В Одессе, Херсоне, Ялте и Керчи комиссионки давали за каперту  ровно  1004  рубля,  цену  эту  знали  наизусть  все  китобойцы  и  танкеры,  все перегонщики, траулеры и  рефрижераторы,  цена,  как  говорится,  твердая,  а хочешь больших прибылей - кати в Донбасс или в Ташкент. Поэтому каперта была вроде самостоятельного гибралтарского  денежного  знака  со  своим  валютным курсом. Считалось, что, если уж и покупать что в Гибралтаре, так самый резон эти вот каперты. Хват решил во что бы то ни стало добыть шесть каперт.    

Фофочка не думал о капертах. Он  никогда  не  был  в  Гибралтаре,  как, впрочем, в любом  другом  иностранном  порту,  и  ждал  его  с  нетерпеливым любопытством. Если для Хвата Гибралтар был универмагом,  то  для  Фофочки  - скорее цирком.    

Сашку будущая стоянка манила потому, что  он  надеялся  хоть  несколько часов побыть с Анютой, если не наедине, то хотя бы среди  людей  незнакомых, равнодушных к их близости.    

Гибралтар для Юрки Зыбина был прежде всего землей, твердью, которая  не качается и не дрожит, по которой можно идти  так  долго,  что  с  непривычки заболят ноги, и можно даже пробежаться, на которой растут деревья с зелеными листьями и зеленая трава, и бегут ручьи и речки, и вода в ручьях и речках не пахнет железом.  Ему  хотелось  съесть  апельсин,  один  большой  тонкокожий испанский апельсин, впиться в него зубами и почувствовать, как сок бежит  по подбородку. Один апельсин, а после он снова согласен на макароны и  рыбу.  И еще хотелось ему увидеть  новые,  незнакомые  человеческие  лица  и  увидеть детей. Такие всегда причесанные мальчишки в Гибралтаре...    

Дед Резник мечтал, как он купит себе крепкого табаку, самого  крепкого, какой только найдется в этой лавчонке у казарм, слева, если идти из порта  в город.    

Доктору Ивану Ивановичу не терпелось  осмотреть  достопримечательности. Стармех Мокиевский рассказал ему, что в Гибралтаре есть  музей,  а  в  парке прямо на свободе гуляют обезьяны, и ему  очень  захотелось  сфотографировать обезьян на свободе.    

Сам Мокиевский, думая о стоянке, представлял себе, как они с  ребятами, не торопясь, разберут по винтику этот злосчастный  насос  забортной  воды  и узнают наконец, что  же  с  ним  стряслось.  Мокиевский  был  в  Гибралтаре, наверное, раз сорок.    

Старпом Басов прикидывал, успеют ли  они  покрасить  нос  и  где,  черт побери, будет он искать эти японские  батарейки.  Иногда  даже  снился  сон: вплотную придвинув к нему лицо, сын спрашивал зловещим  шепотом:  "Ты  купил мне японские батарейки?"    

Капитана Арбузова занимали  более  всего  хлопоты,  связанные  с  любым заходом в иностранный порт: работа с  лоцманом,  визит  карантинного  врача, торговля с шипшандлерами[10] -  того  и  гляди  надуют,  всучат  какую-нибудь гадость, тухлятину, начнутся всякие фокусы с валютой, - да мало ли  мороки  в порту...      

Но более всех тревожил заход в Гибралтар Бережного. Николай  Дмитриевич очень боялся, что в  Гибралтаре  кто-нибудь  убежит.  "Убежит"  -  в  смысле попросит политического убежища. Ведь были  случаи!  Были!  Имели  место!  И, наверное, тогда тоже казалось: некому вроде решиться  на  такое,  а  нашелся подлец!    

В который раз уже перечитывал Николай  Дмитриевич  судовую  роль,  одну фамилию за другой. Большинство фамилий связывалось в  сознании  Бережного  с живыми человеческими лицами, а если он не мог вспомнить лица  (все-таки  106 человек), то смотрел фотографию 4 х 5 на анкете и тогда уже вспоминал. Читал снова и снова, крутил так и этак, и все  получалось,  что  вроде  бы  некому бежать,- все люди как будто надежные.    

Сначала он особенно бдительно присматривался к тем, кто впервые попал в загранплавание и никогда не был  в  иностранных  портах.  Но  потом  подумал вдруг,  что  убежать  может  и  не  новичок:  один  раз  сходил,   поглядел, понравилось. На другой и задаст стрекача...    

За эти несколько дней узнал он из анкет очень  много  интересного:  кто женат, а кто нет, у кого дети, у кого живы родители, а у кого умерли. Сперва он испытывал невольную симпатию к семейным, особенно многодетным.  Но  много детей - тоже не очень хорошо. От другой  семьи  не  захочешь  -  убежишь.  И алиментов платить не надо, не взыщут... И хотя ни в одной из сотни анкет  не видел он, казалось бы, ничего подозрительного  и  заслуживающего  недоверия, все-таки было страшно: "Вдруг!" Скажут: "Ты куда же глядел?"    

Что делать? Кое-что можно сделать, конечно. Разбить  всех  на  пятерки. Еще лучше на тройки. Пускай идут  в  город  тройками.  Одного  ответственным назначить: чуть что, есть с кого спросить. Ну и по сменам, конечно,  с  умом распределить: кто с утра пойдет на  берег,  а  кто  после  обеда.  Например, радиста с судомойкой, ясное дело, в одну смену нельзя пускать.  Тут  и  двух мнений быть не может. Но одними тройками  задачи  не  решишь.  Удрать  и  из тройки можно. "А ну как всей тройкой сговорятся?.. Ну как же  я  им  всем  в душу влезу?"- с тоской подумал Николай Дмитриевич  и  начал  читать  список: Алисов, Арбузов, Бабкин, Бережной, Бражник,- пока не уперся глазами  в  одну фамилию: Зыбин. Дерзкий этот Зыбин. Упрямый. Ну и что? Ну упрямый.  Это  еще ни о чем не говорит... Вот и жена у него, сын Валерий пяти лет. Это  хорошо. Плавает с загранпаспортом уже давно. За  китами  ходил.  Это  хорошо.  Везде вроде хорошо, а спокойствия нет. Взгляд у него какой-то не такой...    

Николай  Дмитриевич  пополз  глазами  дальше,  по  списку,   нигде   не задержался, а когда дошел до конца, вновь вспомнил Зыбина и тут  же  отметил про себя: "Вот ведь ни о ком не думаю, а о нем думаю... Почему? Интуиция?.." Он решил пристроить Зыбина в надежную тройку, но  сколько  ни  подбирал  ему попутчиков, все ему казалось: не  те.  "Хоть  с  собой  его  бери, -  подумал Бережной.- А что? Может быть, это - самое лучшее..."    

Мысль создать тройку под собственным командованием сразу как-то увлекла Бережного. Итак, он с Зыбиным. А  третий?  Третьим  хорошо  бы  человечка  с языком. Он быстро перелистал анкеты и остановился на анкете Айболита: Хижняк Иван Иванович, 1911 года рождения, украинец,  из  служащих,  член  КПСС,  не состоял,  образование  высшее,  окончил  Львовский  медицинский  институт... английский (читаю, пишу), немецкий (читаю)... в плену и окружении не  был... не имеет... "Отечественной войны"  II  степени,  "За  боевые  заслуги",  "За победу над Германией",- все в порядке.    

Бережной успокоился. "Убежит!  Убежит!.. -  почти  весело  подумал  он. - Никто никуда не убежит..."     

На следующий день было короткое  собрание,  выступал  капитан,  сказал, чтобы все было пристойно по части выпивки, напомнил  о  драках  и  вообще  о поведении в зарубежном порту, сказал, чтоб  не  забывали,  короче,  кто  они есть.    

Потом  выступил   Бережной,   объяснил,   что   Гибралтар   -   колония Великобритании, крупнейшая крепость и  оплот  милитаризма,  играющий  важную роль в планах НАТО. И потому надо быть особенно бдительным и не  поддаваться на провокации.    

- А провокации возможны, - добавил он негромко и значительно.    

Все притихли. Когда капитан поинтересовался, есть ли  вопросы,  Фофочка вдруг поднял руку и спросил, какие возможны  провокации.  Кто-то  засмеялся. Бережной насупился, помолчал, потом ответил, что  возможны  самые  различные провокации. Например, будут бесплатно предлагать выпивку. Дед Резник подумал про себя, что за сорок пять лет скитаний по белу свету нигде от Архангельска до Веллингтона ни разу не посчастливилось ему нарваться на такую провокацию. Однако промолчал: теперь все может быть, теперь времена другие...    

Потом Айболит выступил с короткой исторической  справкой,  рассказал  о маврах, испанцах и англичанах, кто кого когда побеждал.