Он поглядывал в свое отражение в иллюминаторе. Лицо его блестело. Он втирал в него масло.

- Новый день - новые заботы, - сказал он приветливо. Звук его голоса резко ударил по моим нервам, как вообще это бывает по утрам. Я зажмурил глаза.

- Где мы? - спросил я.

Он ткнул локтем в экран Северной Америки. Две зеленых точки почти слились в одну.

- Мой бог, мы почти на месте, - сказала мне Алиса. Она проснулась быстро - в духе Мертвых земель.

- Я знаю, - ответил за меня Папаша, сконцентрировавшись на том, чем занимался, - но я намереваюсь побриться прежде, чем начнутся посадочные маневры.

- Ты думаешь, мы сядем автоматически? - спросила Алиса. А что, если мы начнем кружить над тем местом?

- Если это случится, тогда и будем думать, - промычал Папаша, выскребывая подбородок. - А до тех пор нечего беспокоиться. Там, в мешке, еще осталась пара бутылок кофе. Свой я уже выпил.

Я не вмешивался в их болтовню, потому что две зеленые точки и первая реплика Алисы напомнили мне гораздо более глубокую причину, по которой мои нервы были натянуты, как струна. И жизнерадостность Папаши была здесь не при чем. Ночь с ее колдовским очарованием, с ощущением, что можно проговорить целую вечность, ушла, и наступил безжалостно трезвый день, побуждающий к действию. Не так уж трудно изменить свой взгляд на жизнь, когда летишь, пусть даже болтаешься в воздухе, а рядом понимающие тебя друзья, но вскоре, я знал, я окажусь в пыли, рядом с тем, на что не хотел бы смотреть снова.

- Кофе, Рэй?

- Да, пожалуй. - Я взял у Алисы бутылку, и мне стало интересно, таким ли угрюмым, как у нее, было мое собственное лицо.

- Они не должны солить масло, - заявил Папаша. - Невозможно бриться.

- "Масло было самое свежее", - процитировала Алиса.

- Угу, - подхватил я. - Мартовский Заяц, который смазал часы Болванщика сливочным маслом.

Может, и правду говорят, что чахоточный юмор лучше, чем полное его отсутствие. Не знаю.

- О чем это вы бормочете? - требовательно вопросил Папаша.

- Вспомнили книжку, которую оба когда-то читали, - ответил я.

- Никто из вас случайно не пописывает? - спросил Папаша с неожиданным интересом. - Некоторые из наших ребят думают, что о нас нужно написать книгу. Я считаю, пока преждевременно, но они утверждают, что мы можем повымирать или случится еще что-нибудь. Эй, Дженни! Полегче. Мягче, прошу тебя!

Эта последняя реплика относилась к самолету, который решительно повернул налево. Мне стало тошно и неуютно. Вот оно.

Папаша засунул нож в ножны и окончательно вытер лицо. Алиса прикрепила ранен к поясу, я потянулся за своим вещмешком и невидящим взором уставился в обзорный иллюминатор.

Туман слегка посветлел. Я вспомнил огни святого Эльма над разрушенным заводом.

- Папаша, - я сказал или, вернее, проскулил, - для чего этому ублюдку было приземляться именно здесь? Он спешил с грузим в Атла-Хай, какого черта он прервал свой полет?

- Это просто, - сказал Папаша. - Он был плохим мальчиком. Так, по крайней мере, я думаю. Ему следовало прямым ходом идти на Атла-Хай, но был кто-то, кого он хотел навестить перед тем. Он остановился здесь, чтобы увидеться со своей подружкой. Да, со своей девушкой. Она пыталась его предупредить - так я объясняю ту вспышку электричества, которая вырвалась наружу из развалин завода и помешала его посадке, хотя девушка, конечно, не этого хотела. Кстати, что бы она там ни включила, предупреждая его, эта штуковина так до сих пор и остается включенной. Однако Грэйл не внял предупреждению.

Не успел я переварить услышанное, как семь деформированных бензиновых резервуаров материализовались из тумана. В поле нашего зрения возникла дорога, самолет выровнялся и стал замедлять ход. На этот раз он не задел разрушенный завод, хотя, могу поклясться, готов был вот-вот протаранить его. Когда я увидел, что мы не врежемся, мне захотелось закрыть глаза, но я не смог.

Я увидел черное пятно и тело Пилота, казавшееся более толстым, чем я его запомнил, - распухло. Но это не будет продолжаться долго. Три или четыре стервятника работали над ним.

VII

Смерть разожмет все руки.

Все охладит сердца,

Но нет ни адской муки,

Ни райского венца,

Без гнева, без участья

Листву сорвет ненастье,

Не может быть у счастья

Счастливого конца

Чарльз Суинберн,

"Сад Прозерпины"

Папаша сошел на землю первым. Затем мы спустили Алису. Перед тем как к ним присоединиться, я бросил последний взгляд на контрольную панель. Кнопка разрушенного завода отключилась снова, а над другой кнопкой возник голубой нимб. Видимо, Лос-Аламос. Я боролся с искушением нажать ее и убраться соло, но подумал: "Нет, в той сторонке мне ничего не светит, и одиночество хуже, чем то, что ожидает меня здесь". Я выбрался наружу.

Я не смотрел на труп, хотя мы стояли прямо в его головах. Я заметил застывшую лужииу серебра по одну сторону и вспомнил расплавившееся оружие. Стервятники, двигаясь вперевалку. отступили, но только на несколько ярдов.

- Можно убить их, - сказала Алиса Папаше.

- Зачем? - спросил он. - Некоторые индусы использоидди их, чтобы заботились о мертвых. В этом что-то есть.

- Парсы, - уточнила Алиса.

- Ага, парсы, именно их я и подразумевал. Через несколько дней будем иметь прекрасный чистый скелет.

Папаша повел нас мимо тела в сторону разрушенного завода. Было слышно, как громко жужжали мухи. Я чувствонал себя ужасно. Я сам хотел умереть. Чтобы просто идти за Папашей, требовалось неимоверное усилие.

- Его девушка обосновалась на замаскированном наблюдательном пункте, - заговорил Папаша. - Метеорологическая станция или еще что-то в этом роде. А может, они там пытались как раз устроить автоматическую станцию. Раньше я не мог вам этого сказать - вы были в таком настроении, что попытались бы уничтожить каждого, кто имел хоть отдаленное отношение к Пилоту. По правде говоря, я сделал нее возможное, чтобы удержать нас на расстоянии, позволив вам думать, что я издал этот вопль. Даже теперь, скажу честно, я не уверен, что поступаю правильно, раскрывая карты и показывая дорогу, однако в жизни иной раз приходится рисковать.

- Скажи, Папаша, - произнес я угрюмо, - а вдруг она выстрелит в нас или еще что-нибудь выкинет? - В этот момент я беспокоился не только о себе. - Или вы с ней добрые друзья?