Я сосредоточила все мысли на направлении магии, как делал Финн, став проводником моей магии месяцы назад на Экзамене. С каждым спетым словом я направляла энергию к местам, что выглядели слабее всего, сохраняя части здания. Другие нити сплетались с моей волей, мои коллеги тоже так делали. Стена магии, дрожащая, но теперь прочная, окружила здание и держала его, пока мы работали.

Трещина на фасаде — сдвинуть края камня и соединить их. Ломающиеся балки в комнатах и коридорах — прогнать жар от взрыва, остудить их. Призвать холодный влажный ветер, чтобы потушить огонь внутри. Вернуть падающую статую на место толчком.

Боль пронзила голову. Пот стекал по спине, хотя воздух был ледяным. Я не смогла бы и десятой доли этого сама, но сотни человек вокруг меня отдавали все, и этого хватало. Не важно, что у них была лишь доля того, что было у официальных магов. Даже крупица магии могла повлиять на исход.

Мы не могли починить сейчас все строение, я не обманывала себя. Но я верила всем телом, что мы могли запечатать его, чтобы музей не рухнул, не уничтожил другие здания или жизни. Террористы не получат ужас. И с помощью экспертов среди магов и простаков мы сможем его восстановить.

Даже магия была не так напугана, пока гудела сейчас во мне. Была ли она яркой и радостной, какой я слышала ее до того, как моя жизнь сплелась с жестокостью? Нет. Но мы поймали ее, не дав разрушиться полностью, остановили вред, который мог привести к следующему удару. Она гладила мои волосы, а не дергала за них. Она ласкала мое лицо, а не щипала.

Я пела охрипшим горлом, энергия обнимала меня, а не сдавливала тисками, требуя от меня действий, как было несколько месяцев.

Боль впилась когтями в лоб и затылок. Я потеряла ритм на миг, вдохнув от боли. Тело странно онемело. Я вскоре не смогу колдовать.

Люди на улицах тоже уставали, но многие пели, и это подталкивало меня, как волна в океане. Сквозь пелену боли я улыбнулась.

Я направила всю волю в последний рывок, чтобы стабилизировать внешние стены галереи и то внутри, что я ощущала. Мой голос дрожал, ноги тряслись, и я упала бы на ступени, если бы меня не поймал кто-то за талию сзади.

Голоса, что звучали со мной, утихли, когда я замолчала. Несмотря на боль в голове, меня и толпу окутало неожиданное умиротворение, словно все мы выдохнули с облегчением.

Метрополитен выстоял, потрепанный, почерневший по краям, но он стоял. Время пропало, пока мы колдовали, но его прошло явно много, потому что толпу уже обрамляли разные солдаты, а еще пара десятков репортеров с операторами. Раскачивались микрофоны, сверкали линзы. Вспыхивали телефоны зевак, решивших снять событие самостоятельно.

Мне пришлось найти в себе еще немного сил для этого мига. Мне нужно было обратиться ко всем, к солдатам, простакам и Достойным, приходящим в себя после своих чар, к камерам и сотням миллионов людей, которые увидят этот сюжет. Я повернулась к ним, Сэм придерживал меня.

— Все это видели, да? — хрипло сказала я. — Если вы видите это позже, то тоже понимаете. Враг пытался напасть на нас, уничтожить еще часть нашего города, и это ранило магию, которую они хотели использовать. Но исцелить ее можно, только если все мы — те, кто вырос, зная, что мы — маги, и все, кому говорили, что они не такие — будем направлять эту магию к зданию и чинить его, как мы делали только что.

Мне пришлось прерваться из-за кашля.

— Прошу, мы не можем жертвовать магией в этом конфликте. Так все мы потеряем гораздо больше. Вы хотите жить без этого, зная, чего можете добиться с такой силой? Я не хочу сражений, но если вы хотите, есть другие способы. Используйте их. Защищайте и чините магией, а не разрушайте.

Кто-то крикнул из толпы не-совсем-простаков передо мной:

— Что нам делать теперь?

Я чуть не рассмеялась, ответ казался сразу и простым, и очень сложным. Я не была уверена, что мы дойдем до этого, но пока что армия просто наблюдала, а камеры снимали, и во мне появилась надежда.

— Мы научим всех, как слышать магию и использовать ее, хоть даже для мелочей. И мы будем чинить все дальше, исцелять все дальше, пока магия не станет сильной, какой была раньше. В этом мире много сломанного, и это стоит исправить. И мы только что доказали, что, если нас хватает, мы можем даже отразить катастрофу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Финн

Если бы мне кто-то сказал полгода назад, что я буду стоять перед Кругом и просить за себя и давнего врага, я бы рассмеялся. Но я был тут, собирался шагнуть в кольцо дубовых столов в зале, служившем временным штабом Круга, пока здание Конфеда не восстановили.

Несколько членов Лиги пришли посмотреть на обсуждение со стороны, как и Рочио. Она сжала мою ладонь, переплела пальцы с моими.

— Они тебя послушают, — тихо сказала она с такой уверенностью, что я поцеловал бы ее, если бы не переживал из-за делового вида.

Мне нужно было убедить Круг после того, что смогла сотворить она. Даже через две недели после почти разрушения Мета я ощущал вспышку благодарности, что она была тут, была в порядке, появлялась во мне каждый раз, когда я смотрел на нее. Я сжал ее руку в ответ.

Мужчина, служивший модератором на встречах, позвал нас.

— Мисс Халиль и мистер Локвуд, можете пройти.

Я расправил плечи и шагнул вперед с женщиной, которую знал как экзаменатора Халиль, которая предложила выступить со мной. Десять пар проницательных глаз смотрели на нас.

Многие были знакомыми. Бывший Круг сдержал слово и позволил нам выбрать новых представителей — и они дали голосовать не только членам Конфедерации, но и другим магам. Луис тепло улыбнулся мне, Тамара кивнула, они сидели рядом справа от меня. Приглушенные маги и Выжженные добились представителей в наших рядах.

Слева от меня были недоверчивые взгляды Лерона и еще одного члена бывшего Круга, которых попросили остаться и помочь новым членам. Было сложно переживать из-за них, когда рядом с ними сидела моя сестра, иронично приподняв брови.

Я знал, что выдающиеся семьи Конфедерации просили нашего отца выдвинуть свою кандидатуру, но папа отказался, сказав, что ему нужно было еще поработать, чтобы быть готовы принимать решения для всего общества. То, что я ему рассказал, проблемы, которые он не замечал или игнорировал, стали для него бременем. Но Марго в Круге сохранила традицию Локвудов, и она могла предоставить молодой взгляд на ситуацию, а еще связь с теми, кого раньше считали простаками, что было полезным для перемен в обществе.

Других новых членов Круга я знал меньше, хотя смутно узнал в двоих знакомых моих родителей. Еще несколько смотрели на нас строго. Сальма рядом со мной чуть напряглась, но темные глаза горели непоколебимой решимостью, и это придало мне сил.

— Я понимаю, что вы двое хотите обсудить, — сказал Лерон, склоняясь над столом. Я подозревал, что со своим опытом он все еще ощущал власть с этой комнате. — Приступайте.

— Мы с мистером Локвудом вышли вместе, потому что можем рассказать о двух сторонах одного дела, — сказала Сальма. — Я работала как экзаменатор от Комитета оценивания образования три года. Вы все знаете, что Экзамен включает в себя испытания, и к чему он готовит. Мы просим восстановить воспоминания тем Выжженным, кто попросит об этом. Думаю, они имеют право знать о своих действиях и пережитых испытаниях. Оставлять их без этих знаний — просто уклоняться от ответственности за наши действия.

Тут должен был вступить я. Я поднял голову.

— Как один из тех Выжженных, я поддерживаю прошение. Все из нас, кто пошел на Экзамен, сильно рисковали, но не могли рассказать об опасности. С дырой в памяти, мы могли только гадать, как провалили Экзамен, и это мешало оправиться. Любой желающий имеет право на те воспоминания.

Сальма прошла по комнате, опустила небольшую стопку листов на каждый стол.

— Чтобы поддержать нашу просьбу, я принесла отчеты о негативных эффектах подавления памяти на травму.

— Мы уже немного обсуждали эту тему, — сказал Лерон, и это объясняло, почему он не удивился нашему прошению. Он потер рот. — Насколько я понимаю, в Экзамене есть два компонента: блок памяти для тех, кто не справился, и чары молчания на Чемпионах и Выжженных. Кажется глупым восстанавливать неприятные воспоминания, которые человек даже обсудить ни с кем не может.

Я кивнул.

— Мы согласны и верим, что нужно обдумать и снятие чар молчания.

— Мы не можем убрать их полностью, — сказал один из строгих фигур в кольце столов. — Из-за определенных аспектов военной стратегии и тактик, раскрытых во время Экзамена, а потом и нашим Чемпионам, наше соглашение с про… с обычным правительством запрещает нам раскрывать это публике. Без чар мы не сможем сдержать свои обещания в этом соглашении.

«Обычное» правительство — или люди — было новым определением для тех, кого раньше считали не-магами. Но было сложно так быстро перестать звать их «простаками».

— Чары молчания можно настроить, — сказала Сальма. — Можно сузить круг тем или мешать упоминанию только конкретных вещей, позволяя обсуждать чувства.

Марго постучала по своему столу.

— Мы уже согласились, что отменим Экзамен. Нам нужно сделать официальное заявление в Конфедерации о причине, признать проблемы, связанные с ним. Знаю, мы нервничаем из-за последствий, но люди заслуживают знать, и если мы дадим бывшим экзаменаторам шанс говорить об этом бесконтрольно, мы подставим их.

Согласный шепот, воодушевленный и робкий, зазвучал в комнате.

— Не обязательно все делать сегодня, — добавил я. — Многие Выжженные провели годы, а то и десятки лет без тех воспоминаний. Меня больше интересует не чтобы это произошло немедленно, а чтобы была гарантия, что это произойдет в определенный период времени.

— Сообщение об Экзамене можно сделать, когда будет подходить время для начала следующего, — отметила Сальма. — Так у вас будет несколько месяцев, чтобы решить, как подойти к ситуации — хотя я надеюсь, что вы разберетесь с этим делом раньше.