же привезённого из Африки тикового дерева, что и пол. Встроенный от пола до потолка шкаф с полками — тоже из Африканского тика — до отказа заполненный книгами. Фантастика всех видов, биографии, переводы древних классиков, литературные эпопеи, триллеры, ужасы, криминальные романы, научная литература столь же разнообразна: биология, физика, психология, история, антропология... Я прочитала почти всё. Это моё единственное занятие, лишь один вид развлечения. Ты молчишь несколько долгих мгновений, рассматривая мою коллекцию книг.
— Полагаю, вы много читаете, — говоришь ты. Твой голос может быть как мужским, так и женским. Достаточно высокий для женского, но довольно низкий, чтобы сойти за мужской.
— Да.
Ты окидываешь меня взглядом. Непросто смотришь, а изучаешь. В твоих ярких зелёных глазах сияет интеллект. Любопытство, нервозность, доверие, задор. Такой сложный взгляд.
Знаю, что ты видишь, когда смотришь на меня: мои босые ноги; длинные, густые, чёрные волосы, прямые и блестящие, достающие до лопаток, когда распущены, что бывает крайне редко; моё телосложение крепкое, с округлыми, колокольчатыми бёдрами, чем я горжусь; загорелая, спортивная, гибкая — моя диета строгая, режим тренировок напряжённый и неумолимый; чёрные глаза, о которых уже сказала, видели слишком много, а выдают слишком мало; высокие скулы, полные губы, нежный подбородок, лицо классической формы сердца. Я экзотична. Могла бы быть испанской или с Ближнего Востока. Даже островитянкой, Гавайкой или Филиппинкой.
Я красива. Необыкновенно красива, мои черты симметричны и совершенны, такое встречается только раз в поколении. Изысканна. Захватываю дух.
Я знаю, как выгляжу.
Я терплю твоё исследование без вздрагивания, не отводя взгляда.
Следующий урок, выученный мною ранее: в любой ситуации, чтобы установить власть, нужно переждать молчание, вынуждая другого человека заговорить первым.
Ты уступаешь.
— Я Джордж.
— Доброе утро, Джордж. Добро пожаловать. Не хочешь ли выпить чаю?
— Кофе есть?
Я качаю головой.
— Нет, сожалею. Я не пью кофе.
— Всё нормально. Не нужно чая.
Ты двигаешься по гостиной, выглядывая в окно с дальнего расстояния, и я подозреваю, что ты боишься высоты. Да, вздрагиваешь и отворачиваешься, с дискомфортом пожимая плечами. Переходишь к Ван Гогу.
— Это оригинал?
Я смеюсь, но по-доброму.
— К сожалению, нет. Оригинал в Музее. Это репродукция, но довольно неплохая.
Ты подходишь к портрету Мадам Икс. Это произведение захватывает твоё внимание на несколько минут.
— Это интересно.
Я не комментирую. Ничего не говорю ни об этом портрете, ни об его отношении к моему имени. Я о себе вообще никогда не разговариваю.
И, наконец, ты поворачиваешься и занимаешь место на диване, вытягивая свои длинные ноги и скрещивая их в лодыжках, перебросив руку через спинку дивана. Я сижу в кресле, приставленному к дивану, единственному моему другу в спальне. Колени вместе, ноги под углом в одну сторону, лодыжки скрещены внизу, красные туфли «Джимми Чу» на виду. Демонстрация моей обуви — это уловка. Я наблюдаю, смотришь ли ты на них, заметила ли их. Не заметила.
Настало время брать быка за рога.
— Ты оказалась не тем, кого я ожидала увидеть... Мисс Томпкинс.
Ты сразу же нахмурила брови. Оттопырила верхнюю губу, опустив при этом уголки рта вниз. Иронично. И с отвращением.
— Джордж.
— Объясни.
— Объяснить моё имя? — ты, кажется, действительно сбита с толку, а потом сердишься. — Сначала Вы.
Ха. Аккуратно парировала. Очко, Томпкинс.
— Я названа в честь этой картины, — я указала на Сарджента.
— А я — в честь штата.
— То есть, тебя зовут Джорджия?
Ты даришь мне твёрдый пристальный взгляд глазами-нефритами.
— Последний человек, назвавший меня Джорджией, нуждался в зубных имплантах.
Я улыбнулась.
— Отмечу у себя.
Повисло долгое, неловкое молчание.
— Так как, работает эта ваша маленькая программа, Мадам Икс? — пауза. — И мне, действительно, придётся называть вас «Мадам Икс» всё это время? Это чертовски трудно.
— Просто «Икс» будет достаточно, если тебе так легче.
Я позволила некоторую жёсткость в своём взгляде. Ты не отвела глаза, но вижу, что прикладываешь для этого усилия. У тебя есть внутренний стержень.
— Признаюсь, Джордж, что твоё дело может потребовать некоторых... модификаций моих обычных методов.
— Почему? Потому что у меня есть сиськи и киска?
Мои губы вытянулись в тонкую линию от твоих пошлостей.
— Да, Джордж. Потому что ты женщина. Мои методы предназначены для мужчин, и мои клиенты исключительно — по крайней мере, до сих пор были — мужчины. Вернее, парни в надежде стать мужчинами.
— Чем вы занимаетесь? Папа был довольно немногословен. Сказал, что я должна приехать в Нью-Йорк, увидеть вас и делать то, что вы скажете. И ещё, что мне это не понравится, но я не могу облажаться.
— Это всё, что тебе рассказали?
— В основном.
Я прикусила внутреннюю часть щеки и уставилась в окно, удивляясь и размышляя.
— В таком случае, твой отец, возможно, будет смущён, когда узнает о природе моих услуг.
Ты наклоняешься вперёд, поставив ноги вместе и положив локти на колени.
— И какие же у вас услуги?
— Рассматривай их как... обучение этикету. Манеры. Поведение. Внешний вид, культура речи, умение произвести первое впечатление.
— Так, вы учите богатых засранцев, как не быть такими скучными?
Я моргнула и сдержала смех. Ты, действительно, забавная.
— По сути, да. Но есть кое-что ещё. Как ты представляешь себя. Как противоположный пол воспринимает тебя. Как заявляешь о себе, даже пассивно.
— Как вы собираетесь пассивно заявить о себе? — спрашиваешь ты.
— Язык тела, речевые паузы, поза, зрительный контакт.
Ты встаёшь, проходишь по комнате, останавливаешься возле дивана, глядя на меня, а потом резко садишься снова.
— А как именно, вы, женщина, можете научить парней быть более мужественными? — ты наклоняешь голову. — Я имею в виду, большинство из них в наши дни, особенно богатые — те, кто родился с серебряной ложкой во рту и прочим дерьмом — они просто слабаки, верно? Среди них нет альфа-самцов. Прямо-таки самоуверенные, манерные, наглые, назойливые, тщеславные, самовлюблённые, маленькие придурки. Неспособные очаровать, чтобы лечь с девушкой в постель. И неважно, как сильно они стараются — полагаются на пачки своих денег и дорогие машины, чтобы те сделали всю работу за них.
— В твоих словах чувствуется горечь, Джордж, — невозмутимо отвечаю я.
Ты смеёшься, запрокинув голову, твои глаза сияют.
— Можно сказать и так. Была вынуждена осторожничать всю свою жизнь — вокруг много кретинов. У папы имелась такая идея, типа мы должны вписаться в элиту богатых, у нас же вроде много денег. Но мы не похожи на них. Отец — хозяин ранчо, закончивший старую школу Техасских ковбоев в какой-то жопе, и он просто случайно попал в нефтяной бизнес. Папе чертовски повезло, он отсудил какую-то землю, а на ней оказались запасы нефти. Но отец думал, что мог избежать участи быть «синим воротничком», что означало, одевать свою деревенскую задницу в смокинги, а меня в блядские платья с оборками, и ходить на необычные танцевальные вечера. Проблема в том, что вы можете вытащить человека из деревни, но вот деревню из человека — нет. Поэтому мы оставались стоять снаружи. Великосветские юноши обнюхали меня чертовски быстро. Поняли, что я не такая девушка, к которым они привыкли. Разобрались... что со мной что-то не так. Хотя я носила длинные вьющиеся волосы и эти кукольные платья. Но они всё равно поняли.