Смех перешёл в всхлипы. Я схватилась за живот, а эльф сполз со стула на пол.
Тагир задумчиво созерцал нашу истерику, пока это ему не надоело. А потом сложил руки "ковшиком", набрал воды в стоящем в углу чане и выплеснул эту воду на эльфа, отчего тот заткнулся. Я от своей порции воды увернулась, так что пострадали только кровать и мои нервы. Но, надо признать, смех знахарь перебил качественно и со знанием дела!
— Так что случилось? — спросил Тагир и нахмурился, увидев наши попытки улыбнуться.
— Эмм… ну… — опять замялся Олорин.
— Думаю, можно ему всё рассказать? — я задумчиво посмотрела на эльфа.
— Конечно, — облегчённо согласился тот, как будто я ему это разрешила. — Только подробно всё объяснять долго, вы ведь не знаете магического деления эльфов… Но, если коротко, то Совет эльфов Аманхиля принял Светлану… эээ, простите, Эленсиль, в полноправные жители Леса, но они не знали, что Эленсиль стала Серебряным магом, и теперь из их решения вытекает то, что Эленсиль становится Главой Совета и вообще Хранительницей Аманхиля! — Выпалив на одном дыхании эту тираду, эльф смолк, выжидательно уставившись на Тагира.
Травник меланхолично пожал плечами и посмотрел на меня:
— Может быть, Вы мне сможете что-нибудь объяснить?..
— Да я, собственно, сама половины не понимаю, — тоже пожала плечами я и просветила Тагира насчёт того, что я не из этого мира.
Олорин попереводил взгляд с меня на Тагира и обратно, потом обиженно выпятил губу и произнёс:
— Скучные вы. Ничего-то не понимаете… — и тут же испуганно смолк, кося на меня потемневшими глазами.
— А ты объясни, раз такой умный! — огрызнулась я.
— Но… — эльф в замешательстве посмотрел на знахаря.
Опять!!!
— Запомни раз и навсегда: при Тагире можешь говорить обо всём! — рявкнула я и поймала благодарный взгляд последнего. Ишь, скалится, два сапога — пара, с этим эльфом!!!
Эльф снова вздохнул (и почему мне показалось, что радостно?..) и выдал двухчасовую лекцию о магии эльфов и их иерархии.
Все расы этого мира имеют Силы. Эльфы, люди, гномы, тролли, орки (да, и они тут есть!) и прочие — все в той или иной степени владеют четырьмя Стихиями: Воды, Земли, Огня и Воздуха. Цвет волос эльфа означает, какая из этих Стихий у него самая сильная. Соответственно, красная шевелюра означает Огонь, зелёная — Землю, сине-зелёная — Воду и сине-фиолетовая — Воздух (при этих словах мы с Тагиром многозначительно покосились на сине-фиолетовую причёску Олорина — тот только фыркнул). Эльфы, кроме того, все без исключения обладают Силой Жизни. Она даётся любому эльфу с рождения — и именно поэтому, пока эльф не подрастёт и не разберётся со своими пристрастиями в магии, его волосы всегда молочно-белого цвета. Но очень редко бывает так, что самой сильной оказывается Стихия Жизни, и тогда белёсая шевелюра меняет цвет на искристо-серебристый…
Издревле Совет Леса составляли самые сильные маги. Это либо те, кто хорошо владеет всеми природными Стихиями (так называемые "радужные" маги), либо те, в ком сильна Стихия Жизни. И, опять же традиционно, именно кто-то из последних занимает пост Главы Совета и Хранителя Леса.
Я ещё долго ошеломлённо молчала, переваривая очередную свалившуюся на меня информацию и рассеянно крутя на пальце прядь своих, действительно ставших ярко-серебристыми, волос.
"А в какой момент они цвет поменяли?" — хмуро подумала я. — "Ведь получается, что из Леса я исчезла ещё с белёсой шевелюрой, а с тех пор я ничего такого и не делала…" Но тут мне вспомнилась "сладкая погибель", бодро вылезающая из голого каменного пола пещеры (интересно, у неё корни вообще были? Или атрофировались, за ненадобностью?). Блин, хоть бы раз я что хорошее намагичила!
Наконец всеобщее молчание мне надоело, и я спросила первое, что мне пришло в голову:
— Олорин, а у тебя… эээ… музыкального инструмента нет? — я сделала вид, что играю на гитаре, чтобы эльф понял, о чём речь. А я ведь даже не знаю, как здешняя "гитара" называется!
— Есть, — кивнул эльф и, не сходя с места, жестом фокусника откуда-то достал большой футляр. — А Вы откуда знаете?
— А я не знала, — ответила я.
Потом одела сапоги, накинула плащ и, взяв инструмент, вышла на улицу.
Ноги сами меня принесли к небольшому ручейку, который я видела во время прогулки с троллями. Удобно пристроившись на поваленном дереве на берегу, я достала "гитару" и попыталась на ней поиграть. Ничего, более-менее получалось, хотя мои излюбленные мелодии звучали незнакомо, тягуче-переливчато, но красиво…
Свой старый дом оставлю за воротами,
Пока мечты объяты ярким пламенем,
И жизнь пойдет чужими поворотами,
А смерть мелькнет простым и черным знаменем.
И уходить — покуда небо звездное,
И оставлять — покуда мысли мрачные,
И не жалеть — что рано, а что поздно ли,
И не молчать — пусть время неудачное.
И не забыть. Хотя страницы старые
И не на сто — на двести раз исписаны —
Не разобрать Судьбы листы дырявые
И ложь в словах одной забытой истины.
Дорог и троп пройди хоть раз и тысячу —
Миражных лет покров не приоткроется,
А на душе потеря молча высечет:
"Один. Не тот. Не вовремя. Не скроется".
И не уйдет от сумерек сомнения,
А жизнь мелькнет чужой и пестрой ласточкой…
И улетит. Пускай. Теперь уж вам меня
Не обмануть продажно-лживой сказочкой
О чудесах, что редко, но случаются,
Когда в пути мечта змеится лентами…
…А на краю привычно ждать останутся
Лишь жизнь да смерть разменными монетами.**
Когда отзвучал последний аккорд, я оглянулась на Олорина с вопросительно-удивлённым видом. Эльфа я почувствовала сразу, как он пришёл, но прерывать уже начатую песню не захотела.
— Эленсиль…
— Зови меня Лаир.
— Э… кхм… Почту за честь. А я — Виль… Лаир, я понимаю, тебе сейчас грустно и горько…
— К чему ты это говоришь? — когда мне не дают спокойно похандрить, я становлюсь излишне резкой.
— Я хочу рассказать тебе одну историю.
— Расскажи, — кивнула я. Сползла с поваленного дерева, опёрлась о него спиной и прикрыла глаза. — Расскажи. А я послушаю…
— Довольно давно (по крайней мере, по людским меркам) один совсем молодой эльф, которому прочили судьбу Хранителя Леса, влюбился в человеческую девушку, Нешелу. Он был любим и счастлив, и ради любимой ушёл из Леса и поселился среди людей. Вскоре у них родился сын, а потом и красавица-дочь. Но человеческий век не сравнить со временем, отпущенным эльфам, и наступил момент, когда всё ещё юному эльфу пришлось хоронить свою любимую. Эльф боролся с печалью и болью утраты и как мог помогал своим детям, продолжая жить среди людей. Но однажды его дочь погибла — нелепый несчастный случай, что так часто бывает у людей. Эльф похоронил и дочь и, попрощавшись с сыном, вернулся под сень родного Леса, пообещав себе больше никогда не общаться с людьми… А его сын женился, и у него уже тоже есть дети — девочка и мальчик. Только эльф больше не хочет ничего знать о своих внуках… а может, и не знает вообще…
— Раэн? — тихо спросила я, уже зная ответ.
— Да, Арондил Турин'Сулион, наша надежда и опора, как считали многие. Ведь до твоего появления у эльфов было всего два Серебряных мага: Сандариэль Мирэндиль, Хранительница Таурэстэля, и Арондил. Но он не захотел занять полагающийся ему пост, даже когда вернулся обратно в Лес…
— Но… разве Совет не мог настоять на своём? Разве ему не могли приказать? Нынешний Хранитель, например?..
— Мог. Но никто не стал бы. Дело в том, что Серебряные маги — ставленники самой Жизни, и если такой маг принимает решение, значит, оно в этой ситуации самое верное. Редко, очень редко Серебряный маг настаивает на своём — и его решение всегда оказывается единственно верным…
— Бедный Раэн, — вздохнула я. — Наверняка, никто никогда не упрекал его вслух, но все в душе думали, что он делает не то, что нужно, и не так, как нужно…