Каждый раз, оказываясь в старой части города, Томас тихо благодарил судьбу за то, что ему посчастливилось жить не здесь. В этом районе находилось сердце культа, здесь были собраны практически все подозрительные и не вполне вменяемые люди, все, кого стоило рассматривать как потенциальных правонарушителей. Даже сейчас, следуя изменившимися, скованными решетками и окровавленной проволокой улицами, где всюду был жар неугасимого огня и совершенно не было людей, Гуччи одолевал растущую гадливость. Церковь Ордена выглядела отталкивающе и прежде, но теперь ее угольно-черные крыши, глубокая арка над входом, похожая на адову пасть, и разбитые до голых металлических каркасов ступени смотрелись зловеще даже для человека, лишенного любых религиозных чувств и суеверных страхов. Обступающие лестницу наклонные лужайки были покрыты горами прелых опавших листьев, а вместо засохших виноградных лоз они поросли теперь жирными черно-коричневыми корнями, мягкими и эластичными, словно плоть, и у кирпичных стен пульсирующими, точно кровеносные сосуды. Почти как ржавые трубы… Томас отвернулся и скорее пробежал вверх по лестнице, толкнул тяжелые двери, украшенные кровавым Нимбом Солнца, и вошел в зал со скамьями, обступившими алтарь, как в амфитеатре. Декорациями служили темные и реалистично прорисованные фрески, изображавшие сожжения тех, кого Орден называл «грешниками» и «ведьмами» - как правило, это были люди, в которых пробудилось здравомыслие, те, кто пытался покинуть ряды фанатиков, но вырваться из пасти ада за всю историю Сайлент Хилла никто так и не смог. В нечестивой церкви Гуччи увидел лишь одного прихожанина. Точнее, прихожанку. Это была Нелли, работавшая парикмахером с Говардом Гуччи после смерти его брата.

- И как я мог не знать, что ты принадлежишь к этой группировке? – озвучил свои мысли Томас, приближаясь к женщине. – А ведь и Филлип, и Говард тебе доверяли.

- Не называй Орден группировкой, Томми, - произнесла Нелли, тряхнув пышной копной пепельных волос, - это оскорбляет чувства верующих.

Офицер Гуччи пропустил замечание мимо ушей.

- Когда ты видела Говарда в последний раз? – перешел к делу он.

- Разве родственники имеют право заниматься расследование? – снова попыталась уколоть в ответ женщина.

- Очень интересно, откуда ты знаешь, что идет расследование, - не остался в долгу Томас.

- Какое нам дело до судеб грешников? – оставив вопрос полисмена без внимания, произнесла Нелли, вновь поправив непослушные светло-русые локоны, осыпанные золой проседи, и глядя в сторону фресок, достойных стать иллюстрациями средневековых проповедей о геенне огненной.

- И по какой же причине он вдруг стал грешником? – дернув ее за плечо и развернув к себе, еще раз попытался добиться ответа офицер. Нелли усмехнулась с прищуром, даже не пытаясь скрывать, что она чего-то недоговаривает.

- Кто такой Кзучилбара? – почти отчаявшись в собственной затее, Гуччи перешел к следующему пункту в списке того, что он пытался понять.

Лицо культистки помрачнело, брови сдвинулись в гневе, глубокие вертикальные морщины прорезали весноватый лоб.

- Не произноси это имя в храме Ордена! – требовательно воскликнула она.

- Значит, умеешь серьезно относиться к моим вопросам! – подловил ее Томас. – Похоже, ты достаточно много знаешь.

Он достал наручники и защелкнул на ее запястьях прежде, чем она успела отреагировать. Нелли переполошенно попыталась отшатнуться, и с ее худых плеч соскользнул на пол храма черный кружевной платок.

- По кому же это траур? – обратил внимание на упавший предмет одежды Гуччи. – В вашей вере вообще предусмотрен траур? Можешь молчать, это все равно не важно. Лучше все же скажи, когда последний раз видела Говарда?

- Томми, успокойся, - женщина попыталась сделать вид, что готова отвечать без лукавства, но откровенностью назвать это было никак нельзя, - и прекрати суетиться. Он явно не в этом мире.

- Поясни, - потребовал Томас.

- Думаю, ты сам все понимаешь.

Офицер умолк. Она, конечно же, навряд ли знала то, что теперь знал он. И все же понимание собственной безоружности мешало ему прижать ее. По какому поводу он решил ее задержать? Куда он ее поведет? Смыкая на запястьях Нелли браслеты наручников, Томас блефовал, не более того. Было не исключено, что она каким-то образом ощущала это, хотя, скорее, просто не могла похвастаться адекватностью, что всегда ожидаемо, когда приходится иметь дело с сектантами.

- Слушай, Нелли, - насупив брови, отчеканил Гуччи так сурово, как мог, - если мой отец не вернется домой, у меня будет более чем достаточно оснований трясти вас. Лучше скажи мне сейчас все, как есть. Ты знаешь кого-то, кто причастен? Знаешь что-то о послании – о мертвой птице?

Он рассчитывал шокировать ее тем фактом, что знал про дохлого кенара, подброшенного в парикмахерскую братьев Гуччи, или хотя бы пошатнуть ее уверенность в неуязвимости своей позиции, но вновь получил загадочную улыбку сумасшедшей.

- Ах, двадцать четыре птицы… - словно нараспев протянула Нелли. - Но тебе важны лишь три. Одна кричала на заре, одна пела в сумерках, а одна во тьме голос потеряет.

Томас уже слышал о двадцати четырех мертвых птицах. От Кауфмана. Однако не нашел повторного упоминания о них в блокноте врача. «Вот как кончил тот, кто знал, - безрадостно заключил про себя офицер. – Но уже поздно сворачивать».

- Что это значит? – прикрикнул он на женщину в наручниках. Теперь он был не на шутку взведен.

- Сам поймешь, - отмахнулась пепельно-русая культистка. - Ты же способный мальчик, Томми. Папа всегда так о тебе говорил.

Гуччи почувствовал, как непроизвольно сжались его кулаки. В сложившейся ситуации такие издевки, пусть даже со стороны женщины, заслуживали удара в лицо, заслуживали пролития крови. Мужчина сам противился нахлынувшей агрессии, оправдывая себя тем, что все, что случилось за последние дни, истощило его нервную систему до предела. Нельзя было давать волю эмоциям, нужно было рассуждать дальше. Встречалось еще одно упоминание числа двадцать четыре – в рукописи Кристофа о Кзучилбаре. «…Когда грешники отберут двадцать четыре невинные жизни». Кто же явится тогда на земли Сайлент Хилла?

- «Они истекают кровью на гнездах», - вспомнил офицер Гуччи другие слова доктора Кауфмана. - Речь об убийствах? Ритуальных?

Нелли молча отвела взгляд, и этого было достаточно для нее, чтобы выдать себя. И Орден.

- Сколько жертв уже было? – спросил Томас.

- Двадцать три, - нехотя выдавила из себя она. - И двадцать четвертая скоро будет. Она уже есть. Но не знает об этом!

Орден, палачи, ведра крови… Офицеру Гуччи все труднее давалось самообладание. Его голос едва предательски не сел на последнем, важнейшем вопросе:

- Одна из жертв – мой отец?

- Глупый мальчик! – раздраженно воскликнула Нелли. - Птицы на гнездах!