— Артур!

Он подошел, бережно обнял ее за плечи.

— Ну-ну, не надо плакать. Видишь: жив, здоров…

Озолс стоял у окна в своем кабинете и грустно смотрел на улицу. Со стопкой глаженого белья вошла Эрна.

— Слышал новость? Трактирщика забрали.

Якоб встревоженно обернулся:

— Аболтиньша?

— Говорят, у него оружие какое-то нашли. Зигис, что ли, прятал… Ему-то что? Сбежал со своими дружками, а отцу отвечай.

Озолс снова отвернулся к окну, хмуро задумался.

— Может, тебе все-таки уехать пока? — понизила голос Эрна.

— А я при чем?

— Ну мало ли… Все-таки от греха подальше. Пожил бы на озерах, у тебя же там родня…

Якоб с ехидной усмешкой посмотрел на женщину:

— Может, вам с Петерисом домишко мой приглянулся? Что ты меня все выпроваживаешь?

Эрна обиделась:

— Скажешь тоже! Мы же как лучше хотим. Жаль, если такой лоб пуля расшибет. Сиди себе на здоровье, дожидайся, пока не сцапают.

— Заладила: сцапают… За мной-то какая вина?

— Вам виднее, хозяин, — философски сказал Петерис, входя в комнату. — Только ежели ехать, говорите сразу — дорога дальняя, лошадей надо готовить.

Озолс ненавидящим взглядом окинул работника, мрачно буркнул:

— Никуда не поеду. Пожалел волк кобылу… Иди работай! Коровник второй день нечищеный.

Петерис ухмыльнулся себе под нос, небрежно, вразвалочку вышел.

Артур колол во дворе дрова. По всему было видно, что это занятие доставляет ему удовольствие. Он придирчиво выбирал полено, прицеливался; короткий хлесткий взмах топором — и полено с хрустом раскалывалось надвое. Все жарче припекало полуденное солнце, легкий ветерок с моря доносил запахи рыбы, перегнивших водорослей, йода — такие привычные и родные с детства. Парень сбросил френч, остался в одной нательной рубашке.

— Здравствуйте, соседи! — услышал он за спиной голос незаметно подошедшего Озолса.

— Здравствуй, Якоб! — Зента растерянно посмотрела на неожиданного гостя, перевела испуганный взгляд на сына.

Артур делал вид, что ничего не видит и не слышит — продолжал работать. Зента сокрушенно вздохнула, взяла ведро, направилась к колодцу.

— Зайти на пару слов можно? — хрипловатым от обиды голосом спросил Озолс.

Артур расколол одно полено, взял другое, — Озолс терпеливо ждал, — отбросил топор.

— Заходите!

— Так… — входя и оглядываясь, попробовал выжать из себя улыбку сосед. — Давно я здесь не был. Много воды утекло. — Он неуклюже опустился на стул, с досадой наблюдая за Артуром. — Я слышал, тебя рыбаки вместо меня выбрали в правление… Или как у вас теперь называется?

— Выбрали.

— Так… — Озолс посопел, достал из кармана большую связку ключей. — Вот, забирай. Тут рыбный склад, горючее… В общем, все.

— Спасибо.

— Если конторские книги понадобятся, отчеты — у меня все в порядке. — Он замолчал, не зная о чем еще говорить. Тяжело поднялся. — Ну, я пошел. — Возле двери все-таки не выдержал, обернулся, — Так мы с тобой и не поговорили… После тюрьмы.

Артур резко вскинул брови:

— Не надо ни о чем говорить. Я давно догадался, кто мне помог туда попасть.

У Озолса по лицу поползли красные пятна.

— Ты что, на меня думаешь? Напрасно. Я следователю сразу сказал: кто поджег мой дом, не знаю. А то, что мы поссорились с тобой — так это всем известно. И больше ничего не говорил. Богом клянусь! Лучшего адвоката нанял. Я Марточке слово дал, что…

Артур зло сузил глаза:

— А вот этого не троньте! Лучше помолчите об этом.

— Ладно. Могу и помолчать. Только не надо одно плохое помнить. Надо и хорошее…

— Говорите прямо — что вам нужно? Раз уж пришли…

— А куда мне еще идти? У кого защиты просить?

— Никто вас не трогает, не тряситесь. Если сами не будете нам вредить.

— А жить как?

— Жить? — Артур презрительно прищурился. — Да уж как-нибудь проживете. Вам оставляем дом, две лошади, тридцать гектаров земли…

Озолс нервно сглотнул, по-бычьи нагнул голову:

— Что ж… и на том спасибо!

Банга вышел вслед за гостем.

— Ушел, — провожая недобрым взглядом соседа, тихо проговорила Зента.

— Черт его знает, — обескураженно пробормотал Артур. — Думал, вернусь — за все с него спрошу. А теперь жалко стало.

— За тем он к тебе и кинулся. За жалостью. Хитрый! Понимает, что к чему.

— А ну его! — Артур подошел к поленнице, поднял с земли топор. Взмахнул раз, другой, третий и только тогда начал успокаиваться.

Калниньш подкатил на мотоцикле, оставляя за собой дымный след бензинового чада и ораву восторженно галдящих ребятишек. Вытер рукавом гимнастерки пот со лба — Андрис был в милицейской форме — устало потянулся, пожал Артуру руку.

— Уже к зиме готовишься? Молодец! Привет, Зента! Хозяйственный у тебя сын.

Мать расплылась в довольной улыбке, бросилась к колодцу мыть руки. Крикнула мужчинам:

— Сейчас соберу на стол.

— Некогда, милая. — Андрис с сожалением показал на часы. — Я на минутку. Ну, как дела? — повернулся он к Артуру. — Осваиваешься?

— Вроде бы.

— Что люди говорят?

— Присматриваются, Уж больно много всего свалилось на их головы.

— Это точно. Сейчас самое главное — втолковать суть. Потом само собой образуется.

— Стараемся.

— Никто не мутит воду?

— Всякие есть.

— Как Озолс?

— Не пойму пока.

— Ну ладно, приглядывайся. — Он взял Артура за плечи, отвел в сторону. — Я тебе подарок припас, держи! — В руках Калниньша тускло блеснул вороненой сталью маленький браунинг. — Именное оружие командира роты латышских красных стрелков товарища Акменьлаукса. Носи с честью! Любил тебя учитель — поэтому и передаю тебе. Только без патронов.

— Не доверяете, что ли?

Калниньш рассмеялся:

— Почему не доверяю? Просто патронов нет таких. Потом достанешь. А пока учись больше словом мозги вправлять. Силой-то каждый дурак горазд.

Да, силой, действительно, было проще. Далее он испытал это на своей шкуре. А вот, чтоб дошло до сознания, осело в душе и вызрело в сердце — для этого еще надо было потрудиться, Чего только не плели досужие и злые языки! Одни радовались весне, что пришла на латышскую землю, и жаждали перемен, другие с ненавистью злословили, что это вовсе не весна, а осень, за которой неизменно последует стылая и долгая стужа. Были и такие, которые вообще не понимали, кого слушать. Сарма, новый начальник уезда, сказал приблизительно так:

— Проще с теми, кто против нас. Здесь все, как в бою — точно и понятно. Сложнее с теми, кто верит в немедленное чудо, кто думает, что стоит сменить власть и все появится, как по взмаху волшебной палочки. Конечно, изменится. Только до этого пахать и пахать. Значит, нельзя допустить, чтобы люди разуверились, остыли сердцем. Многие вообще не понимают происходящего. Они как былинки на ветру: куда подует ветер, туда и клонятся. И наша задача не просто повернуть их в свою сторону, а дать возможность осмыслить, встать на ноги, окрепнуть.

У Марты слегка кружилась голова — от шампанского, от музыки, от вкрадчивых комплиментов, которые нашептывал ей Манфред, от сознания того, что это не просто вечеринка, а годовщина ее сына. Она танцевала, была оживлена, обаятельна… Рихард с ревнивым восхищением удивленно смотрел на ее гибкую, затянутую в длинное черное платье фигуру и не узнавал. Неужели в их отношениях наступил тот перелом, которого он так добивался? В последнее время Марта была особенно удручена и подавлена. Ему хотелось верить в лучшее, но что-то в поведении Марты, в ее глазах, в улыбке и даже походке тревожило.

Пирушку состряпали по настоянию и во вкусе Зингрубера — светский лоск и полная непринужденность. Манфред привез огромный торт, подарил Эдгару большого медведя — игрушка оказалась крупнее именинника — заставил малыша задуть свечу… Словом, околдовал не только сына.

— Завидую вашей легкости, Манфред, — невольно улыбнулась Марта. — Вы умеете создавать мгновение и жить этим мгновением.