Перед рассветом, когда поезд убавил ход, он выпрыгнул из вагона, сторожко огляделся и углубился в лес. На первых порах было ясно одно: надо сменить форму, чтобы не бросаться в глаза, подобно мухомору. Но как это сделать? Целый день бродил по чащобе, несколько раз приближался к жилью, но объявиться людям так и не решился. Ночь провел беспокойно, забравшись на всякий случай подальше в глухомань. Утром поднялся голодный, разбитый, без малейшего представления, что же следует предпринять дальше. Снова бродил по лесу, снова и снова приближался к жилью, перебирая в уме одну комбинацию за другой и сочиняя для себя легенду, но ничего путного придумать не мог.

Наконец, обессиленный физически и духовно, решился сделать первый шаг. Вышел на чей-то хутор, купил еды — у него оставалось всего три лата — с жадностью поел. Несколько осмелев, предложил хозяину, рыхлому, с круглым бабьим лицом мужчине, купить у него мундир. Или обменять на подходящую цивильную одежду. Мол, неохота возвращаться домой в опостылевшей военной форме. Хозяин оценивающе оглядел солдата — по его глазам было видно, что он, не поверил ни одному слову Артура, — согласился. То, что крестьянин предложил взамен, было настолько неравноценно и оскорбительно, что Банга возмутился. Его нахально грабили. Но мужик не смутился и не стал торговаться. Он ушел в дом и долго не возвращался. У Артура даже мелькнула мысль, что о нем просто забыли. Но хуторянин все-таки появился и удивленно уставился на странного солдата:

— Ты еще здесь?

Артур промолчал.

— Давай, давай, топай, — насмешливо сказал хозяин. — Тебе мундир к лицу, ты в нем представительней. Еще в генералы выскочишь, если не поймают.

Банга в бессильной ярости бросился вон, подальше от этого злополучного места. Черт его знает, что взбредет в голову живоглоту. Он шел всю ночь, оставляя за собой все больше километров и все меньше надежд на возвращение в прошлое.

Только на четвертый день на Артура случайно набрела в лесу Кристина. Парень спал, выбившись из сил. Вначале оба испугались, затем разговорились, познакомились. Она-то и привела его к себе на хутор, затерявшийся среди болот. Здесь он, наконец, и встретил то, чего долгое время был лишен: сочувствие и заботу. Его не расспрашивали, не требовали объяснений, к нему не лезли в душу. Его просто впустили в дом и дали приют. Артур признался, что у него нет документов, но отец Кристины, старый Бумбурс, пропустил это мимо ушей.

— Людей определяют не по бумаге, а по совести, — философски заметил он. — Нравится? Живи.

И Артур жил. Он изо всех сил старался отплатить добром за добро: рано вставал, поздно ложился, помогая хуторянину в его немудреном хозяйстве. Они настолько сдружились, что Артур откровенно рассказал обо всем. По вечерам, как правило, беседовали и спорили: как жить дальше?

— Неужели бог ни черта не видит? Где же его справедливость? — попыхивая трубкой, допытывался Бумбурс.

— Богу богово… — отшучивался Артур.

— Так-то оно так, да только… Отчего, по-твоему, я забрался в эту глухомань, а?

— Наверное, здесь земля была подешевле.

— Вот именно. Своими руками раскорчевал, расчистил, засеял, построил… Даже грешить за работой было некогда. А толку? Добавилось мне за это?

— Одними мозолями состояние не сколотишь.

— А чем же еще? Не понимаю.

— В том-то и дело.

— Выходит, дурак?

— Зачем же? Помните, я вам рассказывал про мужика, у которого хотел обменять мундир? Вот он разбогатеет обязательно.

— А мы, значит, так и будем гнуться? До скончания века.

— Пока не поумнеем.

— Как это?

— А вот так. Пока не научимся отдавать друг другу.

— Ну, отдавать никогда не научимся.

— Не скажите. Вот вы же отдаете всю жизнь.

Старый Бумбурс сокрушенно моргал, говорил с нарочитой грубостью:

— Это сдуру.

Да, чем больше Артур присматривался к окружающей действительности, прислушивался и делал выводы, тем сильнее понимал, как были правы и Калниньш, и Акменьлаукс, и Грикис. Ему становилось стыдно за свое прошлое невежество. Он вдруг открыл для себя простую истину: самое большое богатство человека заключено в его способности отдавать. Человек тем и отличается от зверя, что умеет не только брать. И чем щедрее он отдает, тем больше становится человеком.

Жизнь ка хуторе шла своим чередом, неторопливо я размеренно. Эхо событий доносилось сюда едва слышно и с большими опозданиями. Однажды, когда Артур работал в поле, он услышал отдаленные раскаты грома. Оглядел синее, без единого облачка небо, удивленно повел плечами. Что за чертовщина? Но раскаты приближались, нарастали, становились все явственней и осязаемей. И вот из-за сосен выплыли три больших белоснежных самолета, с красными звездами на крыльях. Словно лебеди, они проплыли над Бангой, посеяв в его душе смятение и надежду. Он бросился к дому, нашел Бумбурса — тот тоже стоял, задрав голову.

— Что это? — ошеломленно спросил старик.

— Это значит, что надо ехать в уезд и обо всем разузнать толком. А то совсем в медведей превратимся.

До самого позднего вечера, до возвращения Бумбурса, Артур не находил себе места, слонялся по усадьбе, как неприкаянный. Случайность или не случайность?

Затемно вернулся хозяин. Еще издали по его лицу, по походке, нервной и порывистой, Банга понял: не ошибся — случилось что-то необыкновенное.

— Жаль, не успел сено привезти с той поляны, у речки, — озабоченно сказал Артур.

— Привезти недолго. Спасибо, что накосил.

К столу подошла Кристина — статная, красивая дочь хозяина. Молча поставила перед Бангой молоко, миску с золотящимся медом в сотах. Тот невольно засмотрелся на девушку.

— Не рано ли вам возвращаться? — спросила жена лесника. — У вас же документов нет. Не попасть бы в новые неприятности.

— Нечего ему бояться, — возразил хозяин. — Перед новой властью Артур чист.

Парень поднялся, надел френч.

— Ну, мне пора. Спасибо вам за все!

— Возьми вот на память. Лесник вынул из кармана часы с цепочкой, протянул Банге.

— Ну что вы… Зачем?

— Бери, бери! Денег не брал, так хоть память будет.

— Я и так вас не забуду, — растроганно отвернулся парень. — Столько вы для меня сделали. Не каждый согласился бы прятать дезертира.

— Кристина, что же ты? — позвала мать. — Иди попрощайся!

Девушка медленно спустилась с крыльца и, не глядя в глаза, подала Артуру руку.

— До свидания!

— Счастливо тебе, Кристина!

Банга еще раз оглядел этот гостеприимный двор, людей, давших ему приют, и зашагал, ласково потрепав на ходу увязавшегося за ним пса. Он шагал по малоезженной лесной дороге — на ней пышно цвели цветы.

— Артур!.. Артур!.. — услышал он за спиной.

Кристина догнала его и, запыхавшись, протянула чистый холщовый узелок с едой.

— Что же ты… Забыл.

— Спасибо, Кристина.

Он взял узелок. Девушка стояла перед ним, не смея поднять глаза. Банга смотрел на ее разрумянившееся лицо — прекрасное, как этот солнечный день в лесу, и понимал: Кристина ждет от него каких-то слов. Однако, поделать с собой ничего не мог и лишь неловко потрепал ее по щеке.

— Будь счастлива, Кристина!

— Прощай!

Он снова двинулся в путь, а она так и осталась стоять. И вдруг сорвалась с места, стремглав бросилась вслед. Банга и обернуться не успел — девушка закинула ему руки на шею и жарко, отчаянно, преодолевая застенчивость, поцеловала в губы. Парень растерянно опустил руки, не решаясь обнять, не смея дать волю вспыхнувшему чувству. Кровь ударила ему в голову… Узелок упал на траву, Артур привлек девушку к себе. И тут она сама резко отстранилась, опрометью бросилась обратно.

Он долго смотрел ей вслед и все не мог понять — то ли это кровь продолжала гудеть у него в висках, то ли назойливо и знойно жужжали в цветах пчелы.

Вечерело. С лугов через поселок с ленивым, сытым мычанием возвращалось стадо. Зента встретила свою корову, отвела ее в хлев и пошла к колодцу. Не торопясь вымыла руки, сполоснула свежей водой подойник. Она делала свою каждодневную работу привычно и споро. Но была в ее движениях безрадостность человека, уставшего от одиночества. Накрыв ведро влажным полотенцем, Зента медленно пошла через двор. Обернулась, услышав, как хлопнула калитка. Посмотрела в ее сторону — и ведро выскользнуло из рук. У калитки стоял Артур. Будто не веря себе, она вглядывалась в его потемневшее от загара, с запекшимися губами лицо, выгоревший солдатский френч и не могла двинуться с места.